ЕЛЕНА ЛИТИНСКАЯ ● ПРИСУТСТВИЕ ДУХА ● РАССКАЗ
В мой сон скальпелем врезалась острая боль. Я в ужасе открывала глаза, боль затихала, и, убаюканная журчанием кондиционера, я снова засыпала. Но это уже был не полноценный крепкий сон, после которого утром пробуждаешься отдохнувшая, с верой в новый день, который принесет покой и даже, может, радостные сюрпризы. А так… полудрема, полувидение. Или лента цветного кинофильма, где ты, не желая того, выступаешь в главной женской роли. В сон, как в спальню, резко открывалась дверь и у изголовья появлялся Он. Точь-в-точь, как на портрете, который висел в спальне. (Этот портрет я сделала, увеличив давнюю фотографию, когда мы познакомились.)
Молодой, холеный, с длинными, почти до плеч, темно-русыми волосами, темно-карими с косинкой глазами и ярким ртом в обрамлении аккуратно подстриженных усов и короткой бородки. Он садился на мою кровать, осторожно, с краю, и ласково смотрел на меня. Когда Он пришел впервые, я в испуге натянула на себя одеяло до самых глаз, замахала на него рукой и закричала:
– Это ты? Зачем? Уходи!
•Тс! Тихо, Олечка, девочка моя. Да, это я, твой муж Женя. Не бойся! Я не
причиню тебе вреда.
– Но ты же умер. Тебя нет. Я не верю в духов и призраков.
– Придется поверить… Если можно, я буду иногда приходить к тебе. Мне без тебя
там очень плохо. Не прогоняй меня. Нам есть о чем поговорить.
Я дрожала, как осиновый лист, но все же, сквозь дрожь и оторопь, продолжала всматриваться в знакомые, любимые черты и, понимая, что иду на сговор с потусторонней тайной силой, все же не смогла отказаться от Жени и сказать: «Нет! Я не хочу, чтобы ты приходил».
С тех пор Он повадился приходить ко мне (точнее сказать, возникать). Слава Богу, не каждую ночь. Так, где-то раз или два в неделю. Если бы приходил чаще, я бы не выдержала: заболела бы или, может, умерла вслед за ним. Его появления действовали на меня двояко: с одной стороны, пугали и выкачивали мою и без того слабую энергию, с другой – окрыляли, опьяняли, как наркотик, без которого я уже не могла обойтись. Дух Жени открывал передо мной дверь в запретный мир, и я сама на какое-то время превращалась в полуженщину-полуведьму. Нет, я не лишалась рассудка. Его приходы не были моими галлюцинациями. Женин дух был бестелесен, но реален, ибо оболочка его тела была наполнена какой-то странной субстанцией, не похожей на земную. И запах. От него исходил упоительный запах, от которого сладко и томительно кружилась голова. Я и страшилась его приходов, и ждала их.
– Прости меня, пожалуйста, если можешь, за то, что я тогда затеяла ссору в машине, кричала на тебя. Я виновата в той роковой аварии и в твоей гибели. Столько лет прошло, а я все чувствую свою вину и пытаюсь замолить этот грех.
– Не вини себя, Оленька. Никакой твоей вины тут нет. Я сам, своими руками себя угробил. Если бы не погиб в аварии, потом бы, все равно, наложил на себя руки или меня бы прикончили. Вспомни! С бизнесом я не справился. Стал играть на бирже, просаживал последние деньги в казино. Неумело делал вклады. Все потерял. Влез в жуткие долги, кредиторы наступали мне на пятки, угрожали расправой. Поставили меня на счетчик. И я не видел никакого выхода. Удивительно, как ты вообще меня терпела. Я неотвратимо катился вниз. Понадеялся на наше русское «авось». Авось, кривая вывезет. Авось, свершится чудо… А чудес на земле не бывает.
– Как так, не бывает? А разве то, что мы с тобой сейчас разговариваем – не чудо? – воскликнула я.
– Нет, это обычное общение обитателей двух миров. Миров, которые в твоем, земном, понимании параллельны, а на самом деле – взаимопроникаемы. Я не хочу тебе морочить голову сложными объяснениями происходящего. Просто воспринимай мои появления как сны. Так будет проще.
– Но ты же не сон. Я вот могу тебя потрогать, – нерешительно прошептала я и протянула к Жене руку, дотронулась до его лица. Под моей рукой затрепетала, забилась птицей живая энергия. Я испуганно отдернула руку, как будто меня ударило током.
– Глупенькая моя! Ну, чего же ты боишься? Неужели ты думаешь, что я для тебя опасен? Ведь я так люблю тебя.
– И я все еще люблю тебя. Прошло десять лет, а у меня за эти годы, можно сказать, никого не было и нет. Так, был один друг… Пыталась отвлечься, забыться. Но ничего хорошего из этой связи не вышло. Только горечь и разочарование. Приклеил ты меня к себе, пригвоздил, на всю мою оставшуюся жизнь.
– Так ты несчастна, девочка моя? А я-то думал, что моя смерть развяжет тебе руки.
– Да, да, да! Я тоже так думала. Ты достал меня своими растратами и разгильдяйством. Я чувствовала свое бессилие перед твоим упрямством… Ты умер. Я мечтала начать новую жизнь с чистого листа. Но ничего, ничегошеньки из этого не вышло. Лист этот был навсегда исписан, и даже печать поставлена со словом «конец»! Не осталось места для новой жизни… Я вроде живу и не живу. А ты? Как тебе там?
– Я не буду рассказывать, как мне «там». Чтобы осмыслить понятие «там», надо там быть. Ты пока здесь, и… всему свое время. Одно могу сказать: мне без тебя плохо. Выражаясь земным языком, у меня «там» много свободного времени, и я провожу это время в воспоминаниях о своей жизни «здесь» и о нашей с тобой жизни. Эх, если бы можно было все переиграть… Вот я и решил иногда навещать тебя, чтобы только видеть твое, такое любимое, родное лицо. Чтобы слышать твой голос. Если, конечно, не прогонишь.
– Господи! Я так счастлива, что ты со мной, что ты меня простил. Знаешь, я тоже часто вспоминаю наше начало, как мы с тобой познакомились. Любила тебя, как безумная, ревновала к работе, к женщинам, к друзьям. Ты… прекрасно выглядишь. Помолодел лет на двадцать. Вы «там», похоже, знаете секрет вечной молодости. Я, наверное, кажусь тебе старухой? Столько морщинок и седых волос появилось за эти годы. Кремы не помогают. Краска быстро смывается.
– Ничего не вижу: ни морщин, ни седых волос. Для меня ты всегда одинакова, моя маленькая девочка Оленька.
Женя протянул руку и дотронулся до моего лица, шеи. Я почувствовала приятное тепло. Теплота разлилась вниз к груди и животу. Я закрыла глаза. Паранормальность ситуации перестала смущать меня. Колени дрожали. Мне захотелось большего… Я молча прильнула к контурам Жени, на мгновение забыв, что он бестелесен, ожидая привычного соприкосновения тел. Соприкосновения не произошло. Ощущения были странными, словно я погрузилась в океан в знойный летний день и поплыла. Или, как будто, я парила над Землей. Меня охватило чувство неземного блаженства, но это не было краткое физическое блаженство. Это было нечто большее. Я не знаю, как точно описать свое состояние, ибо такое испытывала впервые. Одно слово – неземное. Ощущение непередаваемого словами блаженства души и тела длилось долго… Я потеряла счет времени. В окно медленно крался рассвет. Когда я открыла глаза, Жени рядом не было.
Я привыкла к ночным появлениям Жени и постепенно стала воспринимать их как неотъемлемую часть своей жизни, как необходимость. Приходила на работу осунувшаяся, с темными кругами под глазами, которые блестели неестественным блеском. «Не иначе, как наша вдовушка завела себе любовника. Давно пора», – перешептывались за моей спиной сотрудники, а в глаза спрашивали с ехидным подтекстом:
– Что с тобой, дорогая? Под глазами синяки. Ты какая-то бледная. Плохо спишь? Бессонница замучила? Может, стоит показаться врачу?
– Не волнуйтесь! Все в порядке, – успокаивала я доброхотов и загадочно улыбалась в ответ.
Я понимала, что со мной происходит нечто из ряда вон выходящее. Не так-то часто духи покойных мужей навещают своих жен наяву. (А может, это были сны?) Я решила докопаться до истины происходящего. Перечитала кучу литературы о духах, призраках, потустороннем мире, природе сновидений, слуховых и визуальных галлюцинациях, паранормальных явлениях, колдовстве, даже контактах с инопланетянами, и сделала утешительное открытие, что я – не единственная, вовлеченная в эту игру двух миров, света и тени. Были описаны и другие подобные случаи. А раз я не единственная, а просто одна из немногих, значит, нечего переживать по этому поводу и, даже наоборот, надо радоваться, что мне суждено быть избранной. Шизофрению я сразу отмела, так как по всем другим медицинским показаниям была психически абсолютно здорова.
Конечно, мне хотелось с кем-то поделиться своим паранормальным опытом, просто поболтать по-женски, по-человечески, чтобы откликнулись, поохали, посопереживали или порадовались вместе со мной. Но я интуитивно чувствовала и умом понимала, что надо сохранить все в строжайшей тайне, иначе… что случится, я не знала. Может, настоятельно посоветуют лечиться, а может, попросят уйти с работы по собственному желанию или просто уволят. А главное, я предчувствовала, что, если проболтаюсь, Женя больше не придет никогда.
Когда я сказала Жене, что у меня не было бой-френда, я слукавила. У меня был Павел, с которым я встречалась уже несколько лет. Вначале нас связывало физическое влечение, интеллектуальные разговоры об искусстве и совместные путешествия во время отпуска. Раздельное проживание устраивало нас обоих. Мы не стремились съехаться и создать подобие семьи. Каждый превыше всего ценил свое независимое «эго». Потом, со временем, острота чувств притупилась, наши свидания и поездки превратились в некую рутину, которую мы искусственно поддерживали, чтобы окончательно не порвать отношений. Возможно, у Павла появилась другая женщина, и он стал «любить» на два фронта. Я не задавала ему лишних вопросов, беззаботно плыла по течению, ожидая, что в один «рутинный» день Павел просто, без объяснений, не явится на свидание. А я не позвоню ему, не устрою телефонную сцену, и наш многолетний роман безболезненно сойдет на нет.
Далее все произошло с точностью до наоборот. Когда в моей жизни появился дух Жени, Павел не только не исчез, но вдруг снова проникся ко мне пылкой любовью, стал каждый день названивать, приглашать к себе, набиваться в гости. Я могла бы проигнорировать его звонки, но мне жаль было обрывать наши отношения на пике новой вспышки страсти. К тому же, я, грешная душа, захотела еще раз испытать земную любовь, сравнить ее с неземной и позвала Павла вечером к себе. Я немного нервничала, но не чувствовала себя изменницей ни по отношению к Жене, ни по отношению к Павлу, ибо разве можно изменить человеку с духом, а духу – с человеком? Оставалось только надеяться, что, когда придет Павел, Женя не явится, а если и явится, то Павел не сможет его увидеть, так как видеть Женю я считала, скажем так, сугубо своей паранормальной привилегией.
В тот вечер Павел приятно удивил меня. Он принарядился в модные брюки и фирменную итальянскую рубашку (вместо обычных джинсов и футболки) и принес мне пышный букет белых роз, по виду и дизайну – из недешевого цветочного магазина. От Павла приятно пахло аж туалетной водой Армани.
– Ты чудно выглядишь, – отметила я. – Какой великолепный букет! Парадная одежда. Что празднуем?
– Неужели не помнишь? Сегодня годовщина нашего знакомства. Мы с тобой познакомились ровно семь лет назад.
– Конечно, помню… Но почему мы отмечаем именно седьмую годовщину? Не припоминаю, чтобы ты приносил мне цветы в прошлом году или в позапрошлом. Что происходит, Паша? – улыбнулась я.
– Ну, во-первых, семь – священное число. А во-вторых, мне просто захотелось принести любимой женщине цветы. Тебе этого объяснения мало?
– Абсолютно достаточно! – сказала я, приняла букет цветов из Пашиных рук и легко поцеловала его в губы. Он ответил мне более долгим поцелуем. Я слегка отстранилась и объяснила:
– Пойду, принесу вазу, достойную такого шикарного букета.
Когда я вернулась в гостиную с вазой для цветов, Паша как-то нервно ходил по комнате, словно ему неожиданно стало не по себе. Что-то беспокоило его, и сразу между нами возникла какая-то невидимая преграда.
– Не пойму никак. Вдруг душновато стало. Может, включишь кондиционер? – попросил он.
– Да ты что, Павлик? Кондиционер и так работает на полную катушку. Мне – даже холодно. Вот видишь: жакет набросила.
– Да? Значит, я просто пришел разгоряченный с улицы… Пойдем в ресторан или закажем ужин домой?
– Давай останемся дома. Неохота выползать на улицу в такую жару. Позвони в турецкий ресторан, а? Закажи шашлычок, кальмары по-романски и греческий салат с брынзой. Бутылка Шардоне у меня есть, – предложила я.
Еду привезли очень скоро. Салат был свеж, шашлык нежен, кальмарные кольца таяли во рту, вино приятно кружило голову. Я потянула Павла в спальню. Он тяжело поднялся со стула и пошел за мной, как-то грузно оседая, еле ноги волочил.
– Что с тобой? Что-нибудь не так? – спросила я и тут же осеклась. Мое внимание привлек Женин портрет, который вот уже десять лет спокойно висел над кроватью в спальне (как и полагается портрету), а тут вдруг словно ожил. Женя смотрел на нас с портрета пристальным осуждающим взглядом, и добрая улыбка, которая украшала прежде его лицо, превратилась в гримасу недовольства. Брови нахмурились, между ними пролегла глубокая складка. Казалось, он вот-вот выйдет из портрета, заговорит, накричит, обругает нас, незадачливых любовников. Мне стало жутко. Я непроизвольно вцепилась в Павлика, ища защиты от гнева портрета. А Павел совсем ослабел и обмяк под моей рукой.
– Прости меня, Олечка! Я себя плохо чувствую. То ли от жары разморило, то ли вирус какой-то подцепил. Голова болит, и жуткая слабость. Не в форме я. Совсем не в форме. Можно я тут у тебя просто немного посплю? – нерешительно сказал Павел.
– Конечно, можно, – согласилась, было, я, но, подумав, что ничем хорошим для Паши сегодня этот ночлег под Жениным портретом не кончится, поспешно добавила:
– Нет, знаешь, я лучше отвезу тебя домой. Ты до машины дойти сможешь?
* * *
Я отвезла Пашу к нему домой. Уложила его в постель. Дала чаю с медом, на всякий случай, прекрасно понимая, что ни чаем, ни медом тут не поможешь. И тут вдруг зазвонил Пашин мобильник. Отвечать или нет? Я знала, что у Павла в Америке не было близких родственников. Его бывшая жена и взрослый сын жили в Питере, родители умерли. Может, это звонил какой-то Пашин приятель или друг? Паша нуждался в круглосуточном уходе. Мне одной с этим не справиться. К тому же, утром надо было идти на работу. Поколебавшись, я решила ответить на звонок.
– Алло!
– Кто это? – раздался удивленный женский голос.
– А кто Вам нужен? – ответила я вопросом на вопрос.
– Мне нужен Павел.
– Павел болен, ответить не может.
– Болен? Так сильно болен, что не может подойти к телефону? Что с ним?
– Я как раз пытаюсь это понять.
– Странно… Простите, а Вы кто?
– Я Оля. А кто Вы?
– А я – Вера, Пашина girlfriend.
– Какое совпадение. Я тоже его girlfriend, – сказала я с вызовом.
– Но ведь он мне сказал, что Оля, то есть Вы, – вчерашний день.
– Интересно получается. А я даже не предполагала, что Вы – день сегодняшний.
– И что же теперь делать? – недоумевала Вера.
– Как что делать? Надо Пашу лечить. Если Вы – его girlfriend, значит, Вы должны немедленно приехать и быть у постели больного, – сказала я приказным тоном.
– Но я сейчас занята и приехать никак не могу, – пролепетала Вера.
– Вы должны бросить все дела! Если не приедете, Вы ему никто, – продолжала я наступление.
– Я сегодня не могу… Я постараюсь приехать завтра, – испуганно пообещала Вера и нажала отбой.
Ни завтра, ни на следующий день Вера не приехала. У постели больного Паши осталась я, которая, по словам Веры, была уже «вчерашний день». Я позвонила на работу и взяла отпуск за свой счет «по семейным обстоятельствам», хоть никакой семьи, кроме духа мужа, у меня не было.
Паша проболел несколько дней, бредил, кричал: «Сгинь, нечистая сила!» – махал на кого-то руками. Я не отходила от него, спала урывками тут же в кресле, ухаживала за ним, как могла. Вытирала пот со лба, меняла белье, поила из ложечки. Врача я не вызвала и в больницу Пашу не отвезла, осознавая, что перед темными силами медицина бессильна. Потом вдруг утром Паша проснулся и ощутил себя совершенно здоровым. Только на меня косился как-то подозрительно. Любви в его взгляде точно не было. Наверное, некто приказал Паше держаться от меня подальше. Бедный Паша пострадал, но он еще легко отделался… Разозленный дух Жени мог вполне наслать на Пашу хроническую хворь или просто прикончить.
– Будь здоров Павлик! Смотри, не болей больше. Ухаживать за тобой некому, сказала я на прощанье и добавила. – Совсем забыла. Тебе звонила твоя girlfriend Вера. Она сказала, что я – «вчерашний день».
Поставив точку, на нашем семилетнем романе (воистину число «семь» роковое), я поехала домой. В гостиной на столе в переливающейся радужными оттенками хрустальной вазе, поникнув некогда гордыми головками и сердито выставив острые шипы, стояли засохшие белые розы. С тех пор Паша мне больше не звонил. Портрет в спальне успокоился и вернул Женино лицо в прежнее состояние доброй, умиротворенной улыбки.
Шли дни, недели. Женин дух не подавал, если так можно сказать о духе, признаков жизни. Вот такое наказание Он мне придумал за Павлика. Я погналась за двумя зайцами и осталась ни с кем. Каждую ночь, перед тем как лечь спать, я подходила к портрету Жени и умоляла его снова прийти ко мне. Портрет оставался статичным и равнодушным к моим мольбам. А я все ждала и ждала. Ночью плохо спала, больше дремала и ворочалась. Днем ходила, как сомнамбула. Выглядела я ужасно, похудела. Мое существование превратилось в ожидание прихода Жени. На работе уже никто ни о чем не спрашивал. Все только молча сочувствовали и качали головами, мол, вот до чего могут довести женщину дела любовные. Знали бы они, какие бывают любовные дела…
Женя явился снова, когда я, было, уже совсем потеряла надежду. Такой же, как прежде: добрый, ласковый, любящий. Он ни в чем не упрекал меня, и мне не пришлось объяснять ему про Пашу. Мы просто вспоминали молодость.
– А помнишь, как ты на автобусной остановке покупал в газетном автомате New York Times, наклонился, и автомат «схватил» тебя за галстук?
– Помню. Еще бы не помнить! Я стою, как дурак, согнувшись в три погибели. Конец галстука в автомате, что делать не знаю. Галстук ни вырвать, ни развязать. Автобус давно уехал, а я все стою, нервничаю, на работу опаздываю. И смех, и грех. Прохожие только лыбятся, нет чтобы выручить человека. Потом, наконец-то, какой-то местный парнишка сжалился надо мной: сбегал домой, принес ножницы и отрезал меня от бандитского автомата.
– А помнишь, как после нашей свадьбы в ресторане остался целый ящик вина? Ты был бухой-бухой. Поднял этот злополучный ящик, чтобы загрузить его в машину, не удержал тяжесть и грохнул. Все бутылки разбил, до единой!
– Да уж! Столько добра пропало. Такое не забывается.
Мы все вспоминали и вспоминали… Ничего печального, драматического. Одно только смешное, несуразное, радостное. А потом Женя снова любил меня головокружительной, всепроникающей, неземной любовью. И я снова то ли плыла в океане, то ли летала над Землей…
– Женечка! А Бог есть? – нерешительно спросила я.
– Не знаю. Не видел, – отшутился Женя. – А впрочем, наверное, Бог все же есть, если мы с тобой можем вот так встречаться.
– Возьми меня с собой! Я не хочу жить от встречи до встречи. Я устала от одиночества. Не могу больше так… все ждать и ждать, когда ты снова придешь, – умоляла я его.
– Ты понимаешь, о чем просишь? Чтобы быть со мной всегда, ты должна умереть. Ты должна убить себя. Я не могу принять от тебя такую жертву. Всему свой черед. Еще никто на Земле не остался.
– А я больше не хочу быть на этой «распрекрасной» Земле, если тебя нет со мной рядом. Слышишь, не хочу! Теперь я знаю, что мне делать.
– Ты взрослая женщина и вольна делать, что хочешь, но самоубийство – страшный грех, – пытался урезонить меня Женя. – Я не желаю в этом участвовать.
Приближалось утро. Дух Жени, как обычно, исчез с рассветом. Я выключила кондиционер и открыла окно. Свежий утренний ветерок заиграл занавеской. На подоконник села какая-то пестрая птичка и радостно затараторила на своем птичьем языке. Я достала бутылочку с таблетками снотворного, но так и не открыла ее и застыла с этой бутылочкой в руке, освещенная ласковыми солнечными лучами…
В мой сон скальпелем врезалась острая боль. Я в ужасе открывала глаза, боль затихала, и, убаюканная журчанием кондиционера, я снова засыпала. Но это уже был не полноценный крепкий сон, после которого утром пробуждаешься отдохнувшая, с верой в новый день, который принесет покой и даже, может, радостные сюрпризы. А так… полудрема, полувидение. Или лента цветного кинофильма, где ты, не желая того, выступаешь в главной женской роли. В сон, как в спальню, резко открывалась дверь и у изголовья появлялся Он. Точь-в-точь, как на портрете, который висел в спальне. (Этот портрет я сделала, увеличив давнюю фотографию, когда мы познакомились.)
Молодой, холеный, с длинными, почти до плеч, темно-русыми волосами, темно-карими с косинкой глазами и ярким ртом в обрамлении аккуратно подстриженных усов и короткой бородки. Он садился на мою кровать, осторожно, с краю, и ласково смотрел на меня. Когда Он пришел впервые, я в испуге натянула на себя одеяло до самых глаз, замахала на него рукой и закричала:
– Это ты? Зачем? Уходи!
•Тс! Тихо, Олечка, девочка моя. Да, это я, твой муж Женя. Не бойся! Я не
причиню тебе вреда.
– Но ты же умер. Тебя нет. Я не верю в духов и призраков.
– Придется поверить… Если можно, я буду иногда приходить к тебе. Мне без тебя
там очень плохо. Не прогоняй меня. Нам есть о чем поговорить.
Я дрожала, как осиновый лист, но все же, сквозь дрожь и оторопь, продолжала всматриваться в знакомые, любимые черты и, понимая, что иду на сговор с потусторонней тайной силой, все же не смогла отказаться от Жени и сказать: «Нет! Я не хочу, чтобы ты приходил».
С тех пор Он повадился приходить ко мне (точнее сказать, возникать). Слава Богу, не каждую ночь. Так, где-то раз или два в неделю. Если бы приходил чаще, я бы не выдержала: заболела бы или, может, умерла вслед за ним. Его появления действовали на меня двояко: с одной стороны, пугали и выкачивали мою и без того слабую энергию, с другой – окрыляли, опьяняли, как наркотик, без которого я уже не могла обойтись. Дух Жени открывал передо мной дверь в запретный мир, и я сама на какое-то время превращалась в полуженщину-полуведьму. Нет, я не лишалась рассудка. Его приходы не были моими галлюцинациями. Женин дух был бестелесен, но реален, ибо оболочка его тела была наполнена какой-то странной субстанцией, не похожей на земную. И запах. От него исходил упоительный запах, от которого сладко и томительно кружилась голова. Я и страшилась его приходов, и ждала их.
– Прости меня, пожалуйста, если можешь, за то, что я тогда затеяла ссору в машине, кричала на тебя. Я виновата в той роковой аварии и в твоей гибели. Столько лет прошло, а я все чувствую свою вину и пытаюсь замолить этот грех.
– Не вини себя, Оленька. Никакой твоей вины тут нет. Я сам, своими руками себя угробил. Если бы не погиб в аварии, потом бы, все равно, наложил на себя руки или меня бы прикончили. Вспомни! С бизнесом я не справился. Стал играть на бирже, просаживал последние деньги в казино. Неумело делал вклады. Все потерял. Влез в жуткие долги, кредиторы наступали мне на пятки, угрожали расправой. Поставили меня на счетчик. И я не видел никакого выхода. Удивительно, как ты вообще меня терпела. Я неотвратимо катился вниз. Понадеялся на наше русское «авось». Авось, кривая вывезет. Авось, свершится чудо… А чудес на земле не бывает.
– Как так, не бывает? А разве то, что мы с тобой сейчас разговариваем – не чудо? – воскликнула я.
– Нет, это обычное общение обитателей двух миров. Миров, которые в твоем, земном, понимании параллельны, а на самом деле – взаимопроникаемы. Я не хочу тебе морочить голову сложными объяснениями происходящего. Просто воспринимай мои появления как сны. Так будет проще.
– Но ты же не сон. Я вот могу тебя потрогать, – нерешительно прошептала я и протянула к Жене руку, дотронулась до его лица. Под моей рукой затрепетала, забилась птицей живая энергия. Я испуганно отдернула руку, как будто меня ударило током.
– Глупенькая моя! Ну, чего же ты боишься? Неужели ты думаешь, что я для тебя опасен? Ведь я так люблю тебя.
– И я все еще люблю тебя. Прошло десять лет, а у меня за эти годы, можно сказать, никого не было и нет. Так, был один друг… Пыталась отвлечься, забыться. Но ничего хорошего из этой связи не вышло. Только горечь и разочарование. Приклеил ты меня к себе, пригвоздил, на всю мою оставшуюся жизнь.
– Так ты несчастна, девочка моя? А я-то думал, что моя смерть развяжет тебе руки.
– Да, да, да! Я тоже так думала. Ты достал меня своими растратами и разгильдяйством. Я чувствовала свое бессилие перед твоим упрямством… Ты умер. Я мечтала начать новую жизнь с чистого листа. Но ничего, ничегошеньки из этого не вышло. Лист этот был навсегда исписан, и даже печать поставлена со словом «конец»! Не осталось места для новой жизни… Я вроде живу и не живу. А ты? Как тебе там?
– Я не буду рассказывать, как мне «там». Чтобы осмыслить понятие «там», надо там быть. Ты пока здесь, и… всему свое время. Одно могу сказать: мне без тебя плохо. Выражаясь земным языком, у меня «там» много свободного времени, и я провожу это время в воспоминаниях о своей жизни «здесь» и о нашей с тобой жизни. Эх, если бы можно было все переиграть… Вот я и решил иногда навещать тебя, чтобы только видеть твое, такое любимое, родное лицо. Чтобы слышать твой голос. Если, конечно, не прогонишь.
– Господи! Я так счастлива, что ты со мной, что ты меня простил. Знаешь, я тоже часто вспоминаю наше начало, как мы с тобой познакомились. Любила тебя, как безумная, ревновала к работе, к женщинам, к друзьям. Ты… прекрасно выглядишь. Помолодел лет на двадцать. Вы «там», похоже, знаете секрет вечной молодости. Я, наверное, кажусь тебе старухой? Столько морщинок и седых волос появилось за эти годы. Кремы не помогают. Краска быстро смывается.
– Ничего не вижу: ни морщин, ни седых волос. Для меня ты всегда одинакова, моя маленькая девочка Оленька.
Женя протянул руку и дотронулся до моего лица, шеи. Я почувствовала приятное тепло. Теплота разлилась вниз к груди и животу. Я закрыла глаза. Паранормальность ситуации перестала смущать меня. Колени дрожали. Мне захотелось большего… Я молча прильнула к контурам Жени, на мгновение забыв, что он бестелесен, ожидая привычного соприкосновения тел. Соприкосновения не произошло. Ощущения были странными, словно я погрузилась в океан в знойный летний день и поплыла. Или, как будто, я парила над Землей. Меня охватило чувство неземного блаженства, но это не было краткое физическое блаженство. Это было нечто большее. Я не знаю, как точно описать свое состояние, ибо такое испытывала впервые. Одно слово – неземное. Ощущение непередаваемого словами блаженства души и тела длилось долго… Я потеряла счет времени. В окно медленно крался рассвет. Когда я открыла глаза, Жени рядом не было.
Я привыкла к ночным появлениям Жени и постепенно стала воспринимать их как неотъемлемую часть своей жизни, как необходимость. Приходила на работу осунувшаяся, с темными кругами под глазами, которые блестели неестественным блеском. «Не иначе, как наша вдовушка завела себе любовника. Давно пора», – перешептывались за моей спиной сотрудники, а в глаза спрашивали с ехидным подтекстом:
– Что с тобой, дорогая? Под глазами синяки. Ты какая-то бледная. Плохо спишь? Бессонница замучила? Может, стоит показаться врачу?
– Не волнуйтесь! Все в порядке, – успокаивала я доброхотов и загадочно улыбалась в ответ.
Я понимала, что со мной происходит нечто из ряда вон выходящее. Не так-то часто духи покойных мужей навещают своих жен наяву. (А может, это были сны?) Я решила докопаться до истины происходящего. Перечитала кучу литературы о духах, призраках, потустороннем мире, природе сновидений, слуховых и визуальных галлюцинациях, паранормальных явлениях, колдовстве, даже контактах с инопланетянами, и сделала утешительное открытие, что я – не единственная, вовлеченная в эту игру двух миров, света и тени. Были описаны и другие подобные случаи. А раз я не единственная, а просто одна из немногих, значит, нечего переживать по этому поводу и, даже наоборот, надо радоваться, что мне суждено быть избранной. Шизофрению я сразу отмела, так как по всем другим медицинским показаниям была психически абсолютно здорова.
Конечно, мне хотелось с кем-то поделиться своим паранормальным опытом, просто поболтать по-женски, по-человечески, чтобы откликнулись, поохали, посопереживали или порадовались вместе со мной. Но я интуитивно чувствовала и умом понимала, что надо сохранить все в строжайшей тайне, иначе… что случится, я не знала. Может, настоятельно посоветуют лечиться, а может, попросят уйти с работы по собственному желанию или просто уволят. А главное, я предчувствовала, что, если проболтаюсь, Женя больше не придет никогда.
Когда я сказала Жене, что у меня не было бой-френда, я слукавила. У меня был Павел, с которым я встречалась уже несколько лет. Вначале нас связывало физическое влечение, интеллектуальные разговоры об искусстве и совместные путешествия во время отпуска. Раздельное проживание устраивало нас обоих. Мы не стремились съехаться и создать подобие семьи. Каждый превыше всего ценил свое независимое «эго». Потом, со временем, острота чувств притупилась, наши свидания и поездки превратились в некую рутину, которую мы искусственно поддерживали, чтобы окончательно не порвать отношений. Возможно, у Павла появилась другая женщина, и он стал «любить» на два фронта. Я не задавала ему лишних вопросов, беззаботно плыла по течению, ожидая, что в один «рутинный» день Павел просто, без объяснений, не явится на свидание. А я не позвоню ему, не устрою телефонную сцену, и наш многолетний роман безболезненно сойдет на нет.
Далее все произошло с точностью до наоборот. Когда в моей жизни появился дух Жени, Павел не только не исчез, но вдруг снова проникся ко мне пылкой любовью, стал каждый день названивать, приглашать к себе, набиваться в гости. Я могла бы проигнорировать его звонки, но мне жаль было обрывать наши отношения на пике новой вспышки страсти. К тому же, я, грешная душа, захотела еще раз испытать земную любовь, сравнить ее с неземной и позвала Павла вечером к себе. Я немного нервничала, но не чувствовала себя изменницей ни по отношению к Жене, ни по отношению к Павлу, ибо разве можно изменить человеку с духом, а духу – с человеком? Оставалось только надеяться, что, когда придет Павел, Женя не явится, а если и явится, то Павел не сможет его увидеть, так как видеть Женю я считала, скажем так, сугубо своей паранормальной привилегией.
В тот вечер Павел приятно удивил меня. Он принарядился в модные брюки и фирменную итальянскую рубашку (вместо обычных джинсов и футболки) и принес мне пышный букет белых роз, по виду и дизайну – из недешевого цветочного магазина. От Павла приятно пахло аж туалетной водой Армани.
– Ты чудно выглядишь, – отметила я. – Какой великолепный букет! Парадная одежда. Что празднуем?
– Неужели не помнишь? Сегодня годовщина нашего знакомства. Мы с тобой познакомились ровно семь лет назад.
– Конечно, помню… Но почему мы отмечаем именно седьмую годовщину? Не припоминаю, чтобы ты приносил мне цветы в прошлом году или в позапрошлом. Что происходит, Паша? – улыбнулась я.
– Ну, во-первых, семь – священное число. А во-вторых, мне просто захотелось принести любимой женщине цветы. Тебе этого объяснения мало?
– Абсолютно достаточно! – сказала я, приняла букет цветов из Пашиных рук и легко поцеловала его в губы. Он ответил мне более долгим поцелуем. Я слегка отстранилась и объяснила:
– Пойду, принесу вазу, достойную такого шикарного букета.
Когда я вернулась в гостиную с вазой для цветов, Паша как-то нервно ходил по комнате, словно ему неожиданно стало не по себе. Что-то беспокоило его, и сразу между нами возникла какая-то невидимая преграда.
– Не пойму никак. Вдруг душновато стало. Может, включишь кондиционер? – попросил он.
– Да ты что, Павлик? Кондиционер и так работает на полную катушку. Мне – даже холодно. Вот видишь: жакет набросила.
– Да? Значит, я просто пришел разгоряченный с улицы… Пойдем в ресторан или закажем ужин домой?
– Давай останемся дома. Неохота выползать на улицу в такую жару. Позвони в турецкий ресторан, а? Закажи шашлычок, кальмары по-романски и греческий салат с брынзой. Бутылка Шардоне у меня есть, – предложила я.
Еду привезли очень скоро. Салат был свеж, шашлык нежен, кальмарные кольца таяли во рту, вино приятно кружило голову. Я потянула Павла в спальню. Он тяжело поднялся со стула и пошел за мной, как-то грузно оседая, еле ноги волочил.
– Что с тобой? Что-нибудь не так? – спросила я и тут же осеклась. Мое внимание привлек Женин портрет, который вот уже десять лет спокойно висел над кроватью в спальне (как и полагается портрету), а тут вдруг словно ожил. Женя смотрел на нас с портрета пристальным осуждающим взглядом, и добрая улыбка, которая украшала прежде его лицо, превратилась в гримасу недовольства. Брови нахмурились, между ними пролегла глубокая складка. Казалось, он вот-вот выйдет из портрета, заговорит, накричит, обругает нас, незадачливых любовников. Мне стало жутко. Я непроизвольно вцепилась в Павлика, ища защиты от гнева портрета. А Павел совсем ослабел и обмяк под моей рукой.
– Прости меня, Олечка! Я себя плохо чувствую. То ли от жары разморило, то ли вирус какой-то подцепил. Голова болит, и жуткая слабость. Не в форме я. Совсем не в форме. Можно я тут у тебя просто немного посплю? – нерешительно сказал Павел.
– Конечно, можно, – согласилась, было, я, но, подумав, что ничем хорошим для Паши сегодня этот ночлег под Жениным портретом не кончится, поспешно добавила:
– Нет, знаешь, я лучше отвезу тебя домой. Ты до машины дойти сможешь?
* * *
Я отвезла Пашу к нему домой. Уложила его в постель. Дала чаю с медом, на всякий случай, прекрасно понимая, что ни чаем, ни медом тут не поможешь. И тут вдруг зазвонил Пашин мобильник. Отвечать или нет? Я знала, что у Павла в Америке не было близких родственников. Его бывшая жена и взрослый сын жили в Питере, родители умерли. Может, это звонил какой-то Пашин приятель или друг? Паша нуждался в круглосуточном уходе. Мне одной с этим не справиться. К тому же, утром надо было идти на работу. Поколебавшись, я решила ответить на звонок.
– Алло!
– Кто это? – раздался удивленный женский голос.
– А кто Вам нужен? – ответила я вопросом на вопрос.
– Мне нужен Павел.
– Павел болен, ответить не может.
– Болен? Так сильно болен, что не может подойти к телефону? Что с ним?
– Я как раз пытаюсь это понять.
– Странно… Простите, а Вы кто?
– Я Оля. А кто Вы?
– А я – Вера, Пашина girlfriend.
– Какое совпадение. Я тоже его girlfriend, – сказала я с вызовом.
– Но ведь он мне сказал, что Оля, то есть Вы, – вчерашний день.
– Интересно получается. А я даже не предполагала, что Вы – день сегодняшний.
– И что же теперь делать? – недоумевала Вера.
– Как что делать? Надо Пашу лечить. Если Вы – его girlfriend, значит, Вы должны немедленно приехать и быть у постели больного, – сказала я приказным тоном.
– Но я сейчас занята и приехать никак не могу, – пролепетала Вера.
– Вы должны бросить все дела! Если не приедете, Вы ему никто, – продолжала я наступление.
– Я сегодня не могу… Я постараюсь приехать завтра, – испуганно пообещала Вера и нажала отбой.
Ни завтра, ни на следующий день Вера не приехала. У постели больного Паши осталась я, которая, по словам Веры, была уже «вчерашний день». Я позвонила на работу и взяла отпуск за свой счет «по семейным обстоятельствам», хоть никакой семьи, кроме духа мужа, у меня не было.
Паша проболел несколько дней, бредил, кричал: «Сгинь, нечистая сила!» – махал на кого-то руками. Я не отходила от него, спала урывками тут же в кресле, ухаживала за ним, как могла. Вытирала пот со лба, меняла белье, поила из ложечки. Врача я не вызвала и в больницу Пашу не отвезла, осознавая, что перед темными силами медицина бессильна. Потом вдруг утром Паша проснулся и ощутил себя совершенно здоровым. Только на меня косился как-то подозрительно. Любви в его взгляде точно не было. Наверное, некто приказал Паше держаться от меня подальше. Бедный Паша пострадал, но он еще легко отделался… Разозленный дух Жени мог вполне наслать на Пашу хроническую хворь или просто прикончить.
– Будь здоров Павлик! Смотри, не болей больше. Ухаживать за тобой некому, сказала я на прощанье и добавила. – Совсем забыла. Тебе звонила твоя girlfriend Вера. Она сказала, что я – «вчерашний день».
Поставив точку, на нашем семилетнем романе (воистину число «семь» роковое), я поехала домой. В гостиной на столе в переливающейся радужными оттенками хрустальной вазе, поникнув некогда гордыми головками и сердито выставив острые шипы, стояли засохшие белые розы. С тех пор Паша мне больше не звонил. Портрет в спальне успокоился и вернул Женино лицо в прежнее состояние доброй, умиротворенной улыбки.
Шли дни, недели. Женин дух не подавал, если так можно сказать о духе, признаков жизни. Вот такое наказание Он мне придумал за Павлика. Я погналась за двумя зайцами и осталась ни с кем. Каждую ночь, перед тем как лечь спать, я подходила к портрету Жени и умоляла его снова прийти ко мне. Портрет оставался статичным и равнодушным к моим мольбам. А я все ждала и ждала. Ночью плохо спала, больше дремала и ворочалась. Днем ходила, как сомнамбула. Выглядела я ужасно, похудела. Мое существование превратилось в ожидание прихода Жени. На работе уже никто ни о чем не спрашивал. Все только молча сочувствовали и качали головами, мол, вот до чего могут довести женщину дела любовные. Знали бы они, какие бывают любовные дела…
Женя явился снова, когда я, было, уже совсем потеряла надежду. Такой же, как прежде: добрый, ласковый, любящий. Он ни в чем не упрекал меня, и мне не пришлось объяснять ему про Пашу. Мы просто вспоминали молодость.
– А помнишь, как ты на автобусной остановке покупал в газетном автомате New York Times, наклонился, и автомат «схватил» тебя за галстук?
– Помню. Еще бы не помнить! Я стою, как дурак, согнувшись в три погибели. Конец галстука в автомате, что делать не знаю. Галстук ни вырвать, ни развязать. Автобус давно уехал, а я все стою, нервничаю, на работу опаздываю. И смех, и грех. Прохожие только лыбятся, нет чтобы выручить человека. Потом, наконец-то, какой-то местный парнишка сжалился надо мной: сбегал домой, принес ножницы и отрезал меня от бандитского автомата.
– А помнишь, как после нашей свадьбы в ресторане остался целый ящик вина? Ты был бухой-бухой. Поднял этот злополучный ящик, чтобы загрузить его в машину, не удержал тяжесть и грохнул. Все бутылки разбил, до единой!
– Да уж! Столько добра пропало. Такое не забывается.
Мы все вспоминали и вспоминали… Ничего печального, драматического. Одно только смешное, несуразное, радостное. А потом Женя снова любил меня головокружительной, всепроникающей, неземной любовью. И я снова то ли плыла в океане, то ли летала над Землей…
– Женечка! А Бог есть? – нерешительно спросила я.
– Не знаю. Не видел, – отшутился Женя. – А впрочем, наверное, Бог все же есть, если мы с тобой можем вот так встречаться.
– Возьми меня с собой! Я не хочу жить от встречи до встречи. Я устала от одиночества. Не могу больше так… все ждать и ждать, когда ты снова придешь, – умоляла я его.
– Ты понимаешь, о чем просишь? Чтобы быть со мной всегда, ты должна умереть. Ты должна убить себя. Я не могу принять от тебя такую жертву. Всему свой черед. Еще никто на Земле не остался.
– А я больше не хочу быть на этой «распрекрасной» Земле, если тебя нет со мной рядом. Слышишь, не хочу! Теперь я знаю, что мне делать.
– Ты взрослая женщина и вольна делать, что хочешь, но самоубийство – страшный грех, – пытался урезонить меня Женя. – Я не желаю в этом участвовать.
Приближалось утро. Дух Жени, как обычно, исчез с рассветом. Я выключила кондиционер и открыла окно. Свежий утренний ветерок заиграл занавеской. На подоконник села какая-то пестрая птичка и радостно затараторила на своем птичьем языке. Я достала бутылочку с таблетками снотворного, но так и не открыла ее и застыла с этой бутылочкой в руке, освещенная ласковыми солнечными лучами…