RSS RSS

БОРИС НОСИК ● ПРЕЛЕСТНЫЙ ОТЕЛЬ ЗАМЕТКИ ИЗ НИЦЦЫ ● ЭССЕ

БОРИС НОСИКНеподалеку от элегантного козырька городского вокзала Нис – Виль (полсотни ступенек вниз и полсотни метров пешком по затаившейся в конце тоннеля авеню Дюрант – сам Чехов описал однажды этот маршрут в игривом холостяцком письме молодой художнице, заманивая ее в гости, и решилась, приехала в Ниццу к Антон Палычу милая поклонница-“антоновка») – так вот до сих пор стоит неподалеку от вокзала на правой стороне узенькой этой «авеню» прелестный трехзвездный отель «Эксельсиор»…

Всю зиму солнце на окнах «Эксельсиора», тут бы жить да жить, не зная горя. Там, кстати, я и живу поблизости, там и гуляю каждую зиму, а прохожу мимо отеля чуть не ежедневно. Что же до моих сомнений, до незабытых и смутных чужих воспоминаний… Не является ли всякий писатель человеком, который вечно вспоминает о пустяках? Какой-то престижный сочинитель именно так сказал. Если не обманывает зыбкая память, сам шутник В.В. Набоков и сказал…

Действительно, что-то с ним было однажды не так, с этим «Эксельсиором», впрочем, довольно давно. Можно было б забыть. Но не забыто вовсе… Вот и черная доска у тротуара справа! Чьи-то велосипедные замки висят на гнутых трубах ее защитной ограды, а к вечеру будут велосипеды. И маленькая, вполне престижная, совершенно упоительная собачка гуляющей дамы (какая ж приличная дама гуляет по Ницце без собачки?) взобралась на низенький, меньше полметра, бетонный пьедестал и тоненькой струйкой выписывает сообщенье для тех, кто придут позже и пронюхают ее новости: «пис-пис, я тут была, я вас ждала, пис-пис, ушла, дела, дела…».

А на черной доске написан золотыми буквами довольно подробный текст, вполне душераздирающая история. О том, что в конце минувшей войны, в сорок четвертом, когда из Ниццы ушли благодушные итальянцы, оставив город в руках французских вишистов и немецких нацистов, прелестный отель «Эксельсиор» (он вон там, почти напротив) облюбовала для своей высокополезной и душеспасительной деятельности немецкая служба госбезопасности. Без такой службы не обходится ни одно государство, озабоченное своей охраной от посягательства граждан (чужих, живущих в недосягаемой дали граждан, а главное – от своих, вон они ходят, ногами шаркают, пасть разевают и не всегда шапку снимают). В тоталитарном государстве это обычно самая сильная из государственных служб. Иногда государство заводит таких служб с полдюжины и при этом само их нередко опасается: кто поручится, что они не сядут на шею и не захватят верховную власть в стране. Кровавый менеджер камрад Сталин, покуда не одряхлел, регулярно их, эти службы, отстреливал, целиком, всей командой, и набирал новые. Но как только он одряхлел, они его замочили… В немецком Третьем рейхе такая организация называлась красиво и звучно: гестапо. Отель «Эксельсиор» она облюбовала в Ницце за его шик, блеск и близость к вокзалу. А зачем ей был нужен целый отель? Что у них штаты были раздутые? Нисколечко. Им одного-двух кабинетов (да, может, еще темного чулана-кутузки и подвала с инструментами) было предостаточно. И зачем вокзал?

А вот зачем. В четырех десятках элегантных номеров отеля гестапо расселило всех выловленных на берегу и в горах наличных евреев, чтобы их отсюда отсылать на поезде в лагерь Дранси и уж только оттуда к конечной цели – в печи Освенцима. Отельная роскошь «Эксельсиора» должна была успокаивать задержанных граждан. Мол, ничего с вами дурного не случится. Глядите, какой комфорт!.. И бедные люди успокаивались. Спокойно (или почти спокойно) пили кофе на здешней террасе, а мирные жители Ниццы, сторожко проходя мимо, им даже завидовали: всегда вот они умеют устроиться, эти!.. Не зря их так не любит народный герой, маршал Петен… Да и верный слуга его Франсуа Миттеран…

Изловив три тыщи евреев по всему Лазурном берегу, срочно оправили их нацисты и вишисты на заслуженную смерть. Вообще в ту пору (уже перед самой Высадкой и «освобождением») нацисты и французские полицейские очень нервничали, спешили с крайними мерами. В отличие от мирно сотрудничавших французов, работники силовых структур уже чуяли близкую угрозу (зашевелились за морем заклятые враги-британцы, неймется проклятым, да еще взяли себе в компанию русских и диких американцев, а с этих станется…)

Не так много, конечно, тут насобирали евреев (по сравнению с сотнями тыщ и мильонами в польских или украинских местечкaх, в немецких и прибалтийских городах ну что такое три тыщи смертников?). А все же и это немало для мирно куковавшей Ривьеры… Тем более, что среди арестованных было 264 ребенка. Прелестные дети, такие же прелестные, каким был их соплеменник, милый мальчик Иешуа из Назарета. По образу Его и подобию созданные. Вообще, детишки… Слеза ребенка. Кровь ребенка. В аду гореть тем, кто прольет их…

Мне рассказывал старый здешний букинист с улицы Лоншан, девяностошестилетний Жак Матарассо, как после итальянцев в Ниццу пришли немцы, и как полиция Петена стала тут лютовать с первого дня. Первым делом развесили на стенах научную инструкцию «Как опознать еврея?». Шастали, как шакалы, по улицам – опознавали. Молодого букиниста Жака вызвали в «Эксельсиор» и на ковре перед носатым немцем-начальником велели спустить штаны.

– Ничего не нашли? – спросил я с надеждой.

– Нашли! – сказал Жак возмущенно. – Я был в детстве крещен. Я протестант. Но семи лет я в гигиенических целях был обрезан…

– Знаем мы вас…- сказал я с надменностью необрезанного москвича.

– Я сумел убежать в Овернь… – вспоминал Жак. – Когда я уезжал, в Ницце, на перроне Нис-Виль, стоял их главный опознаватель из гестапо … Ух, было страшно.

В Ницце нашлись в ту пору молодые французы, парни и девушки, которые прятали евреев. Были подпольные группы, которые доставали продукты для нелегалов, подделывали для них документы. Со смертельной опасностью для собственной молодой жизни. Иные из них были расстреляны за криминальный свой гуманизм.

Католические монахи прятали тогда еврейских детишек в монастырях. Какие из них потом выросли люди! Как мой покойный друг, парижский расстрига-комсомолец и психоаналитик Пьер Кан. Как покойный архиепископ парижский Арон Люстиже. Царствие им всем небесное, и монахам и спасенным детям…

Когда-то я читал об этих бесстрашных спасителях на мемориальных досках, прибитых на всех улицах Ниццы. После недавнего косметического ремонта большинство досок вешать на былое свежеокрашенное место уже не стали. Кому это нужно? Древняя история. Ныне уже и в предвыборном смысле слабая. Не такая уж впечатляющая, как раньше. В конце концов известно, что герои здешнего сопротивления, и настоящие и липовые, все вместе, не представляли и половины одного процента французского населения. К тому же среди них чаще всего были не коренные галлы, а пришлые русские, армяне, испанцы, евреи… После войны, в ходе предвыборной кампании компартия скопом записала в «резистанты» своих знаменитых «интелло» – и Сартра, и Мальро, и Арагона, и Эльзу. Они ведь и правда бежали из Парижа в 39-ом году вместе со всей толпой. Разве это был не подвиг – бросить Париж ради курортов Лазурного Берега, да еще так надолго? Что могло быть страшнее для парижанина, чем жизнь вдали от родной тусовки? Конечно, они вернулись, уже в 1943 году вернулись в мирный оккупированный Париж. Но это всякий поймет: им нужны были биение пульса, столичные зрители, высокая культура. Оккупанты, кстати, оказались вполне культурными зрителями… Но об этих годах мирного процветания лучше забыть. Забыть, чтоб жить… Вспоминать об этом во Франции дурной тон. По-заграничному выражаясь, моветон. Как и напоминанье про «Эксельсиор».

О таком ничтожном меньшинстве населения, как отчаянные здешние молодые герои-спасители, тоже лучше забыть. Пусть помнит, кому надо. Помнит какой-то институт Яд Вашем (даже не нашим, а вашим) в Иерусалиме, который надменно взял на себя право присваивать людям, всего-навсего спасавшим в войну евреев от смерти, звание «праведников мира».

Мне про одну такую праведницу рассказывал в Ницце мой друг Алексей Оболенский. Ее звали Анна Масс, вполне милая дочь одесской красавицы-баронессы… В старости Анна дружила с родителями Алексея, снимала у них комнату близ «русского» пляжа Ла Фавьер. К тому времени, когда пришло известие из Ерусалима, что ее возвели в «праведницы мира», она уже не могла вставать, лежала в постели, без конца курила, читала романы и переводила на французский том воспоминаний благородного кадета князя Оболенского. Она приняла это известие с юмором. Усмехнулась, закашлялась, уронила сигарету и подожгла (в который уж раз подожгла !) долготерпимое одеяло… Когда она умерла, Алексей разбросал ее прах на могиле своих родителей в Борме. Что остается от нас от всех – добрая или недобрая память, пригоршня праха иль пепла…

Об этом толковали мы в букинистической лавке на улице Лоншан в Ницце со старым букинистом Жаком Матарассо. Он рассказал, что за последние полвека он сам и другие здешние старики сделали много попыток увековечить память тех, кому при нацистах пришлось на здешнем берегу хуже прочих – всем этим испытавшим смертельный страх и сгоревшим в печах евреям из «Эксельсиора», а также их ни в чем не повинным деткам. Поставить какой-то памятник или хоть доску на стену повесить. Но хозяин отеля был решительно против. Бизнес есть бизнес. И так у него зимой мало клиентов. Говорит, что денежки тают в банке…

Может, и тают. Дело тайное.

Не то, чтоб французы были вовсе беспамятные. Здесь в каждой деревне памятник жертвам Первой войны и вдобавок на стенах – мемориальные доски. На них, как правило, имена усопших чиновников из мэрии, проработавших на разных не вполне видных (но как правило, вполне хлебных) должностях долгие годы своей бесценной жизни. И сочувствие их коллег былым коллегам можно понять. Шелестел человек целую жизнь бумагами в мерии, подвергался всяким вредным искушениям: один хочет разрешение на то выклянчить, другой на это, живой симпатичный народ и при этом всякий хочет трудовому чиновнику дать на лапу, Это так по-русски грубо говорят, а у французов по-старинному патриархально называется взятка – «вина горшочек», «винца фляга» (но все же и не жалкие пол-литра, а поболе, может, целая бочка или цистерна). И какие надо нервы иметь, чтоб отказаться? Вот и губят здоровье народные слуги… Ну, а про мертвяков три тыщи, которыми петеновской Ницце пришлось откупиться, кто вспомнит? Так что хозяин «Эксельсиора» мог твердо стоять на своем: никаких пугающих вывесок вокруг его отеля. Вот на другой стороне «авеню», у водостока приткните пониже у тротуара, чтоб ее и не видно было свою писульку…

И, конечно, взял верх после долгой борьбы отельщик, не последний человек в курортной торговле…

Букинист Жак с улицы Лоншан уже собрался было мне изложить все подробности своего участия в этой гуманистической битве идей, но тут вдруг с тревогой взглянул на часы, и я понял: святой час!

– Беги на обед, – сказал я.

И, верите, он побежал. Не слишком быстро бежал, но все же не мальчик. Уже 96 ему… И ведь, наверное, ни разу в жизни не забыл, что ровно в полдень ихний второй завтрак, по-нашeму обед. Ни разу. В Ницце, кстати, в последние 96 проклятых лет все ж никогда не сидели без обеда.

Я любезно простился с дочкой Жаковой, милою Лорой и тоже побрел к дому. Снова проходил мимо той черной доски с золотой надписью и гнутой трубой оградки. В ограде по-обеденному стояли совок и метла, к трубе прилажен был замком дворников велосипед. Мертвые сраму не имут, живые тем более…

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Борис Носик

Борис Михайлович Носик (10 марта 1931, Москва, СССР — 21 февраля 2015, Ницца, Франция) - известный русский писатель. Окончил факультет журналистики МГУ и Институт иностранных языков. Наиболее известные произведения писателя — биографические: книга «Альберт Швейцер», в серии «Жизнь замечательных людей» (Москва, 1971) была восемь раз переиздана на немецком языке, «Мир и Дар Владимира Набокова». Писал также рассказы, пьесы («Ваше мнение доктор?») и повести. В советское время наряду с официальными произведениями много писал «в стол» (знаменитая повесть «Коктебель»). Занимался также переводами, в том числе «Пнин» В. В. Набокова. В настоящее время проживает в Париже.

One Response to “БОРИС НОСИК ● ПРЕЛЕСТНЫЙ ОТЕЛЬ ЗАМЕТКИ ИЗ НИЦЦЫ ● ЭССЕ”

  1. avatar Юрий says:

    Близкие мне люди воевали в сопротивлении, и ваше эссе заставило меня ещё раз мысленно вернуться к ним, к тому времени. Мне было очень интересно услышать про отношение к этой странице истории в современной Франции. Ещё раз, спасибо, огромное спасибо.

Оставьте комментарий