RSS RSS

МАРИНА ЗОЛОТАРЕВСКАЯ ● МАЛЕНЬКИЙ ДУРАК ● РАССКАЗ

МАРИНА ЗОЛОТАРЕВСКАЯ                                                                                                     Моей дочке Сашеньке

Шестилетнего мальчика всем семейством стали обучать Колдовству. Иначе, твердили ему, он останется дураком. Ребёнок не хотел верить, что покамест он — дурак, и сперва плёл заклинания лишь из-под палки, так что семейство вскоре утомилось и отступилось. Впрочем, тут же выяснилось, что мальчик добровольно колдует в одиночку; однако никто из его родных особо не обрадовался и не спросил, почему.

Меж тем дело объяснялось просто: он обнаружил, что новые навыки позволяют ему в любую минуту увидеть кого-нибудь из Тех. Увидеть без посредства старших родственников, которые считали явление Тех лишь второстепенным следствием Колдовства — следствием бесполезным, а то и вредным.

Зато для мальчика самым ценным в Колдовстве было именно знакомство с Теми. Ему, правда, не нравилось, что это знакомство какое-то однобокое. Он ясно видел Тех или даже слышал, а чаще и видел, и слышал, разве что не трогал; они же его не замечали. Мальчик перепробовал множество заклинаний, якобы помогающих пробиться к Тем или хотя бы дать им знать себе.

Ни одно не сработало. Те по-прежнему не подозревали о его существовании.

Конечно, среди них попадались разные. Не все были людьми. Встречались хорошие, плохие и серединка на половинку. Некоторые появлялись ненадолго и потом исчезали навсегда; за другими можно было проследить от самого их рождения до самой смерти. Одних мальчик недолюбливал, других изрядно побаивался, к третьим был равнодушен, а четвёртых любил — и вот их недосягаемость была мучительней всего.

Нет, пока у них дела обстояли благополучно, — пока они побеждали, веселились, путешествовали, — он радовался за них, но к ним не рвался. Зачем? Им и без него хорошо. Но вот если они попадали в беду…

А в беду они попадали сплошь и рядом. И в какую страшную!

Однажды Колдовство явило ему голодную, иззябшую маленькую девочку, — похоже, младше его самого. Она плакала под окном богатого дома, просила кусок чёрствого хлеба. Но за окнами пировали, хохотали и ничего ей не дали.

И ещё была несчастная мать, у которой убили всех детей. Всех сразу! Только и дал им пожить тот гад, что с утра до вечера. А потом, у неё на глазах…

И старый вождь. Такой старый, что уже не мог охотиться. Но, когда на племя напали враги, он не потребовал, чтобы его, старика, защитили. Он ринулся в неравный бой, где врагов пришлось пятеро на одного. И сразу после победы умер от ран.

Были и другие, много других… Ребёнок, занимаясь Колдовством, то и дело видел чьи-то мучения, слышал стоны, плач боли или обиды, призывы о помощи…

И что, он не откликнется? Просто будет рюмсать, как зюзя маринованная? Как же!

Кусок хлеба? Да он ей весь буфет отдаст!

А того гада… голыми руками!

А вождь… если вмешаться в битву, старик, может быть, не получит так много ран и поживёт ещё.

Мальчик срывался с места, чтобы бежать на помощь, выручать, спасать, — а если спасать поздно, то карать, мстить!

И натыкался на пустоту. Ведь он имел дело с Колдовством.

Впустую жгли его душу жалость, сострадание, желание помочь, праведный гнев. Ему некуда было их девать и некуда от них деваться.

Как-то он подумал: а что, если составить собственные заклинания, которые смогут переменить судьбу Тех?

Ничему подобному ребёнка не обучали, поэтому он стал подражать настоящим колдунам. Сперва ему казалось, будто кое-что действительно получается: рядом с Теми появлялся кто-то новый. Этот новый, который очень смахивал на самого мальчика, приходил их спасти.

И тут самодельное заклинание неизбежно давало сбой. Оказывалось, что двойник не властен ничего изменить или исправить, не может никого накормить, вызволить, излечить. Или наказать. Уж лучше б не совался! В конце концов он куда-то исчезал, а злоключения Тех продолжались.

Выходило не Колдовство, а просто обман, и мальчик прекратил попытки.

Он ничего не мог сделать для Тех. Ему оставалось лишь терпеть их боль.

Плакать он всё-таки не плакал, но подолгу ходил хмурый, и это, разумеется, не нравилось родителям.

— Ты почему такой перекривленный? — спрашивала мама. — У тебя что, кто-то умер? А?! У тебя папа с мамой умерли?!

— Отвечай, когда спрашивают! — вторил папа.

Ну что тут можно ответить? Наконец, мальчик выговаривал, к примеру, что ему жалко старого вождя.

— Кого-кого? — изумлённо переспрашивала мама. — Ты лучше стареньких дедушку с бабушкой пожалей, негодяй!

Дедушка, мамин папа, был воином. Но он никогда не вёл неравной битвы. Правду говоря, он вообще ни разу не побывал в бою, зато бывал в ученье, где и постиг искусство вести бой. С тех пор он передавал это искусство молодым, заодно объясняя, что погибать они должны как герои. Так что во время войны они шли в сражение обученными и погибали героями. А дедушка оставался — обучать следующих, и это продолжалось до самой победы.

Теперь он писал воспоминания о том, как выучивал героев.

А бабушка почти ежедневно с утра до вечера варила суп, — каждый овощ отдельно, по очереди, по порядку, — и, завидев на кухне внука, говорила: «Иди уже отсюда».

Нет, перенести свою жалость к старому вождю на дедушку с бабушкой ребёнок почему-то не мог.

Раз в неделю семейство отправлялось гулять в парк. Впереди выступали дедушка с бабушкой, сзади папа с мамой, а мальчик путался у них у всех под ногами. Пробежаться ему не разрешали.

— Посмотри вокруг! Ты видишь, чтобы кто-нибудь бегал?

Мальчик смотрел вокруг, видел чинно гуляющих взрослых, и они казались ему ужасно старыми.

— Они бы бегали, — отвечал он, — только не могут.

— Изгаляется! — делала вывод бабушка.

— И не слушается! — подхватывал дедушка.

Тут папа с мамой хватали сына за ручки и ставили между собой:

— Будешь слушаться, как миленький!

И он тащился между ними, думая о том, кто этот миленький, кому он миленький…

Именно на таких прогулках мальчик начал колдовать по памяти. Он даже не шевелил губами, произносил заклинания лишь мысленно, а меж тем они действовали. Правда, наколдовывалось обычно что-то не очень весёлое. И однажды…

Был солнечный майский день, на газонах парка цвели ярко-желтые одуванчики. Мальчик с удовольствием бы их надёргал — хоть для мамы, хоть для бабушки. Конечно, ни о чём подобном не стоило и мечтать. На этой прогулке его опять, приучая к дисциплине, вели за ручки: папа сдавливал левую, мама — правую. И вот, пока родители переговаривались поверх его головы о чём-то своём, ребёнок стал творить в уме одно длинное, довольно сложное заклинание. Состояло оно из нескольких сцепленных между собой частей, однако сработало раньше, чем мальчик добрался до конца.

…Он оказался в поле и увидел там одного из Тех — убитого солдата. Может, то был дедушкин выученик? Мёртвый лежал он на земле, и вокруг его головы цвели одуванчики, такие же, как в парке на газонах. Оплакивали его ветер, трава, полевые твари — и мальчик. Неважно, что он раньше не знал этого солдата, никогда не видел его живым. Нет, видел, вот сейчас увидел, как тот, умирая, хватает ртом воздух. Взрослые говорили мальчику, что дышать через рот неправильно…

Даже будь у него возможность отомстить за убитого, он не знал бы, кому мстить. Он мог лишь горевать.

Ребёнок сдерживался как мог, и всё-таки всхлипнул. Взрослые остановились.

— Та-ак! — обернувшись, протянула бабушка. — Что у него болит?

— Ничего у меня не болит! — выкрикнул мальчик.

— А что это за тон? — вступила мама. — И почему рожа перекошена? Другой бы мальчик радовался: целая семья пошла с ним гулять! Что тебе не так? Ремня просишь, да? Душа песни просит?

— У него наверняка глисты, — сказала бабушка.

— Проверяли, нету, — отвечал папа.

— У него не глисты, — вдруг выдала мама. — У него — Те! Больше он ни о ком не думает. Наплевать ему и на дедушку с бабушкой, и на папу с мамой. Он ведь одних Тех жалеет. Ну? По ком на этот раз голосим? Объясни, чтобы мы поняли!

И он, как последний дурак, вправду подумал, что от него хотят объяснений; а лучше ничего не объяснять, сами поймут, если показать им то поле… и солдата…

Мальчик осторожно произнёс вслух начало заклинания. Взрослые переглянулись. Неужели увидели?…
— Он у вас больной на голову! — решительно заявил дедушка.

И через пару дней мама повела мальчика к какому-то особенному врачу.

Незнакомый доктор — толстый, с водянистыми глазами и длинными, вроде проводков, усами — походил на одного из Тех, вечно сонного и зловатого. Он как-то нехотя осмотрел ребёнка, задал несколько вопросов матери, но, казалось, не слушал, что ему отвечали: не стесняясь, зевал, и медленно двигал по столу бутылочку с клеем, на которую была надета детская соска. Мальчику подумалось: не иначе, как доктора, когда тот был ещё совсем маленьким, в колясочке, вместо молока поили из бутылочки клеем. Вот он такой и вырос.

Но вот доктор вяло шлёпнул ладонью по картонной папке:

— В общем, так. По нашей части у него ничего нет. Сопли-вопли — с этим справляйтесь сами. Выпускайте его во двор, пусть нормально играет с детьми. Займитесь с ним чем-нибудь полезным — хоть кормушки делайте для птиц… ну, я там не знаю… Балованные они, вот что. Горя настоящего не испытали…

А какое же тогда горе испытывал мальчик, стоя над убитым солдатом? Игрушечное?

Но доктор уже подталкивал ребёнка к матери, приговаривая: «Забирайте, забирайте», – словно она пыталась всучить ему, доктору, что-то негодное.

В семействе остались как будто даже недовольны, что врач не признал мальчика больным и вместо лекарств, которые всё привели бы в порядок, прописал чёрт знает что. И в самом деле — ну кто же мог заниматься с ребёнком изготовлением птичьих кормушек и прочей чепухой, когда взрослые были так заняты? Дедушка писал свои воспоминания, бабушка варила свои супы, а мама с папой работали — зарабатывали право на отдых; мальчик и без того нарушал это право уже самим своим присутствием.

Выпускать его во двор для игр тоже никто не собирался: ещё нахватается всяких словечек и привычек. Вместо этого родители пошли на немалую для них жертву. Они стали брать сына в гости к родным и знакомым, у которых были свои мальчики примерно того же возраста. По дороге папа с мамой всякий раз громко предсказывали друг дружке, что добром этот визит не кончится, и, разумеется, оказывались правы. Начиналось всё прилично: ребят знакомили, быстренько кормили, выпроваживали из-за стола и отправляли играть. Покажи ему своих солдатиков, советовали хозяева своему сынишке, только чтобы тихо. Какое-то время действительно было тихо. Однако в эти минуты гость не рассматривал солдатиков нового приятеля, а колдовал, показывая ему своих любимых Тех. Выходило довольно удачно. Новый приятель, несомненно, тоже начинал их видеть и слышать, и сидел, как пришитый, бормоча неизвестные — а, впрочем, понятные — гостю слова:

— Ухтыжка! Закенно!

Не этих ли словечек можно было набраться во дворе?

Но вот попадалось заклинание, означавшее для кого-то из Тех большую беду. Обойти его было нельзя, пропустить нечестно, а приятелю становилось грустно, и он предлагал простейший выход:
— Давай как будто ты — старый вождь, а я тебя спасу!

Играть в Тех? Да разве так можно им помочь? Спасать их понарошку и тем утешаться, когда они мучаются по-настоящему? Маленькому гостю становилось стыдно от одной этой мысли.

— Не хочу, — отвечал он.

Тогда другой мальчик предлагал примирительно:

— Ладно, я буду старый вождь, а ты меня спасешь.

— Не хочу, — снова отвечал гость.

— Ну и дурак! — обижался новый приятель, мгновенно переставая быть таковым.

Начиналась потасовка, вмешивались родители, и мальчика, заставив пробормотать все положенные извинения, со скандалом уводили домой.

Когда подобное повторилось два-три раза, брать его в гости перестали.

Наконец, папа с мамой и дедушка с бабушкой задумались: что же представляет собой их единственный сын и внук? И пришли к очень неутешительному выводу.

Да, мальчик готов колдовать часами. Но не для того, чтобы чему-то выучиться. Например, правилам поведения. Ведёт он себя безобразно. Нет, ему подавай Тех. Он не просто видит их и слышит, но любит, жалеет, жить без них не может! И хоть бы играл в них, как изредка делают нормальные дети. А он — отказывается!

По всем приметам выходит, что ребёнок ненормальный. Но доктор так не считает.

Значит что?

Значит, мальчик — просто дурак, и больше ничего!

С тех пор семейство так и говорит родным и знакомым: он у нас дурак. Если же кто-то пытается вступиться за мальчика: «Он же маленький!», то ему веско возражают:

— Из маленького дурака вырастает большой. Чего уж дальше, если Колдовство сделало его не умнее, а ещё глупее!

И прибавляют, вздохнув:

— С тем же успехом мы могли бы вовсе не учить его ЧТЕНИЮ!

Примечание автора.

Возможно, уважаемые читатели желают знать точно, каких именно литературных героев и какие произведения имел в виду автор, или хотят проверить собственные догадки на этот счёт. Итак:

Голодная, иззябшая девочка и несчастная мать — соответственно персонажи стихотворений «Побирушка» и «Песнь о собаке» Сергея Есенина

Старый вождь — персонаж «Книги Джунглей» Редьярда Киплинга.

Убитый солдат — см. пять стихотворений Джо Уоллеса под общим названием «Заполненная анкета».

Вечно сонный и зловатый — водяной в русских народных сказках.

Добавлю ещё, что словечко «зловатый» придумала в своё время моя шестилетняя дочь — а также, скорее всего, множество других детей. Поэтому я позволила себе включить его в лексикон персонажа-ребёнка.

МАРИНА ЗОЛОТАРЕВСКАЯ ЛИСЮСЯ РАССКАЗ

За нашей школой раньше был маленький парк. А ещё раньше и школы этой не было, я тогда ходил в другую, а парк был большой, как лес. Но потом деревья стали вырубать, чтобы было где строить школу, и парк сделался маленьким, как скверик. Там был дуб – здоровенный, я таких больше нигде не видел – с асфальтовой нашлёпкой, где дупло, и с приколоченной табличкой: «Памятник природы. Охраняется государством». Ну, и другие деревья, помельче.

И ещё те кусты.

Как начинались каникулы, так они как раз зацветали – цветки белые, собраны в кисточки, как у каштанов, только мелкие и очень пахучие. Капустницы от этого запах прямо с ума сходили, их столько летало вокруг кустов, что можно было наловить хоть сто штук подряд.

К осени из цветков получались чёрные ягоды. Может, и не ядовитые, но есть всё равно нельзя. Это не только я, даже Наташка знала. А ягоды красивые. Так она их собирала куклам на угощение. И называла «лисюси». И кусты у неё тоже были «лисюси». Говорила: «Пойдём к лисю-
сям».

– Почему «лисюси», – добивалась мама, – что ещё за «лисюси»? При чём тут лисы? Или это от слова лес?

А Наташка ей:

– Лисюси, и всё!

У моей сестры всегда так. Сначала придумает слово, а потом ищёт, к чему бы его прилепить.

Я маму спрашивал: «А как эти кусты на самом деле называются?» А она: «Мне что, больше думать не о чем? Будешь в школе учить ботанику, узнаешь!»

Но я узнал без всякой ботаники – от того дядьки.

Я его увидел в парке. Он подстригал кусты: сначала машинкой, а остальное счикивал ножницами. Выходило здорово, только я вдруг подумал – может, кустам больно? Они как раз цвели.

Я остановился и стал смотреть, но ничего не говорил. Дядька сам обернулся. У него был нос как у орла, и густые усы. Похож на Георгия Саакадзе, только потолще.

Он поглядел на меня и вдруг сказал:

– Ты не думай. Она от этого даже лучше растёт.

Я спросил:

– Она – это кто?

Он ответил по слогам, как учитель:

– Би-рю-чи-на. Это растение называется бирючина.

Тут он ловко отчикнул одну ветку с цветами и дал мне.

– Тебя как зовут? Сергей? Возьми, Сергей, матери отнесёшь.

…Пока я шел домой, меня, наверно, тысячу раз сердито спросили: «Кто тебе разрешил ломать ветки?» Я отвечал, что не ломал, мне подарили, – и быстро шёл дальше.

Но одна тётка с тёмной, скрученной на голове косой, похожей на кучку конских яблок, вцепилась в меня и схватила за рукава:

– Ах, он не ломал! Ему, видите ли, подарили! Ты ещё и лжешь, бессовестный!

Она трясла меня и сама тряслась, так что её коса стала разваливаться.

– Ты где учишься? В каком ты классе, я тебя спрашиваю?

– В десятом! – крикнул я, вырвался и убежал.

Дома мне открыла мама. Она тоже сразу рассердилась:

– Ты зачем ломал ветки?

Я стал рассказывать про дядьку из парка.

– Сколько раз тебе говорила: не смей разговаривать с чужими! – не дослушав, крикнула мама и ушла на кухню.

Тогда я позвал Наташку.

– Смотри, Наташа! Это растение называется би-рю-чи-на, а никакая не лисюся.

Наташка заткнула уши, завертелась вокруг себя и запела:

– Лисюся, лисюся, лисюся, лисюся!

…Ветка долго стояла на подоконнике в бутылке из-под молока. Потом цветы на ней стали засыхать и как будто поржавели.

– Выбрось! – велела мама.

Но я видел, что на ветке внизу появились тоненькие белые корешки. И поэтому взял её вместе с бутылкой и водой, прихватил тупой нож, которым чистят картошку, и пошёл в парк. Выбрал место, чтобы немножко на солнце, немножко в тени. Выковырял ножиком ямку и посадил ветку. Полил её водой из бутылки.

– Лисюся! – сказал я и сначала засмеялся, а потом посмотрел, не видит ли кто. Никого вокруг не было.

Потом я часто приходил к Лисюсе, приносил ей воду. Ветка прижилась. На ней самой стали появляться тоненькие веточки. Я представлял, как она разрастётся в целый куст и будет цвести. И дядька, похожий на Георгия Саакадзе, сначала очень удивится – откуда это взялся новый куст бирючины? – а потом его подстрижёт…

Но один раз прихожу, а парк огорожен лохматой верёвкой на железных прутьях. За верёвкой рычит трактор и ходят люди в жёлтых касках, а деревья лежат поваленные.

Я попытался пролезть под верёвку, но на меня заорали:

– Ты куда?! Тебе что, повылазило? Тут работы идут!

Парка за школой больше нет. Нет дуба с табличкой «Охраняется государством», и других деревьев тоже нет. И нет кустов бирючины.

Там теперь асфальтовое поле с футбольными воротами. Иногда нас туда водят на физкультуру. А иногда заставляют выщипывать травку, которая пролезает через асфальт. Это называется «трудовое воспитание».

Сам я никогда бы туда не пошёл.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Марина Золотаревская

Родилась в 1960 году. Окончила Харьковский политехнический институт. Автор книги «Кто её зовёт?..» (2008, Сан- Франциско, иллюстрации Владимира Витковского), включающей оригинальные сочинения и перевод поэмы Д.Г. Байрона «Лара». В 2011 году была издана книга «Переход», составленная из прозаических произведений Марины Золотаревской и Аллы Ходос. Марина Золотаревская являлась постоянным автором, преводчиком и членом редколлегии русскоязычного журнала «Terra Nova», издававшегося в Калифорнии.

3 Responses to “МАРИНА ЗОЛОТАРЕВСКАЯ ● МАЛЕНЬКИЙ ДУРАК ● РАССКАЗ”

  1. Понравились оба рассказа. Очень тронуло глубоко понимание детской психологии и способность проникнуть во внутренний мир ребенка, мир добрый, талантливый и зависимый от нас, взрослых. Спасибо!

  2. avatar Марина says:

    Благодарю Вас! Тёплые слова особенно греют, когда исходят от одарённого автора, пишущего на близкие темы. Спасибо за поддержку!

  3. avatar Ирина says:

    Здравствуйте, Марина! Хотела узнать , Нина Неофитовна Ваша мама.
    ? Если не сложно, ответьте, пожалуйста.

Оставьте комментарий