ВАДИМ КРЕЙД ● БЫЛ АВГУСТОВСКИЙ ЗВЕЗДОПАД… ● СТИХИ

ВАДИМ КРЕЙДБыл августовский звездопад,
в траве пиликали цикады,
и выводила невпопад
свирель (с хрипотцею) рулады,
сверлила нежно темноту,
и было жаль – чего? – кто знает…
и обещала ноту –  ту,
которой даже не бывает.

В ней кто-то близкий на порог…
но поезд  –  и пора прощаться,
в ней позабытый детский бог
стал, возвращаясь, приближаться..

Свирель запуталась слегка,
река –  тиха, а звуки – те ли?
вот и они, издалека,
как в гололед, заледенели.

Века прошли. Луна и тишь.
Идет на убыль сила лета.
А ты сидишь и тишь следишь
впотьмах, не зажигая света.
Мысль усмирила пестроту,
в стожарах памяти блуждает…
и набрела на ноту – ту,
которая освобождает.

* * *
В вышине шуршали листья,
может,  т а к – для одобренья,
в тишине шатнулась лисья
эластическая тень.
Ты бродил в леске веселом,
светлом, как стихотворенье,
что когда-то так пронзило –
в дальний, ранний, юный день.

Жар серебряного света
в час когда все приутихло
отворил в долине лета
хор мифических дриад,
не мелодии – намеки,
снов чуть плещущие весла –
неуловленные строки
в контур четных русских строф.

ПРИТОК

То не флейты, не струн
звук – но тоже нескучен,
это мирный колдун
там шаманит над скрипом уключин,
бьет поклоны реке,
едет в лодке за маслом и хлебом,
и за ним – вдалеке
бронзовеет вечернее небо.

И молчанья печать,
только струны эфирные тихо
начинают звучать
там, где нет ни фортуны, ни лиха,
рокотанья струны,
отражаясь в багрянце закатном,
в глянце черной волны,
в горизонте квадратном.
 

    
ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

Он мог в четырехстопном ямбе
с архангелами в унисон,
шептать о всероссийской амбе,
прозреть, увидеть вещий сон…
и столько лет слепит «Баллада»
в шестнадцать жалостных свечей,
победоносная Паллада
«бессвязных и страстных речей».

Остра, опасна, осиянна,
сквозь бархат звездной черноты
из-за какого океана
в глухую ночь метнулась ты?
И чудилось – опять спадало
с экрана жизни полотно,
слетала – и слова шептала,
но всех расслышать – не дано.

* * *
Уже отцвел июль,
в саду висят плоды,
вот алых яблок плоть
нарисовал Артист.
Без перышка лазурь
и знака Льва следы,
и вспышки резеды,
и зной, и с моря бриз.

Спасительная лень,
в ней мысль не восстает,
лишь шорох тростника
да спелая отрада.
Сижу в углу, где тень
до плеч мне достает,
куда-то мчат века,
и ничего не надо.

Сквозная видит лень
прекрасное ничто,
а в тонкой пустоте
чему любовь смеется?
Спасительная тень,
счастливое «не то»,
пусть чудится душе,
что через миг очнется.

* * *
И как природы званый гость,
как именины их справляю –
хвалю рябины горькой гроздь,
и крепость чабера вдыхаю,
любуюсь вереском высоким
и в хвое – дятлом краснобоким.

Кристальный утренний покой,
граненый, солнечный и ломкий,
он – хруст под босою ногой,
он – слух без вслушиванья тонкий,
он ненасытно дышит весь
на тайны радостную весть.

* * *
Весенний день, везенья тень
и первый крокус…
уплыл в заботах и трудах –
не пригодится,
но вот и обещаний бред
собрался в фокус
и слева медная ладья
в ночи двоится.
Взглянул случайно на луну –
там звон хрустальный,
нет, погремушка на ветру
в дверях  соседа,
а звуки словно от луны
и трепет дальний,
как между бездной и землей
звенит беседа.
 
* * *
Или горнего духа
тут пронеслось участье,
или на этой планете
тоже бывает счастье?
Вот зеленеет мхами
радостный май в апреле,
дремлет небесное солнце,
желтое, словно с похмелья.
Или вот эти крылья
жестких стрекоз беззвучных…
и золотится хвоя
на муравьиных кучах.
То ли совсем забылся,
то ли насквозь пробудился,
не  узнаю планеты,
чуть бы – и заблудился,
где не поедом ели,
не в рог бараний крутили…
что же мне делать со счастьем
эти три четверти мили…

ВАДИМ КРЕЙДБыл августовский звездопад,
в траве пиликали цикады,
и выводила невпопад
свирель (с хрипотцею) рулады,
сверлила нежно темноту,
и было жаль – чего? – кто знает…
и обещала ноту –  ту,
которой даже не бывает.

В ней кто-то близкий на порог…
но поезд  –  и пора прощаться,
в ней позабытый детский бог
стал, возвращаясь, приближаться..

Свирель запуталась слегка,
река –  тиха, а звуки – те ли?
вот и они, издалека,
как в гололед, заледенели.

Века прошли. Луна и тишь.
Идет на убыль сила лета.
А ты сидишь и тишь следишь
впотьмах, не зажигая света.
Мысль усмирила пестроту,
в стожарах памяти блуждает…
и набрела на ноту – ту,
которая освобождает.

* * *
В вышине шуршали листья,
может,  т а к – для одобренья,
в тишине шатнулась лисья
эластическая тень.
Ты бродил в леске веселом,
светлом, как стихотворенье,
что когда-то так пронзило –
в дальний, ранний, юный день.

Жар серебряного света
в час когда все приутихло
отворил в долине лета
хор мифических дриад,
не мелодии – намеки,
снов чуть плещущие весла –
неуловленные строки
в контур четных русских строф.

ПРИТОК

То не флейты, не струн
звук – но тоже нескучен,
это мирный колдун
там шаманит над скрипом уключин,
бьет поклоны реке,
едет в лодке за маслом и хлебом,
и за ним – вдалеке
бронзовеет вечернее небо.

И молчанья печать,
только струны эфирные тихо
начинают звучать
там, где нет ни фортуны, ни лиха,
рокотанья струны,
отражаясь в багрянце закатном,
в глянце черной волны,
в горизонте квадратном.
 

    
ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

Он мог в четырехстопном ямбе
с архангелами в унисон,
шептать о всероссийской амбе,
прозреть, увидеть вещий сон…
и столько лет слепит «Баллада»
в шестнадцать жалостных свечей,
победоносная Паллада
«бессвязных и страстных речей».

Остра, опасна, осиянна,
сквозь бархат звездной черноты
из-за какого океана
в глухую ночь метнулась ты?
И чудилось – опять спадало
с экрана жизни полотно,
слетала – и слова шептала,
но всех расслышать – не дано.

* * *
Уже отцвел июль,
в саду висят плоды,
вот алых яблок плоть
нарисовал Артист.
Без перышка лазурь
и знака Льва следы,
и вспышки резеды,
и зной, и с моря бриз.

Спасительная лень,
в ней мысль не восстает,
лишь шорох тростника
да спелая отрада.
Сижу в углу, где тень
до плеч мне достает,
куда-то мчат века,
и ничего не надо.

Сквозная видит лень
прекрасное ничто,
а в тонкой пустоте
чему любовь смеется?
Спасительная тень,
счастливое «не то»,
пусть чудится душе,
что через миг очнется.

* * *
И как природы званый гость,
как именины их справляю –
хвалю рябины горькой гроздь,
и крепость чабера вдыхаю,
любуюсь вереском высоким
и в хвое – дятлом краснобоким.

Кристальный утренний покой,
граненый, солнечный и ломкий,
он – хруст под босою ногой,
он – слух без вслушиванья тонкий,
он ненасытно дышит весь
на тайны радостную весть.

* * *
Весенний день, везенья тень
и первый крокус…
уплыл в заботах и трудах –
не пригодится,
но вот и обещаний бред
собрался в фокус
и слева медная ладья
в ночи двоится.
Взглянул случайно на луну –
там звон хрустальный,
нет, погремушка на ветру
в дверях  соседа,
а звуки словно от луны
и трепет дальний,
как между бездной и землей
звенит беседа.
 
* * *
Или горнего духа
тут пронеслось участье,
или на этой планете
тоже бывает счастье?
Вот зеленеет мхами
радостный май в апреле,
дремлет небесное солнце,
желтое, словно с похмелья.
Или вот эти крылья
жестких стрекоз беззвучных…
и золотится хвоя
на муравьиных кучах.
То ли совсем забылся,
то ли насквозь пробудился,
не  узнаю планеты,
чуть бы – и заблудился,
где не поедом ели,
не в рог бараний крутили…
что же мне делать со счастьем
эти три четверти мили…