ПЕРИКЛ СТАВРОВ ● «ЭТА БЕЛАЯ ДАЛЬ…» ● СТИХИ

ПЕРИКЛ СТАВРОВПоворачивай дни покороче,
Веселее по осени стынь,
Ведь в холодные, ясные ночи
Выше звезды и горше полынь.

Если ходу осталось немного,
Если холодом вечер омыт –
Веселей и стеклянней дорога,
Как струна, под ногами звенит.

Не спеша, в отдаленьи собачий
Вырастает и мечется вой,
И размах беспечальней бродячий
Под высокой, пустой синевой.

Все прошло, развалилось, опало
В светлой сырости осени злой,
И взлетает последняя жалость,
Легче крыльев за бедной спиной.

* * *
Все ровнее, быстрей и нежней,
Все прилежней колеса стучали.
В голубом замираньи полей
Запах дыма и скрежет стали.

В серебро уходящая мгла,
Лошадей и людей вереницы,
Брызги влаги на взмахе крыла,
Хриплый окрик разбуженной птицы.

Эта белая даль – не снежна,
Это тени дорог – не бескрайны,
Оттого эта тайна нежна,
Что осталась, как тени, случайной.

Только музыка все слышней,
Только небо светлее и ближе
В голубом замираньи полей,
На разъезде путей, под Парижем.

ФОНАРИКИ

Эти сумерки – черные с синим
И луна – неживая печать,
За фонарным расцветом павлиньим
Мне живого лица не узнать.

И приходиться верить, что тайна
В огоньках, фонарях – белизной
На гранит и чугун не случайно
Разливается светлой луной.

Ей сегодня легко и нарядно
(Ах, зачем обрывается нить
Этим вечером смутным и чадным)
В металлических лужах светить

Как в таком удержаться скольженьи?
(Синева, холодок, полет)
И каким запылал отраженьем
Электрической радуги взлет?
————————————————
Ах, фонарики – черные с синим
Ротой, в струнку – мучительный строй…
Здесь обряд ослепительных линий
Завершается мертвой луной.

* * *
Еще луна, синева и снег
На большом перекрестке пустынных дорог,
Еще слова сказал человек,
Слова, что раньше сказать не мог.

Еще, как вчера, настигала беда,
В стеклянное небо упирался дымок,
Еще, как вчера, никто, никогда
Огромного неба вместить не мог.

* * *
В четвертом часу утра
Все несбыточно, но не случайно:
Ведь и лепет ночных утрат
Постепенно слагается в тайну.

Да ознобом сведенный зевок…
И рассвет оковал, как зевота,
Захотел одолеть и не смог
Недопитой в стакане дремоты…

Захотел одолеть – и не смог…
Побледневшим, усталым рассыльным,
Что бормочет и валится с ног
От ночей беготни непосильной,

От ночей шаркотни невпопад…
И неловким, спросонок, движеньем
На картонные столики в ряд
Растасовывал синие тени.

Потолок, да окурок… плевок…
Вот зевота – от пыльных растений,
Вот и свет – неуклюжий комок
(Через час) голубых оперений.

Допивать, доживать, досыпать…
А рассвет ведь опять, как гримаса.
Если б можно до сути узнать
Умиранье четвертого часа.

* * *
Все на местах. И ничего не надо.
Дождя недавнего прохлада,
Немного стен, немного сада…

Но дрогнет сонная струна
В затишье обморочно-сонном,
Но дрогнет, поплывет в огромном,
Неутолимом и бездонном…

И хоть бы раз в минуту ту,
Раскрыв глаза, хватая пустоту,
Не позабыть, не растеряться,
Остановить,
И говорить, и задыхаться…

* * *
Все более немыслим – серый свет
Над грудою разбросанных газет,
Огней тревожное мерцанье,
Соседа пьяное дыханье,
Тот дробный шепот, что разлит
Над трезвым цоканьем копыт
И это аутодафе
В затрепанном ночном кафе…

Не надо ль было – серый свет,
Так много – ночи, столько – лет,
Чтобы поверить: за стихами
Всепожирающий рассвет
И утра ровный, белый пламень.

РЕКА

Уже запутавшись в сетях,
Очередьми перебирая,
На запрокинутых огнях
Река плывет, как неживая.

Ей сквозь туман, как легкий бред,
Ей, сквозь вуаль недоуменья,
Наутро в пять, чуть брезжит свет
Уже шептать про наводненья.

Ей просыпаться, скажем, в пять,
Сквозь блеск и всхлип перемогаясь,
Ей про ненастье бормотать,
Свинцовым холодом вздуваясь.

Ей, спотыкаясь о мосты,
Под плеск ночных недоумений
Переворачивать листы
Несовершенных преступлений.

На черных сваях, наспех, вплавь,
Без оправданий, без допросов,
Пока пугающая явь
Не встанет призраком белесым.

 

Таня Фиш. Наводнение

Таня Фиш. Наводнение

ПЕРИКЛ СТАВРОВПоворачивай дни покороче,
Веселее по осени стынь,
Ведь в холодные, ясные ночи
Выше звезды и горше полынь.

Если ходу осталось немного,
Если холодом вечер омыт –
Веселей и стеклянней дорога,
Как струна, под ногами звенит.

Не спеша, в отдаленьи собачий
Вырастает и мечется вой,
И размах беспечальней бродячий
Под высокой, пустой синевой.

Все прошло, развалилось, опало
В светлой сырости осени злой,
И взлетает последняя жалость,
Легче крыльев за бедной спиной.

* * *
Все ровнее, быстрей и нежней,
Все прилежней колеса стучали.
В голубом замираньи полей
Запах дыма и скрежет стали.

В серебро уходящая мгла,
Лошадей и людей вереницы,
Брызги влаги на взмахе крыла,
Хриплый окрик разбуженной птицы.

Эта белая даль – не снежна,
Это тени дорог – не бескрайны,
Оттого эта тайна нежна,
Что осталась, как тени, случайной.

Только музыка все слышней,
Только небо светлее и ближе
В голубом замираньи полей,
На разъезде путей, под Парижем.

ФОНАРИКИ

Эти сумерки – черные с синим
И луна – неживая печать,
За фонарным расцветом павлиньим
Мне живого лица не узнать.

И приходиться верить, что тайна
В огоньках, фонарях – белизной
На гранит и чугун не случайно
Разливается светлой луной.

Ей сегодня легко и нарядно
(Ах, зачем обрывается нить
Этим вечером смутным и чадным)
В металлических лужах светить

Как в таком удержаться скольженьи?
(Синева, холодок, полет)
И каким запылал отраженьем
Электрической радуги взлет?
————————————————
Ах, фонарики – черные с синим
Ротой, в струнку – мучительный строй…
Здесь обряд ослепительных линий
Завершается мертвой луной.

* * *
Еще луна, синева и снег
На большом перекрестке пустынных дорог,
Еще слова сказал человек,
Слова, что раньше сказать не мог.

Еще, как вчера, настигала беда,
В стеклянное небо упирался дымок,
Еще, как вчера, никто, никогда
Огромного неба вместить не мог.

* * *
В четвертом часу утра
Все несбыточно, но не случайно:
Ведь и лепет ночных утрат
Постепенно слагается в тайну.

Да ознобом сведенный зевок…
И рассвет оковал, как зевота,
Захотел одолеть и не смог
Недопитой в стакане дремоты…

Захотел одолеть – и не смог…
Побледневшим, усталым рассыльным,
Что бормочет и валится с ног
От ночей беготни непосильной,

От ночей шаркотни невпопад…
И неловким, спросонок, движеньем
На картонные столики в ряд
Растасовывал синие тени.

Потолок, да окурок… плевок…
Вот зевота – от пыльных растений,
Вот и свет – неуклюжий комок
(Через час) голубых оперений.

Допивать, доживать, досыпать…
А рассвет ведь опять, как гримаса.
Если б можно до сути узнать
Умиранье четвертого часа.

* * *
Все на местах. И ничего не надо.
Дождя недавнего прохлада,
Немного стен, немного сада…

Но дрогнет сонная струна
В затишье обморочно-сонном,
Но дрогнет, поплывет в огромном,
Неутолимом и бездонном…

И хоть бы раз в минуту ту,
Раскрыв глаза, хватая пустоту,
Не позабыть, не растеряться,
Остановить,
И говорить, и задыхаться…

* * *
Все более немыслим – серый свет
Над грудою разбросанных газет,
Огней тревожное мерцанье,
Соседа пьяное дыханье,
Тот дробный шепот, что разлит
Над трезвым цоканьем копыт
И это аутодафе
В затрепанном ночном кафе…

Не надо ль было – серый свет,
Так много – ночи, столько – лет,
Чтобы поверить: за стихами
Всепожирающий рассвет
И утра ровный, белый пламень.

РЕКА

Уже запутавшись в сетях,
Очередьми перебирая,
На запрокинутых огнях
Река плывет, как неживая.

Ей сквозь туман, как легкий бред,
Ей, сквозь вуаль недоуменья,
Наутро в пять, чуть брезжит свет
Уже шептать про наводненья.

Ей просыпаться, скажем, в пять,
Сквозь блеск и всхлип перемогаясь,
Ей про ненастье бормотать,
Свинцовым холодом вздуваясь.

Ей, спотыкаясь о мосты,
Под плеск ночных недоумений
Переворачивать листы
Несовершенных преступлений.

На черных сваях, наспех, вплавь,
Без оправданий, без допросов,
Пока пугающая явь
Не встанет призраком белесым.

 

Таня Фиш. Наводнение

Таня Фиш. Наводнение