ГАЛИНА МУРАВНИК ● ЧАРЛЗ ДАРВИН: ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ И МЕТАМОРФОЗЫ ДУХА

Муравник Галина Леонидовна 1. «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная»[1]

Клайв Льюис в одной из работ посоветовал «отрешиться от детской философии, от этого пристрастия к слишком простым ответам»[2], справедливо заметив, что на сложные проблемы не приходится ждать простых ответов. К этому совету стоит прислушаться…

К числу труднопостигаемых проблем может быть отнесена теория эволюции природы. Споры, нередко выходящие за рамки академической дискуссии, не прекращаются уже полтора столетия – с того дня, как в крупнейшем Лондонском издательстве «Муррей» вышла в свет книга Ч.Дарвина «Происхождение видов» (1859)[3]. Справедливости ради следует заметить, что Ч.Дарвин не был ни первооткрывателем эволюционизма, ни единственным ученым, который пытался понять механизмы этого процесса. Ему принадлежит лишь одна из наиболее известных моделей – теория эволюции на основе естественного отбора. И все же в массовом сознании он остается первым, если не единственным ученым-эволюционистом, которому достались и лавры первопроходца, и упреки самого разного толка.

Личность Ч.Дарвина окружена ореолом стойких мифов, а его теория эволюции – откровенно вульгарными интерпретациями. В память многих еще со школьных времен накрепко впечаталось представление о нем как об ученом, чья теория изгнала Бога из мироздания. Одни почитают это величайшей заслугой, другие – непрощаемым грехом. В вину Дарвину ставят, главным образом, не особенности личности или обстоятельства жизни, а его эволюционную теорию, названную впоследствии А.Уоллесом дарвинизмом. Ректор Московского университета, доктор зоологии А.А.Тихомиров в статье “Вина науки” писал: «В лице дарвинизма наука подняла орудие против христианства – и в этом его тягчайшая вина»[4]. Это – серьезное обвинение. И все же неизбежен вопрос о степени личной ответственности Дарвина за то, что созданная им теория эволюции на основе естественного отбора стала восприниматься как орудие против христианства. Для анализа этой проблемы необходимо серьезное исследование, мы же ограничимся тезисным изложением.

Представляет интерес то, как сам автор теории относился к подобным заявлениям. В письме к близкому другу, геологу Ч.Лайелю (1797-1875), есть такие строки: «…Я не вступаю ни в какие споры с Книгой Бытия, а привожу лишь факты и некоторые заключения из них, которые мне кажутся справедливыми» [5]. Как видим, он не стремится поставить читателей перед альтернативой: Дарвин или Моисей, эволюция или Шестоднев. Более того, в письме тому же адресату он признает: «При современном состоянии наших знаний мы должны допустить сотворение одной или нескольких немногих форм, точно так же, как физики допускают существование силы притяжения без объяснения ее» (выделено мной, Г.М.).

Следовательно, Дарвин, под влиянием работ которого из науки якобы был изгнан Бог, вовсе не исключал акта первоначального Божественного творения. Он вполне допускал, что первые организмы могли возникнуть под действием нематериальных причин, т.е. при непосредственном участии Божественной Творческой Силы. Именно об этом он недвусмысленно написал в «Происхождении видов» (в пяти изданиях, за исключением первого), закончив свой труд такими словами: «There is grandeur in this view of life, with its several powers, having been originally breathed by the Creator into a few forms or into one…» – «Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными Творцом в одну или незначительное число форм. <…> из такого простого начала возникали и продолжают возникать несметные формы, изумительно совершенные и прекрасные» [6] (выделено мной, Г.М.).

Тем не менее, в церковных и околоцерковных кругах приходится сталкиваться с мнением о том, что Ч.Дарвин не только сам пережил апостасию (греч. «Αποστασία» – отступничество) – отказался от веры и отпал от церкви, но и покусился на веру человечества в Бога. А потому его имя и учение стало символом для атеистов и жупелом для людей религиозных. Не приходится удивляться, что отношение к Дарвину остается весьма полярным. Оппоненты именуют его и «несостоявшимся теологом», и «поверхностным натуралистом-любителем», и «самоучкой без академического образования», et сetera. И это невзирая на то, что в 1864 году ему была присуждена золотая медаль Лондонского Королевского общества, в 1867 году – прусский орден. Он был избран почетным членом целого ряда зарубежных научных обществ и университетов, таких как Петербургский (1867), Берлинский (1878), Парижская Академия Наук (1878) – всего более семидесяти. Он стал почетным доктором Кембриджского, Боннского, Бреславльского, Лейденского университетов. Его научные заслуги, несмотря на жаркие споры и критику, уже при жизни были признаны во всем мире.

И по сей день он сам и его вклад в науку подвергаются откровенному шельмованию. И выпущенные стрелы достигают цели, коль скоро созданную им эволюционную модель предлагают изъять из программы школьной биологии. Иллюстрация сказанному – новый «обезьяний процесс», проходивший в 2006 г. в Санкт-Петербурге и имевший большой общественный резонанс в России и за ее пределами. Речь идет о судебном иске ученицы 10 класса Санкт-Петербургской гимназии № 148 Марии Шрайбер и ее отца Кирилла Шрайбера к Комитету образования Санкт-Петербурга и Министерству образования и науки РФ. По мнению истцов, теория эволюции Ч. Дарвина «антинаучна», «антирелигиозна», основана «на марксистско-ленинских идеологических принципах». Поэтому истцы просили суд «запретить преподавание в общеобразовательных учебных заведениях России теории эволюции и теории происхождения человека Ч. Дарвина в качестве доминантной (преобладающей, истинной) научной теории»[7]. Данный иск, несмотря на нелепость формулировок и одиозность претензий, был принят к рассмотрению судом Санкт-Петербурга, однако после тщательного разбирательства отклонен[8].

Полагаю, что полемика вокруг личности Ч.Дарвина и его научного наследия, приобретшая такую остроту, должна вестись в принципиально иной тональности и, конечно, не в ходе судебных заседаний. Необходимо отрешиться от наслоившихся анахронизмов, мешающих увидеть подлинное место дарвинизма в истории научной мысли. Нужно определить его реальный вклад в современную эволюционную биологию, отказавшись от пафосных заявлений о непререкаемости и непогрешимости дарвинизма, равно как и от не менее радикальных обвинений в его полной научной несостоятельности и бесполезности. Участники дискуссии должны оперировать фактами, а не мифами. Требуется внимательный, даже скрупулезный анализ всего корпуса имеющихся материалов. И начинать следует с личности Ч.Дарвина.

Казалось бы, об этом ученом известно практически все. Есть биография, написанная его двоюродным братом Френсисом Гальтоном (1822-1911), детально исследована его родословная, сохранились черновики работ, книги из его библиотеки с пометками на полях, а также огромная переписка. Кроме того, мы располагаем автобиографией «Воспоминания о развитии моего ума и характера», написанной Дарвиным в конце жизни по просьбе издателя. Кажется, ни один факт не остался незамеченным дарвинологами. Однако этот всем известный человек по-прежнему остается для неспециалистов “знакомым незнакомцем”. Протоиерей Александр Мень работе «К вопросу о миросозерцании Чарлза Дарвина» дает такое объяснение: «Английская сдержанность и особенности личного свойства помешали Дарвину оставить после себя свидетельства о своей внутренней сокровенной жизни»[9].

Попытаемся воссоздать неотретушированный портрет Дарвина, основываясь на заслуживающих доверия источниках. К ним, прежде всего, необходимо причислить его «Автобиографию», эпистолярное наследие, а также записные книжки (в особенности «красную записную книжку», относящуюся к 1837 году и изданную лишь в 1980 году)[10]. Эти материалы позволяют проследить, как формировались в течение жизни не только научные взгляды Дарвина, но и его религиозно-философское миросозерцание, без осмысления которого невозможно верное понимание его эволюционной теории.

Исследуя личность Дарвина, попытаемся найти ответы на ряд вопросов:

был ли Дарвин верующим, а если да, то каковы особенности его религиозности;
как его религиозное мировоззрение отразилось на научных построениях, главным образом на созданной им теории эволюции на основе естественного отбора;
может ли дарвинизм служить онтологическим основанием для атеистического взгляда на возникновение и развитие природы;
могут ли быть адресованы лично Ч.Дарвину упреки в том, что дарвинизм разрушает веру в Творца.

Итак, контрапунктом нашего анализа будет «эволюция» его религиозных взглядов, прослеженная на протяжении всей жизни.

* * *

Религиозность каждого человека формируется всеми обстоятельствами прожитых им лет. Это сокровенный, трудный, порой длительный духовный путь навстречу Богу, мало похожий на прямую, соединяющую две временные точки. И на пути этом возможны не только прорывы вперед, но и отклонения в сторону, и отступления назад… Весь контекст бытия – жизненный опыт, встречи с людьми, искания, познание, размышления, созерцание, обретения и утраты, молитва, мистические события и многое неназванное, вносят свой вклад в духовное становление личности.

2. «Мы все учились понемногу…» [11]

В 1809 году вышла в свет работа известного французского натуралиста Жана-Батиста Ламарка (1744-1829) «Философия зоологии». Это был первый капитальный труд по эволюции природы, кстати сказать, никем тогда не оцененный и сделавший его автора посмешищем в глазах современников. По странному совпадению в том же 1809 году в небольшом английском городке Шрусбери в семье потомственного врача Роберта Дарвина родился сын Чарлз Роберт Дарвин (1809-1882). Когда мальчику исполнилось 8 лет, скончалась его мать Сусанна Дарвин, поэтому воспитанием занимался отец Роберт Дарвин. Дарвин-старший был человеком необычным. Как врач он пользовался большим уважением своих пациентов. Чарлз, буквально благоговевший перед отцом, писал о нем как о самом умном человеке, которого ему приходилось знать. Он даже всерьез считал, что отец умеет угадывать мысли – так велика, видимо, была его проницательность. Однако нельзя умолчать о том, что Роберт Дарвин был атеистом, так же, как и старший брат Чарлза, Эразм. Это обстоятельство сильно огорчало Чарлза, его детскому воображению рисовалась страшная посмертная участь людей, отпавших от Бога. Парадоксально, но в семье отца-атеиста рос искренне верующий ребенок.

Судя по свидетельствам, приведенным в «Автобиографии», собирая коллекцию насекомых, маленький Дарвин никогда не убивал жучков, но подбирал мертвых, считая, что не вправе лишать какое-либо существо жизни. Или, увлекаясь рыбалкой, не насаживал на крючок живого червяка, не желая причинять ему страдания. Он, следуя чьему-то совету, опускал червей в соленую воду, чтобы “безболезненно” умертвить их. Конечно, эти факты могут быть истолкованы по-разному, например, как проявление чисто детских качеств – жалостливости, ранимости, сострадательности. Ведь недаром в семье его дразнили “девчонкой”. Однако в «Автобиографии» он признается, что опаздывая в школу «усердно молил Бога о помощи», и с радостью отмечал, что всегда получал ее…

В 1818 г. отец отдал Чарлза в школу доктора Батлера, где тот учился до 1825 г. Но это не были «школьные годы чудесные», как поется в известной песне. «Ничто не могло быть вреднее для развития моего ума, как эта школа», – так он вспоминал много лет спустя. И далее: «Школа как воспитательное средство была в моей жизни пустым местом… Я полагаю, что учитель и мой отец считали меня довольно заурядным мальчиком, пожалуй, даже ниже общего среднего уровня». Отец даже сказал ему однажды: «Ты только думаешь об охоте, собаках и ловле крыс и осрамишь себя и всю нашу семью» («Автобиография»).

Причиной столь нелестных отзывов была система обучения, принятая в Англии в те времена. Отроков заставляли осваивать (попросту зубрить) древние языки – латынь, греческий, но это не всем легко давалось. А Чарлз, как выяснилось, был неспособным к языкам. Зато он увлекался коллекционированием, собирая все подряд: насекомых и раковины моллюсков, минералы и птичьи яйца, монеты и конверты. Он с удовольствием ставил вместе со старшим братом химические опыты, за что получил новое прозвище «Газ». А еще он зачитывался драмами Шекспира и романами Вальтера Скотта. И мечтал о путешествии в дальние страны…

Повзрослев, он пристрастился к охоте. Но вот интересное признание: «Я все же испытывал какой-то полусознательный стыд, так как пытался уверить себя, что охота была до некоторой степени умственным занятием: ведь сколько нужно соображения для того, чтобы знать, где найдешь дичь». Там же в «Автобиографии» находим воспоминание о том, как однажды в детстве он побил щенка «только ради удовольствия выказать над ним свою власть. <…> Этот поступок тяжелым гнетом лежал на моей совести». Следствием этого происшествия Ч. Дарвин считал свою страстную любовь к собакам, которую испытывал до конца дней. Очевидно, голос совести, который есть голос Божий, отчетливо звучал в его душе.

3. «Науки юношей питают»[12]

По окончании школы Дарвин, по настоянию отца и следуя семейной традиции, поступил на Медицинский факультет Эдинбургского университета (1825-1827). Однако вскоре студенту-медику пришлось расстаться с медициной. Причина была проста, но непреодолима: он не переносил вида крови, вида человеческого страдания. Стало ясно, что врач из него не получится. «Два раза присутствовал я в Эдинбургском госпитале при очень опасных операциях, но каждый раз убегал, не дождавшись конца. Более я уже не ходил, и ничем нельзя было бы меня заманить… Виденные два случая преследовали меня целые годы» («Автобиография»). Надо сказать, что его отец-врач также не переносил крови. Однако его дед, Эразм Дарвин (1731-1802), также врач, в свое время проявил непреклонность и не позволил сыну избрать другое поприще. Видимо, помня о своих страданиях, Роберт Дарвин не стал принуждать Чарлза к медицине, о чем тот всегда вспоминал с большой благодарностью.

Но не только это обстоятельство заставило отца забрать Чарлза из университета. Он видел, что медицина была сыну неинтересна. Отрадой по-прежнему оставались охота, рыбалка и сбор коллекций. Помимо того Чарлз интересовался живописью и посещал художественные галереи, хотя сам не имел ни малейших способностей к рисованию, что впоследствии осложняло его работу ученого-натуралиста. А еще он увлекался музыкой, и этот его интерес вызывал у всех знакомых недоумение. Дело в том, что Дарвин был абсолютно лишен музыкального слуха, он не в состоянии был запомнить или узнать простейшую мелодию. «Я не могу выдержать такта или промурлыкать что-нибудь про себя хоть сколько-нибудь верно, так что для меня решительно непонятно, как мог я наслаждаться музыкой» («Автобиография»). Однако ему нравилась не просто музыка – Дарвин ходил слушать антифоны к часовне Королевской коллегии. Церковная музыка волновала его. Он писал, что после прослушивания «даже чувствовал дрожь в спине». И ещё один любопытный факт в этой связи: Дарвин нанимал мальчиков-хористов, чтобы они пели у него дома.

Итак, убедившись, что сын не склонен посвятить себя служению страждущим, Роберт Дарвин принял странное для атеиста решение. Он предложил сыну стать священником. Чарлз отнесся к этому весьма серьезно, попросил время на размышление и принялся за чтение книг по богословию. «Я старательно прочитал книгу Пирсона “О вероучении” и несколько других богословских книг, а так как у меня не было в то время ни малейшего сомнения в полной и буквальной истинности каждого слова Библии, то я очень скоро убедил себя в том, что наше вероучение необходимо считать полностью приемлемым» («Автобиография»). Таковы обстоятельства, приведшие его в 1828 году на Богословский факультет (колледж Христа) Кембриджского университета.

Было ли это таким же насилием над собой, беспрекословным подчинением воле отца, как и в случае с медициной? Видимо, нет. По крайней мере в «Автобиографии» он свидетельствует, что перспектива стать сельским пастором его в то время вполне устраивала, даже привлекала. Он придерживался общепринятых религиозных воззрений, не испытывая никакого кризиса веры или внутреннего конфликта.

В ту пору в богословских кругах большим авторитетом пользовалась «Естественная теология» («Natural Theology») Уильяма Пейли (1743-1805). Дарвин писал, что восхищался этой книгой и знал ее почти наизусть. Экзегетика, герменевтика Священного Писания опиралась на школу буквального толкования. Таков был багаж теолога-англиканина начала XIX века. Однако усвоенная Дарвиным методология буквального толкования Писания породила первые сомнения в истинности библейской картины происхождения живого, описанной в Шестодневе. В итоге впоследствии он почти полностью разуверился в Ветхом Завете, считая описанные в нем события Священной Истории мифическими. Но при этом считал себя христианином. Отец Александр Мень писал: «По всей вероятности, в юношеском возрасте у Дарвина не произошло открытия веры для себя». Детская вера трансформировалась в номинальное христианство, ставшее для будущего теолога «абстрактной доктриной»[13].

Что же дали Дарвину занятия теологией? Он откровенно написал об этом: «Три года, проведенные в Кембридже, были также потеряны мной для академических занятий, как и годы, проведенные в Эдинбурге и школе… Время моего пребывания там я считаю потерянным и даже хуже, чем потерянным». Можно лишь посочувствовать человеку, потратившему столько лет, как ему казалось, попусту…

Как все его сокурскники, Дарвин сдал экзамены и получил степень бакалавра богословия. Курс он окончил без всяких отличий, “hoi polloi” (лат. «как многие») – так записано в его дипломе. Теперь он имел право начать пасторское служение. Однако место в расположенном неподалеку соборе, на которое он рассчитывал, могло освободиться лишь через пару лет… Но вопрос, чем заняться, решился сам собой.

4. «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет…» [14]

В августе того же года Дарвин заехал погостить к отцу и обнаружил письмо Кембриджского преподавателя, профессора минералогии и ботаники, пастора Джона Стивенса Генслоу (1796-1861), с которым у него за время учебы установились дружеские отношения. Помня об интересе студента Дарвина к естествознанию, пастор предложил ему отправиться в кругосветное плавание в качестве натуралиста на военном парусном судне “Бигль”. В задачи экспедиции входило проведение топографических съемок у восточного и западного побережья Южной Америки и прилегающих островов, построение выверенных карт и пр. Но капитан Роберт Фицрой (1805-1865) пожелал иметь на борту еще и натуралиста. Чарлз хотел принять это предложение, ведь судьба неожиданно дарила ему исполнение детской мечты о дальних странах, но… отец был категорически против. Он справедливо полагал, что каждый должен заниматься своим делом. Однако нашлись доводы, которые убедили доктора Дарвина разрешить сыну участие в плавании. В дальнейшем Дарвин признавался: «Путешествие на «Бигле» было, конечно, самым важным событием моей жизни, определившим всю мою последующую деятельность». В плавание он взял с собой, помимо научной литературы, Библию и поэму Дж. Милтона «Потерянный рай».

27 декабря 1831 г. “Бигль” после нескольких неудачных попыток, с огромным трудом вышел в море. Экспедиция затянулась на долгие пять лет. Маршрут пролегал вдоль берегов Чили, через Галапагосские острова, Таити, Новую Зеландию, Тасманию, Южную Африку. Все свои впечатления Ч.Дарвин тщательно записывал в дневник. Записи свидетельствуют о «величественном удивлении, изумлении и восторге, которые наполняют и возвышают душу». Приведенные слова – цитата из книги, которую Ч.Дарвин издал вскоре после своего возвращения и которая представляет собой его пятилетние дневниковые записи[15].

Чем же занимался Дарвин на борту судна? В его обязанности входил сбор коллекций (морских животных, насекомых, раковин моллюсков, птиц, минералов, окаменелостей и пр.). Он засушивал растения, составляя гербарий для пастора Генслоу, проводил геологические и океанографические исследования, собирал этнографические материалы. Наконец он делал то, к чему лежала душа! Члены судовой команды дали ему шутливое прозвище – «Мухолов». Однако Дарвин не обижался. Ведь он занимался не только «ловлей», но и первичным описанием собранных экспонатов. Да и не только это. Он много наблюдал, сравнивал, размышлял, о чем свидетельствуют его дневниковые записи.

Да, это долгое, трудное, порой опасное плавание, определило всю его дальнейшую жизнь, поскольку во время этой экспедиции Ч.Дарвин, по его собственному признанию, «открыл для себя подлинный механизм эволюции». Отправившись в экспедицию коллекционером-любителем и рыболовом-охотником, он вернется спустя пять лет не просто профессиональным натуралистом, но сложившимся ученым-философом, быстро завоевавшим авторитет в научном мире. Сравнивая растительный и животный мир Галапагосских островов и материка, он не мог не задуматься над причинами наблюдающихся различий между близкими видами. Особенно его заинтересовали многочисленные близкие виды галапагосских черепах и вьюрков – небольших птиц из отряда воробьиных. Попытка найти объяснение привела Ч.Дарвина к открытию механизма возникновения новых видов. Но вместе с тем Дарвин писал в «Путешествии…»: «Мне казалось, что здесь я присутствовал при самом Акте Творения». Эта библейская ассоциация весьма примечательна. И в дальнейшем, стремясь передать свои впечатления, он так же использует библейские образы.

Собранные образцы Дарвин отправлял с оказиями в Англию, и они сразу обратили на себя внимание. Пятеро авторитетных ученых занимались обработкой присылаемых им материалов. Дарвин не скрывал, что первый успех окрылил его. «… Мною руководила честолюбивая мечта – занять свое место в ряду ученых <…> Слышать похвалу от какой-либо знаменитой личности, хотя, без сомнения, может возбудить тщеславие, думаю, однако, хорошо для молодого человека, т.к. содействует ему идти по верному пути», – писал он позднее в «Автобиографии».

В путевом дневнике этого времени можно найти уникальное признание Дарвина, чрезвычайно важное в контексте его духовной эволюции. В заключительной главе читаем: «И здесь, и там мы видим Храмы, наполненные разнообразными произведениями Бога природы. Никто не может пробыть в этих диких местах, не испытывая волнения и не почувствовав, что в человеке есть нечто большее, чем простое дыхание его тела». Эти лаконичные строки позволяют говорить о том, что там, в тропическом лесу, молодой теолог-натуралист пережил мистическое чувство Богоприсутствия. Однако надо признать, что это не переменило жизнь Дарвина. По мнению отца Александра Меня, «это было лишь смутное чувство, которое не получило развития»[16]. Подтверждением могут служить непростые обстоятельства его последующей жизни.

Почему Дарвин, ощутивший Бога рядом с собой, испытавший волнение Богоприсутствия, не ответил на обращенный к нему призыв? Возможны различные объяснения. Вот одно из них, отнюдь не претендующее на истинность. Эта ситуация напоминает историю евангельского богатого юноши (Марк 10:17), который не пошел за Христом, позвавшим его с Собой. Дарвин также сделал свой выбор: он, теолог, подчинился велению своего сердца, отягощенного научным тщеславием. В дальнейшем он напишет об этом в своей «Автобиографии»: «Все это показывает, как честолюбив я был…»

Грех честолюбия порождает, согласно учению Иоанна Лествичника, еще один смертный грех – уныние. А уныние, в свою очередь, приводит к странному состоянию, названному Иоанном Лествичником «окаменением сердца». Именно о таком состоянии – утрате способности чувствовать прекрасное, свидетельствовал в «Автобиографии» Ч.Дарвин: «В былое время живопись доставляла мне значительное, а музыка – высокое наслаждение. Но вот уже несколько лет, что я не могу выносить ни одной строки поэзии; пробовал я недавно читать Шекспира, но он мне показался скучным до тошноты. Я почти потерял и прежний вкус к живописи и музыке. <…> Ум мой превратился в какой-то механизм, перемалывающий большие коллекции фактов и общие законы, но почему эта способность вызвала атрофирование только той части мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы, я не могу понять… Утрата этих вкусов представляет утрату известной доли счастья …» Подметив в себе честолюбие как черту характера, назвав грех “по имени”, Дарвин всё же не осознал его как грех, ошибочно полагая, что «тщеславие <…> содействует идти по верному пути».

Резюмируя эту часть жизни Дарвина, можно сделать вывод, что, отправляясь в плавание, он придерживался общепринятых религиозных воззрений, часто цитировал Библию, которую всегда имел при себе. Но теперь это было номинальное христианство.

5. «Есть странствиям конец – печалям никогда!»[17]

2 октября 1836 года “Бигль” возвратился в Англию. Ч.Дарвин, загорелый и возмужавший, ступил на порог родительского дома. Он больше не помышлял о духовной карьере: «Это намерение и желание моего отца никогда, в сущности, формально не были отвергнуты, но умерли естественной смертью, когда, оставив Кембридж, я в качестве натуралиста, присоединился к экспедиции Бигля» («Автобиография»). Он принялся за разборку привезенных экспонатов, готовил к изданию дневник путешествий.

В 1839 году произошло еще одно важное событие – Дарвин женился. Он остался верен семейной традиции. Его избранницей стала двоюродная кузина Эмма Веджвуд (1808-1896), с семейством которой Дарвинов связывали вековые родственные узы. Вскоре молодые навсегда переехали из Лондона в небольшое имение Даун в графстве Кент. «Причиной тому было частое нездоровье и одна серьезная продолжительная болезнь», – так объяснил молодой супруг перемену места жительства. На этой болезни, ставшей загадкой не только для дарвинологов, но и для врачей, мы остановимся ниже.

Итак, началась новая глава – жизнь человека, полностью посвятившего себя служению науке. Таков был его выбор, и он понятен. В плавание отправился натуралист-любитель, а спустя пять лет на берег Англии сошел сложившийся ученый. Его проницательный отец заметил эту перемену, обратив внимание, что у сына изменилась даже форма черепа (хотя, возможно, это была шпилька в адрес френологии, которой в ту пору многие увлекались).

Однако не следует думать, что Дарвин, бакалавр богословия, попробовав свои силы в качестве натуралиста, утратил веру и перешел в стан атеистов. Как можно обосновать это утверждение? Его личными признаниями, сделанными в разные годы жизни, с которыми мы познакомимся далее. Но его разум ученого требовал четких доказательств не только в науке, но и во всем остальном, не делая исключения для веры. Он ощущал потребность в строгих подтверждениях событий библейской истории. «Я отнюдь не склонен был отказываться от своей веры, я убежден в этом, ибо хорошо помню, как я все снова и снова возвращался к фантастическим мечтам об открытии в Помпеях или где-нибудь в другом месте старинной переписки между какими-нибудь выдающимися римлянами или рукописей, которые самым поразительным образом подтвердили бы все, что сказано в Евангелии» («Автобиография»). Не найдя таких «вещественных доказательств», примерно к тридцати годам Дарвин стал деистом. Деизм (от лат. Deus — Бог) не отрицает бытие Бога – Творца мира. Но для деиста Бог – это лишь Первопричина бытия, Он создает материю и наделяет ее законами развития. Запрограммировав направление развития, Творец в дальнейшем как бы устраняется из мира, оказывается вне мироздания. Он никак не участвует в бытии, становясь абсолютно недосягаемым для человека. Архиепископ Михаил Мудьюгин пишет о деизме: «Творец предоставляет мир его закономерностям, на его судьбы не влияет и Себя открывает только как “Сущий“, как Первопричина всякого бытия, но не как Законодатель, Промыслитель и Спаситель»[18]. Следует сказать, что деизм широко распространен среди номинальных христиан, которые не идут дальше исполнения обряда. Подобных взглядов придерживался Ж.-Л. Де Бюффон, Ж.-Б.Ламарк, Эразм Дарвин и многие другие ученые не только XIX, но и XX столетия (к примеру, А.Эйнштейн). Не стал исключением и Ч.Дарвин. Однако он по-прежнему называл себя «теистом». Почему? Вряд ли дипломированный теолог не знал разницы между этими понятиями…

6. «Устраните причину, тогда пройдет и болезнь»

Эти слова принадлежат Гиппократу, прародителю искусства врачевания. «Скорбный лист»[19] Дарвина – очевидное свидетельство верности этой сентенции. Итак, далее речь пойдет о болезни, которая ворвалась в жизнь 27-летнего Чарлза по возвращении из экспедиции. Недуг этот оказался не только тяжелым и продолжительным, но и неизлечимым. Ни тщательные обследования, ни консилиумы врачей – ничего не помогало. Диагноз фактически не был поставлен, поэтому предлагаемые способы лечения давали лишь кратковременное облегчение. Больному становилось все хуже, его состояние вызывало тревогу близких. Дарвину даже пришлось отказаться от поста секретаря Геологического общества. Удивительно, но судя по портретам того периода, это был здоровый, цветущий молодой мужчина.

В чем же проявлялась необычная болезнь, какова, как сказал бы врач, клиническая картина? Все последующие сорок лет жизни его терзали быстрая утомляемость, слабость, головные боли, бессонница, кошмары по ночам, обмороки, дурнота. Временами появлялась беспричинная паника, страх смерти. Психиатры отмечают симптомы деперсонализации (расстройство самосознания). Впоследствии присоединилась агорафобия – боязнь открытого пространства, поэтому он не в состоянии был не только путешествовать (плавание на «Бигле» поставило на этом точку), но и совершать непродолжительные поездки, разве что в карете с тщательно задернутыми окнами. Еще хуже другое: Дарвин не мог позволить общение с друзьями, т. к. страдал от перевозбуждения, которое всегда испытывал в обществе. «Последствием этого были припадки сильной дрожи и рвота».

С годами болезнь стала определять весь строй его жизни. Сын Френсис вспоминал: «Одной из главных черт жизни моего отца являлся тот факт, что в продолжение почти сорока лет он не знал ни одного вполне здорового дня, так что вся его жизнь представляла одну долгую борьбу с бременем болезни». В доме Дарвинов был установлен строжайший распорядок дня, которому следовали все члены семьи. Малейший отход от него вызывал обострение болезни. После получасового разговора с посторонним человеком (даже с хорошим знакомым) он неделями страдал от слабости, не позволявшей ему встать с кушетки, а по ночам его преследовали кошмары (часто снился один и тот же сон – его ведут на виселицу).

Вследствие этого большую часть жизни Ч.Дарвин в прямом смысле слова провел на кушетке. Силы его бывали так невелики, что временами он не мог даже держать книгу в руках. Чтобы иметь возможность хотя бы читать (поскольку ничем другим в эти периоды он заниматься не мог), ему приходилось проделывать своего рода экзекуцию – разрезать толстые тома на части. Сын Френсис вспоминал: «Если книга оказывалась тяжелой, он ее разрывал пополам, чтобы было удобнее держать». Судя по дошедшему до нас распорядку дня, а его Дарвин неукоснительно придерживался, он работал не более 2-3 часов в день. Поэтому приходится удивляться, что ему так много удалось сделать в науке, причем все исследования выполнены с величайшей тщательностью.

Но Дарвин, очевидно, испытывал и нравственные страдания от своей болезни. Он с явной досадой писал в 1849 г. одному из друзей, Джозефу Гукеру: «Все твердят мне, что у меня чудесный, цветущий вид, многие думают, что я притворяюсь больным».

Доктора, разумеется, пытались определить причину недуга. Один из них склонен был считать, что болезнь имеет психический характер. Другой, поставивший ему диагноз “астения” (физиологическая неполноценность), полагал, что наблюдающиеся проявления, близкие к психическому заболеванию, есть результат психических отклонений наследственной природы, которые наблюдались в роду Дарвинов. Он исследовал состояние здоровья его родственников и выяснил такую картину: дед Чарлза, Эразм, сильно заикался и имел странности поведения; его дядя покончил жизнь самоубийством (утопился); отец заикался, страдал повышенной возбудимостью и склонностью к тирании, вследствие чего все его дети выросли неврастениками; старший брат Чарлза жаловался на сильное умственное переутомление, слабость и провалы в памяти. Что касается родственников по материнской линии, то его дядя страдал приступами депрессии, неотличимыми от безумия, а поведение двух тетушек отличалось значительными чудачествами. Таков был “генетический груз“, доставшийся Дарвину от предков, которые в течение многих поколений заключали браки со своими близкими родственниками. Возможно, перечисленные отклонения – следствия близкородственных брачных союзов.

Надо сказать, что до сих пор предпринимаются попытки поставить точный диагноз давно умершему больному. Предлагаются разные варианты. Одна их версий – тропическая инфекция. В дневнике Дарвина есть запись о том, что при переходе через Кордильеры его укусил «бенчуки, крупный черный, пампасский клоп из рода Reduvius». Теперь известно, что этот клоп, которого называют клопом-убийцей, или поцелуйным клопом, является переносчиком трипаносомы – возбудителя синдрома Чагаса (Шагаса). Однако если допустить, что вследствие укуса он заразился трипаносомой, то клиническая картина должна была выглядеть иначе. Среди предполагаемых диагнозов есть еще такие: панический синдром, ипохондрия, синдром Аспергера (одна из форм высокофункционального аутизма). Однако болезнь, поразившая 27-летнего путешественника, так и не раскрыла свои тайны, поэтому врачи и сегодня называют его «недиагностированным пожизненным инвалидом». Многие сходятся на том, что болезнь имеет сложную психо-соматическую природу [20]

Обратим внимание на тот факт, что посещение Церкви – а Дарвин старался присутствовать если не на мессах, то хотя бы на крестинах, венчаниях, отпеваниях, также вызывало приступы болезни. Поэтому когда многочисленные домочадцы отправлялась на мессу, глава семейства вынужден был гулять по парку. И все же Дарвин принимал посильное участие в жизни своего прихода, занимался благотворительностью, поддерживал приятельские отношения с местным священником. Для «атеиста», коим его пытаются представить, такая деятельность вряд ли возможна.

В конце жизни он признался священнику, что из-за невероятной физической слабости все время чувствовал, что ему «непосильны глубокие раздумья о самом сокровенном, чем может быть полна душа человеческая» («Автобиография»). А одной из дочерей он сказал: «Я напрасно оставил свой духовный мир в таком небрежении». Изнурительная болезнь стала препятствием на пути духовных исканий. Это свидетельство может дать ключ к разгадке таинственного недуга, который, вероятно, имел не только психо-соматическую, но и духовную причину. Известно, что болезнь “привезена” из путешествия. Но тогда же имело место и другое, упоминавшееся выше событие – ощущение Богоприсутствия, на которое, по сути, ответа не последовало. Дарвин-ученый одержал тогда верх над Дарвиным-теологом. И зримым плодом этой победы стало то состояние физической дряхлости, в котором он пребывал все последующие годы. Можно сформулировать так: неотрефлексированный им грех тщеславия пробил своего рода брешь в духовной защите, что привело к столь страшным последствиям.

Если внимательно всмотреться в последние фотографии Дарвина, то трудно поверить, что запечатлен знаменитый ученый, окруженный ореолом славы, любви, почитания. В одном из писем к А.Уоллесу (1823-1913) он признавался: «Все у меня есть, чтобы чувствовать себя довольным и счастливым, но жизнь стала очень тягостной для меня. Что я буду делать в течение немногих оставшихся мне лет жизни, право не умею сказать». Все годы он жил с ощущением близости смерти, его жизнь превратилась в непрерывную «борьбу за существование». Однако на фоне этой неравной борьбы, имея возможность работать не более нескольких часов, тщательно рассчитывая свои силы, он до последних дней плодотворно трудился в самых разных областях естествознания.

7. «Ученый без трудов – дерево без плодов…»[21]

Несмотря на постоянную слабость и недомогание, подтачивавшие его силы, Дарвин упорно работал. Его печатные труды появлялись с завидной регулярностью, раз в два-три года, и их отличала основательность, добросовестность, фундаментальность. Вот некоторые примеры. Он написал работу об образовании коралловых рифов. Вслед за тем опубликовал фундаментальный двухтомный труд об усоногих ракообразных, в систематике которых он был и остается крупнейшим специалистом в мире. За эту работу автор был удостоен высшей награды – медали Королевского научного общества. Зоологи до сих пор не перестают удивляться, как ему удалось получить столь точные сведения о строении этих крошечных созданий, пользуясь примитивной оптикой XIX века. Помимо этого он занимался биологией кольчатых червей, лазающими растениями, изучал изменчивость у растений и животных в прирученном состоянии, исследовал опыление у орхидей, выражение эмоций у животных и человека, а также происхождение человека и многое другое.

8. «Увы, что нашего незнанья и беспомощней и грустней?» [22]

Если вновь вернуться к эволюции веры героя этого очерка, то следует сказать, что к концу жизни его деизм сменился агностицизмом (греч. «agnostos» – недоступный познанию). Этот неологизм был введен его другом и кузеном Томасом Гексли (1825-1895), которого современники называли «бульдогом Дарвина» за страстную приверженность идеям последнего. Будучи философским учением, агностицизм отрицает возможность познания мира и Бога, равно как и достижение Истины. Роль науки для агностика ограничивается лишь описанием явлений и феноменов. Дарвин так обосновывал перемену мировоззрения: «Тайна Начала всех Начал для нас неразрешима, и я со своей стороны, должен ограничиться скромной ролью агностика (незнающего)». Но даже этот вывод, при его явной спорности, есть свидетельство того, что Дарвина волновала не просто научная проблема, а именно «тайна Начала». Несомненно, что под «Началом всех Начал» он имел в виду ту Трансцендентную Силу, которая породила материальный мир, и без познания которой научная картина мироздания не может быть воссоздана в полноте. Вернее, такая картина оказывается принципиально деформированной, усеченной в самой главной своей части. Но Дарвину эта тайна не открылась. Возможно, это и стало почвой для агностицизма.

9. «Проповедью должны быть наши жизни, а не наши слова»[23]

И всё же, терпеливые читатели, рискну утверждать, что Дарвин-христианин, несмотря на кризис веры, колебания, сомнения, искания, все-таки одержал победу над Дарвиным-агностиком. Что дает основания для этого вывода, который так раздражает атеистов, желающих иметь в своих рядах этого авторитетного ученого? Прежде всего, сама его жизнь. Трудно сказать, что творилось в душе Ч.Дарвина, когда его основной труд, «главная книга жизни» – «Происхождение видов», подверглась не просто критике, а настоящему поруганию. Вот лишь пара примеров. В письме к А.Уоллесу он пишет: «Наше общее произведение обратило на себя мало внимания. Единственный, насколько я могу припомнить, печатный отзыв о нем принадлежал профессору Готону, в Дублине: его приговор сводился к тому, что все новое в них было не верно, а все верное не ново». Общее мнение было высказано в 1863 году на Конгрессе естествоиспытателей: «Теория Дарвина ложна, вредна, противоречит всем фактическим данным и через несколько лет о ней никто не вспомнит». Однако Дарвин хранил молчание, публично не отозвавшись ни одним резким словом в адрес своих оппонентов. Со временем его кротость станет поистине легендарной. Его ответом на критику были лишь последующие издания «Происхождения видов» (их всего шесть), в которых он пытался найти новые, более убедительные примеры, аргументы, доказательства в пользу своей эволюционной модели.

Но помимо этого существует несколько прямых свидетельств самого Дарвина. Представляет интерес его ответ на письмо голландского студента, которого волновал вопрос относительно веры ученого в Бога. Вот эти строки: «Нельзя себе представить возникновение этой красивой и дивной вселенной с населяющими ее сознательными существами, как результат простой случайности – этот факт является для меня главным доказательством в пользу существования Бога. Наиболее верным кажется мне заключение, что весь вопрос выходит за пределы, доступные человеческому разуму». [24] Следует, однако, сказать, что проблема случайности/целесообразности эволюции до сих пор является предметом острой дискуссии, которая далека от завершения. Что касается Дарвина, то он склонялся то в одну, то в другую сторону: «Я склонен считать все происходящее результатом целесообразных законов и оставляю тому, что мы можем назвать случаем, различные детали, как хорошие, так и плохие. Я бы сказал, что это в целом меня удовлетворяет. Где-то в глубине души я чувствую, что касаюсь вопроса, слишком глубокого для человеческого разума»[25]. Поэтому в письме другу Джону Фордайсу (Fordyce John) он, не скрывая своих сомнений, писал: «…Я должен Вам сказать, что я часто колеблюсь в своем мнении»[26].

Другим важным свидетельством является письмо, также написанное Дж. Фордайсу 7 мая 1879 года, которое однозначно свидетельствует о его отношении к атеизму: «In my most extreme fluctuations I have never been an atheist in the sense of denying the existence of a God» – «В самые крайние моменты колебаний я никогда не был атеистом в том смысле, чтобы отрицать существование Бога».[27]

И, наконец, нельзя не учитывать обстоятельства кончины Дарвина, точнее последние сказанные им слова. Сын Френсис вспоминал: «В ночь с 18 на 19 апреля у него сделался сильный припадок, кончившийся обмороком, и его удалось привести в сознание только с большим трудом. Казалось, он предчувствовал близость смерти и сказал: “Я совсем не боюсь умереть”». [28] Почему это свидетельство представляется особенно важным? Люди, по сути, одинаково приходят в мир, но очень по-разному его покидают.

«Осуществить себя! Суметь продлиться!

Вот цель, что в путь нас гонит неотступно, –

Не оглянуться, не остановиться…» [29]

Прожившие жизнь на пределе возможностей, осуществившие все или почти все, от них зависевшее, реализовавшие себя во всей полноте… Уход таких людей воспринимается даже их близкими, несмотря на боль утраты, как переход в жизнь вечную. Блаженному Августину принадлежат часто цитируемые слова: «Господи, Ты создал нас для Себя, и в беспокойстве сердце наше, пока не успокоится в Тебе». Слова умирающего Дарвина, перед которым уже открылось пространство вечности, вероятно, обращены и не к родным вовсе. Спокойствие и смирение, озарившие последние мгновения жизни – не есть ли это подтверждение, что он обрел новое бытие, примиренный с Богом?..

Итак, Чарлз Дарвин не был ни богоборцем, ни атеистом, ни вероотступником. Он прошел непростой путь. Полагаю, что в главном, в своей эволюционной модели, он ошибся. Спустя полтора столетия стало ясно, что описанный им механизм эволюции, в результате действия которого должны были бы появляться не только новые виды, но и таксоны более высоких рангов, не функционирует. Однако задача, которую он пытался решить, не имеет полноценного ответа до сих пор, несмотря на усилия многочисленных ученых и целых научных школ.

10. «По плодам их узнаете их»[30]

Оставленное Дарвиным научное наследие – огромно. И теория эволюции – пусть наиболее известная, но лишь малая его часть. Дарвин, наделенный разносторонними интересами и широким кругозором, сделал немало открытий в самых разных областях биологии, и открытия эти по праву вошли в золотой фонд науки. О своем жизненном пути он сказал так: «Я учился, совершил кругосветное путешествие, а затем снова учился: вот моя автобиография». [31] Наверное, это и были наиболее существенные события его непростой жизни.

Остается добавить, что причиной смерти Ч.Дарвина была все та же нераспознанная медициной болезнь, преследовавшая его долгие годы. Он был похоронен, согласно решению Палаты Общин, в Вестминстерском аббатстве, у северной галереи. Его прах соседствует с прахом другого великого англичанина – Исаака Ньютона.

А что касается его религиозности… Думается, мы не вправе судить, какова была степень его воцерковленности или глубина веры. Это – сокровенная тайна двоих, Бога и человека.

_______________________________________________

[1] . Цитата из повести А.С. Пушкина «Арап Петра Великого», глава III.

[2] . Клайв Стейплз Льюис. Просто христинство.

[3] . Ч. Дарвин.Происхождение видов путём естественного отбора, или сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь – Charles Darwin. On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life. London, John Murray, Albemarle street. 1859.

[4] . Тихомиров А.А. Вина науки (Спинозизм и дарвинизм). М., Типография Штаба Московского военного округа, 1907.

[5] . Darwin Francis, ed., The life and letters of Charles Darwin, including an autobiographical chapter, London, 1887, John Murray. Дарвин Френсис. Переписка Ч.Дарвина и его жизнь в Дауне, М., б/г.

[6] The Complete Work of Charles Darwin Online Http://

[7] . Решение суда не остановило школьницу-антидарвинистку / «Известия». 6 марта 2007 // <>.

[8] . А. Куприянов. Оскорбление лицедействием // <>.

[9] . Протоиерей Александр Мень. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни, т.1. К вопросу о миросозерцании Ч.Дарвина. М., Слово, 1991.

[10] . Все эти материалы размещены на сайте: .

[11] . Цитата из поэмы А.С. Пушкина «Евгений Онегин».

[12] . Цитата из стихотворения М.В. Ломоносова. “Письмо о пользе стекла к Высокопревосходительному господину генералу-поручику, действительному Ее Императорского Величества камергеру, Московского университета куратору и орденов Белого орла, Святого Александра и Святыя Анны кавалер”, декабрь 1752.

[13] . Протоиерей Александр Мень. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни, т.1. К вопросу о миросозерцании Ч.Дарвина. М., Слово, 1991.

[14] . Цитата из «Сказки о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» А.С. Пушкина.

[15] .Ч.Дарвин. Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». 1839.

[16] . Протоиерей Александр Мень. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни, т.1. К вопросу о миросозерцании Ч.Дарвина. М., Слово, 1991.

[17] «Есть странствиям конец – печалям никогда!». Цитата из стихотворения

К.Н. Батюшкова “Воспоминания” 1815.

[18] . Архиепископ Михаил Мудьюгин. Введение в основное богословие. глава «Религия и наука», М., ББИ, 1995.

[19] . Скорбный лист (устар.) – больничный листок со сведениями о ходе болезни и о лечении больного.

[20] . Барло Нора. Приложение к английскому изданию «Автобиографии» Ч. Дарвина. 1958. Режим доступа:

[21] . «Ученый без трудов – дерево без плодов». Саади Ширази (ок. 1181- 1291)

[22] . Цитата из стихотворения Ф.И. Тютчева «Увы, что нашего незнанья».

[23] . Высказывание принадлежит Томасу Джефферсону – просветителю, третьему президенту США.

[24] . Дарвинизм. Хрестоматия. Письмо Ч. Дарвина голландскому студенту . М., 1951.

[25] . Ч. Дарвин. Мое миросозерцание (религиозное миросозерцание). С введением Бруно Вилле; пер. С.П. и Г.Г. Сониных; под ред. В.В. Битнера. СПб.., 1906.

[26] . Ibid.

[27] .

[28] . Darwin Francis, ed., The life and letters of Charles Darwin, including an autobiographical chapter, London, 1887, John Murray. Дарвин Френсис. Переписка Ч.Дарвина и его жизнь в Дауне, М., б/г.

[29] . Герман Гессе. Игра в бисер. «ЖАЛОБА». Собственные сочинения Иозефа Кнехта

[30] . Мф. 7:16

[31] . Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера (Автобиография). Сочинения, т. 9, М., Изд-во АН СССР, 1959.Муравник Галина Леонидовна 1. «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная»[1]

Клайв Льюис в одной из работ посоветовал «отрешиться от детской философии, от этого пристрастия к слишком простым ответам»[2], справедливо заметив, что на сложные проблемы не приходится ждать простых ответов. К этому совету стоит прислушаться…

К числу труднопостигаемых проблем может быть отнесена теория эволюции природы. Споры, нередко выходящие за рамки академической дискуссии, не прекращаются уже полтора столетия – с того дня, как в крупнейшем Лондонском издательстве «Муррей» вышла в свет книга Ч.Дарвина «Происхождение видов» (1859)[3]. Справедливости ради следует заметить, что Ч.Дарвин не был ни первооткрывателем эволюционизма, ни единственным ученым, который пытался понять механизмы этого процесса. Ему принадлежит лишь одна из наиболее известных моделей – теория эволюции на основе естественного отбора. И все же в массовом сознании он остается первым, если не единственным ученым-эволюционистом, которому достались и лавры первопроходца, и упреки самого разного толка.

Личность Ч.Дарвина окружена ореолом стойких мифов, а его теория эволюции – откровенно вульгарными интерпретациями. В память многих еще со школьных времен накрепко впечаталось представление о нем как об ученом, чья теория изгнала Бога из мироздания. Одни почитают это величайшей заслугой, другие – непрощаемым грехом. В вину Дарвину ставят, главным образом, не особенности личности или обстоятельства жизни, а его эволюционную теорию, названную впоследствии А.Уоллесом дарвинизмом. Ректор Московского университета, доктор зоологии А.А.Тихомиров в статье “Вина науки” писал: «В лице дарвинизма наука подняла орудие против христианства – и в этом его тягчайшая вина»[4]. Это – серьезное обвинение. И все же неизбежен вопрос о степени личной ответственности Дарвина за то, что созданная им теория эволюции на основе естественного отбора стала восприниматься как орудие против христианства. Для анализа этой проблемы необходимо серьезное исследование, мы же ограничимся тезисным изложением.

Представляет интерес то, как сам автор теории относился к подобным заявлениям. В письме к близкому другу, геологу Ч.Лайелю (1797-1875), есть такие строки: «…Я не вступаю ни в какие споры с Книгой Бытия, а привожу лишь факты и некоторые заключения из них, которые мне кажутся справедливыми» [5]. Как видим, он не стремится поставить читателей перед альтернативой: Дарвин или Моисей, эволюция или Шестоднев. Более того, в письме тому же адресату он признает: «При современном состоянии наших знаний мы должны допустить сотворение одной или нескольких немногих форм, точно так же, как физики допускают существование силы притяжения без объяснения ее» (выделено мной, Г.М.).

Следовательно, Дарвин, под влиянием работ которого из науки якобы был изгнан Бог, вовсе не исключал акта первоначального Божественного творения. Он вполне допускал, что первые организмы могли возникнуть под действием нематериальных причин, т.е. при непосредственном участии Божественной Творческой Силы. Именно об этом он недвусмысленно написал в «Происхождении видов» (в пяти изданиях, за исключением первого), закончив свой труд такими словами: «There is grandeur in this view of life, with its several powers, having been originally breathed by the Creator into a few forms or into one…» – «Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными Творцом в одну или незначительное число форм. <…> из такого простого начала возникали и продолжают возникать несметные формы, изумительно совершенные и прекрасные» [6] (выделено мной, Г.М.).

Тем не менее, в церковных и околоцерковных кругах приходится сталкиваться с мнением о том, что Ч.Дарвин не только сам пережил апостасию (греч. «Αποστασία» – отступничество) – отказался от веры и отпал от церкви, но и покусился на веру человечества в Бога. А потому его имя и учение стало символом для атеистов и жупелом для людей религиозных. Не приходится удивляться, что отношение к Дарвину остается весьма полярным. Оппоненты именуют его и «несостоявшимся теологом», и «поверхностным натуралистом-любителем», и «самоучкой без академического образования», et сetera. И это невзирая на то, что в 1864 году ему была присуждена золотая медаль Лондонского Королевского общества, в 1867 году – прусский орден. Он был избран почетным членом целого ряда зарубежных научных обществ и университетов, таких как Петербургский (1867), Берлинский (1878), Парижская Академия Наук (1878) – всего более семидесяти. Он стал почетным доктором Кембриджского, Боннского, Бреславльского, Лейденского университетов. Его научные заслуги, несмотря на жаркие споры и критику, уже при жизни были признаны во всем мире.

И по сей день он сам и его вклад в науку подвергаются откровенному шельмованию. И выпущенные стрелы достигают цели, коль скоро созданную им эволюционную модель предлагают изъять из программы школьной биологии. Иллюстрация сказанному – новый «обезьяний процесс», проходивший в 2006 г. в Санкт-Петербурге и имевший большой общественный резонанс в России и за ее пределами. Речь идет о судебном иске ученицы 10 класса Санкт-Петербургской гимназии № 148 Марии Шрайбер и ее отца Кирилла Шрайбера к Комитету образования Санкт-Петербурга и Министерству образования и науки РФ. По мнению истцов, теория эволюции Ч. Дарвина «антинаучна», «антирелигиозна», основана «на марксистско-ленинских идеологических принципах». Поэтому истцы просили суд «запретить преподавание в общеобразовательных учебных заведениях России теории эволюции и теории происхождения человека Ч. Дарвина в качестве доминантной (преобладающей, истинной) научной теории»[7]. Данный иск, несмотря на нелепость формулировок и одиозность претензий, был принят к рассмотрению судом Санкт-Петербурга, однако после тщательного разбирательства отклонен[8].

Полагаю, что полемика вокруг личности Ч.Дарвина и его научного наследия, приобретшая такую остроту, должна вестись в принципиально иной тональности и, конечно, не в ходе судебных заседаний. Необходимо отрешиться от наслоившихся анахронизмов, мешающих увидеть подлинное место дарвинизма в истории научной мысли. Нужно определить его реальный вклад в современную эволюционную биологию, отказавшись от пафосных заявлений о непререкаемости и непогрешимости дарвинизма, равно как и от не менее радикальных обвинений в его полной научной несостоятельности и бесполезности. Участники дискуссии должны оперировать фактами, а не мифами. Требуется внимательный, даже скрупулезный анализ всего корпуса имеющихся материалов. И начинать следует с личности Ч.Дарвина.

Казалось бы, об этом ученом известно практически все. Есть биография, написанная его двоюродным братом Френсисом Гальтоном (1822-1911), детально исследована его родословная, сохранились черновики работ, книги из его библиотеки с пометками на полях, а также огромная переписка. Кроме того, мы располагаем автобиографией «Воспоминания о развитии моего ума и характера», написанной Дарвиным в конце жизни по просьбе издателя. Кажется, ни один факт не остался незамеченным дарвинологами. Однако этот всем известный человек по-прежнему остается для неспециалистов “знакомым незнакомцем”. Протоиерей Александр Мень работе «К вопросу о миросозерцании Чарлза Дарвина» дает такое объяснение: «Английская сдержанность и особенности личного свойства помешали Дарвину оставить после себя свидетельства о своей внутренней сокровенной жизни»[9].

Попытаемся воссоздать неотретушированный портрет Дарвина, основываясь на заслуживающих доверия источниках. К ним, прежде всего, необходимо причислить его «Автобиографию», эпистолярное наследие, а также записные книжки (в особенности «красную записную книжку», относящуюся к 1837 году и изданную лишь в 1980 году)[10]. Эти материалы позволяют проследить, как формировались в течение жизни не только научные взгляды Дарвина, но и его религиозно-философское миросозерцание, без осмысления которого невозможно верное понимание его эволюционной теории.

Исследуя личность Дарвина, попытаемся найти ответы на ряд вопросов:

был ли Дарвин верующим, а если да, то каковы особенности его религиозности;
как его религиозное мировоззрение отразилось на научных построениях, главным образом на созданной им теории эволюции на основе естественного отбора;
может ли дарвинизм служить онтологическим основанием для атеистического взгляда на возникновение и развитие природы;
могут ли быть адресованы лично Ч.Дарвину упреки в том, что дарвинизм разрушает веру в Творца.

Итак, контрапунктом нашего анализа будет «эволюция» его религиозных взглядов, прослеженная на протяжении всей жизни.

* * *

Религиозность каждого человека формируется всеми обстоятельствами прожитых им лет. Это сокровенный, трудный, порой длительный духовный путь навстречу Богу, мало похожий на прямую, соединяющую две временные точки. И на пути этом возможны не только прорывы вперед, но и отклонения в сторону, и отступления назад… Весь контекст бытия – жизненный опыт, встречи с людьми, искания, познание, размышления, созерцание, обретения и утраты, молитва, мистические события и многое неназванное, вносят свой вклад в духовное становление личности.

2. «Мы все учились понемногу…» [11]

В 1809 году вышла в свет работа известного французского натуралиста Жана-Батиста Ламарка (1744-1829) «Философия зоологии». Это был первый капитальный труд по эволюции природы, кстати сказать, никем тогда не оцененный и сделавший его автора посмешищем в глазах современников. По странному совпадению в том же 1809 году в небольшом английском городке Шрусбери в семье потомственного врача Роберта Дарвина родился сын Чарлз Роберт Дарвин (1809-1882). Когда мальчику исполнилось 8 лет, скончалась его мать Сусанна Дарвин, поэтому воспитанием занимался отец Роберт Дарвин. Дарвин-старший был человеком необычным. Как врач он пользовался большим уважением своих пациентов. Чарлз, буквально благоговевший перед отцом, писал о нем как о самом умном человеке, которого ему приходилось знать. Он даже всерьез считал, что отец умеет угадывать мысли – так велика, видимо, была его проницательность. Однако нельзя умолчать о том, что Роберт Дарвин был атеистом, так же, как и старший брат Чарлза, Эразм. Это обстоятельство сильно огорчало Чарлза, его детскому воображению рисовалась страшная посмертная участь людей, отпавших от Бога. Парадоксально, но в семье отца-атеиста рос искренне верующий ребенок.

Судя по свидетельствам, приведенным в «Автобиографии», собирая коллекцию насекомых, маленький Дарвин никогда не убивал жучков, но подбирал мертвых, считая, что не вправе лишать какое-либо существо жизни. Или, увлекаясь рыбалкой, не насаживал на крючок живого червяка, не желая причинять ему страдания. Он, следуя чьему-то совету, опускал червей в соленую воду, чтобы “безболезненно” умертвить их. Конечно, эти факты могут быть истолкованы по-разному, например, как проявление чисто детских качеств – жалостливости, ранимости, сострадательности. Ведь недаром в семье его дразнили “девчонкой”. Однако в «Автобиографии» он признается, что опаздывая в школу «усердно молил Бога о помощи», и с радостью отмечал, что всегда получал ее…

В 1818 г. отец отдал Чарлза в школу доктора Батлера, где тот учился до 1825 г. Но это не были «школьные годы чудесные», как поется в известной песне. «Ничто не могло быть вреднее для развития моего ума, как эта школа», – так он вспоминал много лет спустя. И далее: «Школа как воспитательное средство была в моей жизни пустым местом… Я полагаю, что учитель и мой отец считали меня довольно заурядным мальчиком, пожалуй, даже ниже общего среднего уровня». Отец даже сказал ему однажды: «Ты только думаешь об охоте, собаках и ловле крыс и осрамишь себя и всю нашу семью» («Автобиография»).

Причиной столь нелестных отзывов была система обучения, принятая в Англии в те времена. Отроков заставляли осваивать (попросту зубрить) древние языки – латынь, греческий, но это не всем легко давалось. А Чарлз, как выяснилось, был неспособным к языкам. Зато он увлекался коллекционированием, собирая все подряд: насекомых и раковины моллюсков, минералы и птичьи яйца, монеты и конверты. Он с удовольствием ставил вместе со старшим братом химические опыты, за что получил новое прозвище «Газ». А еще он зачитывался драмами Шекспира и романами Вальтера Скотта. И мечтал о путешествии в дальние страны…

Повзрослев, он пристрастился к охоте. Но вот интересное признание: «Я все же испытывал какой-то полусознательный стыд, так как пытался уверить себя, что охота была до некоторой степени умственным занятием: ведь сколько нужно соображения для того, чтобы знать, где найдешь дичь». Там же в «Автобиографии» находим воспоминание о том, как однажды в детстве он побил щенка «только ради удовольствия выказать над ним свою власть. <…> Этот поступок тяжелым гнетом лежал на моей совести». Следствием этого происшествия Ч. Дарвин считал свою страстную любовь к собакам, которую испытывал до конца дней. Очевидно, голос совести, который есть голос Божий, отчетливо звучал в его душе.

3. «Науки юношей питают»[12]

По окончании школы Дарвин, по настоянию отца и следуя семейной традиции, поступил на Медицинский факультет Эдинбургского университета (1825-1827). Однако вскоре студенту-медику пришлось расстаться с медициной. Причина была проста, но непреодолима: он не переносил вида крови, вида человеческого страдания. Стало ясно, что врач из него не получится. «Два раза присутствовал я в Эдинбургском госпитале при очень опасных операциях, но каждый раз убегал, не дождавшись конца. Более я уже не ходил, и ничем нельзя было бы меня заманить… Виденные два случая преследовали меня целые годы» («Автобиография»). Надо сказать, что его отец-врач также не переносил крови. Однако его дед, Эразм Дарвин (1731-1802), также врач, в свое время проявил непреклонность и не позволил сыну избрать другое поприще. Видимо, помня о своих страданиях, Роберт Дарвин не стал принуждать Чарлза к медицине, о чем тот всегда вспоминал с большой благодарностью.

Но не только это обстоятельство заставило отца забрать Чарлза из университета. Он видел, что медицина была сыну неинтересна. Отрадой по-прежнему оставались охота, рыбалка и сбор коллекций. Помимо того Чарлз интересовался живописью и посещал художественные галереи, хотя сам не имел ни малейших способностей к рисованию, что впоследствии осложняло его работу ученого-натуралиста. А еще он увлекался музыкой, и этот его интерес вызывал у всех знакомых недоумение. Дело в том, что Дарвин был абсолютно лишен музыкального слуха, он не в состоянии был запомнить или узнать простейшую мелодию. «Я не могу выдержать такта или промурлыкать что-нибудь про себя хоть сколько-нибудь верно, так что для меня решительно непонятно, как мог я наслаждаться музыкой» («Автобиография»). Однако ему нравилась не просто музыка – Дарвин ходил слушать антифоны к часовне Королевской коллегии. Церковная музыка волновала его. Он писал, что после прослушивания «даже чувствовал дрожь в спине». И ещё один любопытный факт в этой связи: Дарвин нанимал мальчиков-хористов, чтобы они пели у него дома.

Итак, убедившись, что сын не склонен посвятить себя служению страждущим, Роберт Дарвин принял странное для атеиста решение. Он предложил сыну стать священником. Чарлз отнесся к этому весьма серьезно, попросил время на размышление и принялся за чтение книг по богословию. «Я старательно прочитал книгу Пирсона “О вероучении” и несколько других богословских книг, а так как у меня не было в то время ни малейшего сомнения в полной и буквальной истинности каждого слова Библии, то я очень скоро убедил себя в том, что наше вероучение необходимо считать полностью приемлемым» («Автобиография»). Таковы обстоятельства, приведшие его в 1828 году на Богословский факультет (колледж Христа) Кембриджского университета.

Было ли это таким же насилием над собой, беспрекословным подчинением воле отца, как и в случае с медициной? Видимо, нет. По крайней мере в «Автобиографии» он свидетельствует, что перспектива стать сельским пастором его в то время вполне устраивала, даже привлекала. Он придерживался общепринятых религиозных воззрений, не испытывая никакого кризиса веры или внутреннего конфликта.

В ту пору в богословских кругах большим авторитетом пользовалась «Естественная теология» («Natural Theology») Уильяма Пейли (1743-1805). Дарвин писал, что восхищался этой книгой и знал ее почти наизусть. Экзегетика, герменевтика Священного Писания опиралась на школу буквального толкования. Таков был багаж теолога-англиканина начала XIX века. Однако усвоенная Дарвиным методология буквального толкования Писания породила первые сомнения в истинности библейской картины происхождения живого, описанной в Шестодневе. В итоге впоследствии он почти полностью разуверился в Ветхом Завете, считая описанные в нем события Священной Истории мифическими. Но при этом считал себя христианином. Отец Александр Мень писал: «По всей вероятности, в юношеском возрасте у Дарвина не произошло открытия веры для себя». Детская вера трансформировалась в номинальное христианство, ставшее для будущего теолога «абстрактной доктриной»[13].

Что же дали Дарвину занятия теологией? Он откровенно написал об этом: «Три года, проведенные в Кембридже, были также потеряны мной для академических занятий, как и годы, проведенные в Эдинбурге и школе… Время моего пребывания там я считаю потерянным и даже хуже, чем потерянным». Можно лишь посочувствовать человеку, потратившему столько лет, как ему казалось, попусту…

Как все его сокурскники, Дарвин сдал экзамены и получил степень бакалавра богословия. Курс он окончил без всяких отличий, “hoi polloi” (лат. «как многие») – так записано в его дипломе. Теперь он имел право начать пасторское служение. Однако место в расположенном неподалеку соборе, на которое он рассчитывал, могло освободиться лишь через пару лет… Но вопрос, чем заняться, решился сам собой.

4. «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет…» [14]

В августе того же года Дарвин заехал погостить к отцу и обнаружил письмо Кембриджского преподавателя, профессора минералогии и ботаники, пастора Джона Стивенса Генслоу (1796-1861), с которым у него за время учебы установились дружеские отношения. Помня об интересе студента Дарвина к естествознанию, пастор предложил ему отправиться в кругосветное плавание в качестве натуралиста на военном парусном судне “Бигль”. В задачи экспедиции входило проведение топографических съемок у восточного и западного побережья Южной Америки и прилегающих островов, построение выверенных карт и пр. Но капитан Роберт Фицрой (1805-1865) пожелал иметь на борту еще и натуралиста. Чарлз хотел принять это предложение, ведь судьба неожиданно дарила ему исполнение детской мечты о дальних странах, но… отец был категорически против. Он справедливо полагал, что каждый должен заниматься своим делом. Однако нашлись доводы, которые убедили доктора Дарвина разрешить сыну участие в плавании. В дальнейшем Дарвин признавался: «Путешествие на «Бигле» было, конечно, самым важным событием моей жизни, определившим всю мою последующую деятельность». В плавание он взял с собой, помимо научной литературы, Библию и поэму Дж. Милтона «Потерянный рай».

27 декабря 1831 г. “Бигль” после нескольких неудачных попыток, с огромным трудом вышел в море. Экспедиция затянулась на долгие пять лет. Маршрут пролегал вдоль берегов Чили, через Галапагосские острова, Таити, Новую Зеландию, Тасманию, Южную Африку. Все свои впечатления Ч.Дарвин тщательно записывал в дневник. Записи свидетельствуют о «величественном удивлении, изумлении и восторге, которые наполняют и возвышают душу». Приведенные слова – цитата из книги, которую Ч.Дарвин издал вскоре после своего возвращения и которая представляет собой его пятилетние дневниковые записи[15].

Чем же занимался Дарвин на борту судна? В его обязанности входил сбор коллекций (морских животных, насекомых, раковин моллюсков, птиц, минералов, окаменелостей и пр.). Он засушивал растения, составляя гербарий для пастора Генслоу, проводил геологические и океанографические исследования, собирал этнографические материалы. Наконец он делал то, к чему лежала душа! Члены судовой команды дали ему шутливое прозвище – «Мухолов». Однако Дарвин не обижался. Ведь он занимался не только «ловлей», но и первичным описанием собранных экспонатов. Да и не только это. Он много наблюдал, сравнивал, размышлял, о чем свидетельствуют его дневниковые записи.

Да, это долгое, трудное, порой опасное плавание, определило всю его дальнейшую жизнь, поскольку во время этой экспедиции Ч.Дарвин, по его собственному признанию, «открыл для себя подлинный механизм эволюции». Отправившись в экспедицию коллекционером-любителем и рыболовом-охотником, он вернется спустя пять лет не просто профессиональным натуралистом, но сложившимся ученым-философом, быстро завоевавшим авторитет в научном мире. Сравнивая растительный и животный мир Галапагосских островов и материка, он не мог не задуматься над причинами наблюдающихся различий между близкими видами. Особенно его заинтересовали многочисленные близкие виды галапагосских черепах и вьюрков – небольших птиц из отряда воробьиных. Попытка найти объяснение привела Ч.Дарвина к открытию механизма возникновения новых видов. Но вместе с тем Дарвин писал в «Путешествии…»: «Мне казалось, что здесь я присутствовал при самом Акте Творения». Эта библейская ассоциация весьма примечательна. И в дальнейшем, стремясь передать свои впечатления, он так же использует библейские образы.

Собранные образцы Дарвин отправлял с оказиями в Англию, и они сразу обратили на себя внимание. Пятеро авторитетных ученых занимались обработкой присылаемых им материалов. Дарвин не скрывал, что первый успех окрылил его. «… Мною руководила честолюбивая мечта – занять свое место в ряду ученых <…> Слышать похвалу от какой-либо знаменитой личности, хотя, без сомнения, может возбудить тщеславие, думаю, однако, хорошо для молодого человека, т.к. содействует ему идти по верному пути», – писал он позднее в «Автобиографии».

В путевом дневнике этого времени можно найти уникальное признание Дарвина, чрезвычайно важное в контексте его духовной эволюции. В заключительной главе читаем: «И здесь, и там мы видим Храмы, наполненные разнообразными произведениями Бога природы. Никто не может пробыть в этих диких местах, не испытывая волнения и не почувствовав, что в человеке есть нечто большее, чем простое дыхание его тела». Эти лаконичные строки позволяют говорить о том, что там, в тропическом лесу, молодой теолог-натуралист пережил мистическое чувство Богоприсутствия. Однако надо признать, что это не переменило жизнь Дарвина. По мнению отца Александра Меня, «это было лишь смутное чувство, которое не получило развития»[16]. Подтверждением могут служить непростые обстоятельства его последующей жизни.

Почему Дарвин, ощутивший Бога рядом с собой, испытавший волнение Богоприсутствия, не ответил на обращенный к нему призыв? Возможны различные объяснения. Вот одно из них, отнюдь не претендующее на истинность. Эта ситуация напоминает историю евангельского богатого юноши (Марк 10:17), который не пошел за Христом, позвавшим его с Собой. Дарвин также сделал свой выбор: он, теолог, подчинился велению своего сердца, отягощенного научным тщеславием. В дальнейшем он напишет об этом в своей «Автобиографии»: «Все это показывает, как честолюбив я был…»

Грех честолюбия порождает, согласно учению Иоанна Лествичника, еще один смертный грех – уныние. А уныние, в свою очередь, приводит к странному состоянию, названному Иоанном Лествичником «окаменением сердца». Именно о таком состоянии – утрате способности чувствовать прекрасное, свидетельствовал в «Автобиографии» Ч.Дарвин: «В былое время живопись доставляла мне значительное, а музыка – высокое наслаждение. Но вот уже несколько лет, что я не могу выносить ни одной строки поэзии; пробовал я недавно читать Шекспира, но он мне показался скучным до тошноты. Я почти потерял и прежний вкус к живописи и музыке. <…> Ум мой превратился в какой-то механизм, перемалывающий большие коллекции фактов и общие законы, но почему эта способность вызвала атрофирование только той части мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы, я не могу понять… Утрата этих вкусов представляет утрату известной доли счастья …» Подметив в себе честолюбие как черту характера, назвав грех “по имени”, Дарвин всё же не осознал его как грех, ошибочно полагая, что «тщеславие <…> содействует идти по верному пути».

Резюмируя эту часть жизни Дарвина, можно сделать вывод, что, отправляясь в плавание, он придерживался общепринятых религиозных воззрений, часто цитировал Библию, которую всегда имел при себе. Но теперь это было номинальное христианство.

5. «Есть странствиям конец – печалям никогда!»[17]

2 октября 1836 года “Бигль” возвратился в Англию. Ч.Дарвин, загорелый и возмужавший, ступил на порог родительского дома. Он больше не помышлял о духовной карьере: «Это намерение и желание моего отца никогда, в сущности, формально не были отвергнуты, но умерли естественной смертью, когда, оставив Кембридж, я в качестве натуралиста, присоединился к экспедиции Бигля» («Автобиография»). Он принялся за разборку привезенных экспонатов, готовил к изданию дневник путешествий.

В 1839 году произошло еще одно важное событие – Дарвин женился. Он остался верен семейной традиции. Его избранницей стала двоюродная кузина Эмма Веджвуд (1808-1896), с семейством которой Дарвинов связывали вековые родственные узы. Вскоре молодые навсегда переехали из Лондона в небольшое имение Даун в графстве Кент. «Причиной тому было частое нездоровье и одна серьезная продолжительная болезнь», – так объяснил молодой супруг перемену места жительства. На этой болезни, ставшей загадкой не только для дарвинологов, но и для врачей, мы остановимся ниже.

Итак, началась новая глава – жизнь человека, полностью посвятившего себя служению науке. Таков был его выбор, и он понятен. В плавание отправился натуралист-любитель, а спустя пять лет на берег Англии сошел сложившийся ученый. Его проницательный отец заметил эту перемену, обратив внимание, что у сына изменилась даже форма черепа (хотя, возможно, это была шпилька в адрес френологии, которой в ту пору многие увлекались).

Однако не следует думать, что Дарвин, бакалавр богословия, попробовав свои силы в качестве натуралиста, утратил веру и перешел в стан атеистов. Как можно обосновать это утверждение? Его личными признаниями, сделанными в разные годы жизни, с которыми мы познакомимся далее. Но его разум ученого требовал четких доказательств не только в науке, но и во всем остальном, не делая исключения для веры. Он ощущал потребность в строгих подтверждениях событий библейской истории. «Я отнюдь не склонен был отказываться от своей веры, я убежден в этом, ибо хорошо помню, как я все снова и снова возвращался к фантастическим мечтам об открытии в Помпеях или где-нибудь в другом месте старинной переписки между какими-нибудь выдающимися римлянами или рукописей, которые самым поразительным образом подтвердили бы все, что сказано в Евангелии» («Автобиография»). Не найдя таких «вещественных доказательств», примерно к тридцати годам Дарвин стал деистом. Деизм (от лат. Deus — Бог) не отрицает бытие Бога – Творца мира. Но для деиста Бог – это лишь Первопричина бытия, Он создает материю и наделяет ее законами развития. Запрограммировав направление развития, Творец в дальнейшем как бы устраняется из мира, оказывается вне мироздания. Он никак не участвует в бытии, становясь абсолютно недосягаемым для человека. Архиепископ Михаил Мудьюгин пишет о деизме: «Творец предоставляет мир его закономерностям, на его судьбы не влияет и Себя открывает только как “Сущий“, как Первопричина всякого бытия, но не как Законодатель, Промыслитель и Спаситель»[18]. Следует сказать, что деизм широко распространен среди номинальных христиан, которые не идут дальше исполнения обряда. Подобных взглядов придерживался Ж.-Л. Де Бюффон, Ж.-Б.Ламарк, Эразм Дарвин и многие другие ученые не только XIX, но и XX столетия (к примеру, А.Эйнштейн). Не стал исключением и Ч.Дарвин. Однако он по-прежнему называл себя «теистом». Почему? Вряд ли дипломированный теолог не знал разницы между этими понятиями…

6. «Устраните причину, тогда пройдет и болезнь»

Эти слова принадлежат Гиппократу, прародителю искусства врачевания. «Скорбный лист»[19] Дарвина – очевидное свидетельство верности этой сентенции. Итак, далее речь пойдет о болезни, которая ворвалась в жизнь 27-летнего Чарлза по возвращении из экспедиции. Недуг этот оказался не только тяжелым и продолжительным, но и неизлечимым. Ни тщательные обследования, ни консилиумы врачей – ничего не помогало. Диагноз фактически не был поставлен, поэтому предлагаемые способы лечения давали лишь кратковременное облегчение. Больному становилось все хуже, его состояние вызывало тревогу близких. Дарвину даже пришлось отказаться от поста секретаря Геологического общества. Удивительно, но судя по портретам того периода, это был здоровый, цветущий молодой мужчина.

В чем же проявлялась необычная болезнь, какова, как сказал бы врач, клиническая картина? Все последующие сорок лет жизни его терзали быстрая утомляемость, слабость, головные боли, бессонница, кошмары по ночам, обмороки, дурнота. Временами появлялась беспричинная паника, страх смерти. Психиатры отмечают симптомы деперсонализации (расстройство самосознания). Впоследствии присоединилась агорафобия – боязнь открытого пространства, поэтому он не в состоянии был не только путешествовать (плавание на «Бигле» поставило на этом точку), но и совершать непродолжительные поездки, разве что в карете с тщательно задернутыми окнами. Еще хуже другое: Дарвин не мог позволить общение с друзьями, т. к. страдал от перевозбуждения, которое всегда испытывал в обществе. «Последствием этого были припадки сильной дрожи и рвота».

С годами болезнь стала определять весь строй его жизни. Сын Френсис вспоминал: «Одной из главных черт жизни моего отца являлся тот факт, что в продолжение почти сорока лет он не знал ни одного вполне здорового дня, так что вся его жизнь представляла одну долгую борьбу с бременем болезни». В доме Дарвинов был установлен строжайший распорядок дня, которому следовали все члены семьи. Малейший отход от него вызывал обострение болезни. После получасового разговора с посторонним человеком (даже с хорошим знакомым) он неделями страдал от слабости, не позволявшей ему встать с кушетки, а по ночам его преследовали кошмары (часто снился один и тот же сон – его ведут на виселицу).

Вследствие этого большую часть жизни Ч.Дарвин в прямом смысле слова провел на кушетке. Силы его бывали так невелики, что временами он не мог даже держать книгу в руках. Чтобы иметь возможность хотя бы читать (поскольку ничем другим в эти периоды он заниматься не мог), ему приходилось проделывать своего рода экзекуцию – разрезать толстые тома на части. Сын Френсис вспоминал: «Если книга оказывалась тяжелой, он ее разрывал пополам, чтобы было удобнее держать». Судя по дошедшему до нас распорядку дня, а его Дарвин неукоснительно придерживался, он работал не более 2-3 часов в день. Поэтому приходится удивляться, что ему так много удалось сделать в науке, причем все исследования выполнены с величайшей тщательностью.

Но Дарвин, очевидно, испытывал и нравственные страдания от своей болезни. Он с явной досадой писал в 1849 г. одному из друзей, Джозефу Гукеру: «Все твердят мне, что у меня чудесный, цветущий вид, многие думают, что я притворяюсь больным».

Доктора, разумеется, пытались определить причину недуга. Один из них склонен был считать, что болезнь имеет психический характер. Другой, поставивший ему диагноз “астения” (физиологическая неполноценность), полагал, что наблюдающиеся проявления, близкие к психическому заболеванию, есть результат психических отклонений наследственной природы, которые наблюдались в роду Дарвинов. Он исследовал состояние здоровья его родственников и выяснил такую картину: дед Чарлза, Эразм, сильно заикался и имел странности поведения; его дядя покончил жизнь самоубийством (утопился); отец заикался, страдал повышенной возбудимостью и склонностью к тирании, вследствие чего все его дети выросли неврастениками; старший брат Чарлза жаловался на сильное умственное переутомление, слабость и провалы в памяти. Что касается родственников по материнской линии, то его дядя страдал приступами депрессии, неотличимыми от безумия, а поведение двух тетушек отличалось значительными чудачествами. Таков был “генетический груз“, доставшийся Дарвину от предков, которые в течение многих поколений заключали браки со своими близкими родственниками. Возможно, перечисленные отклонения – следствия близкородственных брачных союзов.

Надо сказать, что до сих пор предпринимаются попытки поставить точный диагноз давно умершему больному. Предлагаются разные варианты. Одна их версий – тропическая инфекция. В дневнике Дарвина есть запись о том, что при переходе через Кордильеры его укусил «бенчуки, крупный черный, пампасский клоп из рода Reduvius». Теперь известно, что этот клоп, которого называют клопом-убийцей, или поцелуйным клопом, является переносчиком трипаносомы – возбудителя синдрома Чагаса (Шагаса). Однако если допустить, что вследствие укуса он заразился трипаносомой, то клиническая картина должна была выглядеть иначе. Среди предполагаемых диагнозов есть еще такие: панический синдром, ипохондрия, синдром Аспергера (одна из форм высокофункционального аутизма). Однако болезнь, поразившая 27-летнего путешественника, так и не раскрыла свои тайны, поэтому врачи и сегодня называют его «недиагностированным пожизненным инвалидом». Многие сходятся на том, что болезнь имеет сложную психо-соматическую природу [20]

Обратим внимание на тот факт, что посещение Церкви – а Дарвин старался присутствовать если не на мессах, то хотя бы на крестинах, венчаниях, отпеваниях, также вызывало приступы болезни. Поэтому когда многочисленные домочадцы отправлялась на мессу, глава семейства вынужден был гулять по парку. И все же Дарвин принимал посильное участие в жизни своего прихода, занимался благотворительностью, поддерживал приятельские отношения с местным священником. Для «атеиста», коим его пытаются представить, такая деятельность вряд ли возможна.

В конце жизни он признался священнику, что из-за невероятной физической слабости все время чувствовал, что ему «непосильны глубокие раздумья о самом сокровенном, чем может быть полна душа человеческая» («Автобиография»). А одной из дочерей он сказал: «Я напрасно оставил свой духовный мир в таком небрежении». Изнурительная болезнь стала препятствием на пути духовных исканий. Это свидетельство может дать ключ к разгадке таинственного недуга, который, вероятно, имел не только психо-соматическую, но и духовную причину. Известно, что болезнь “привезена” из путешествия. Но тогда же имело место и другое, упоминавшееся выше событие – ощущение Богоприсутствия, на которое, по сути, ответа не последовало. Дарвин-ученый одержал тогда верх над Дарвиным-теологом. И зримым плодом этой победы стало то состояние физической дряхлости, в котором он пребывал все последующие годы. Можно сформулировать так: неотрефлексированный им грех тщеславия пробил своего рода брешь в духовной защите, что привело к столь страшным последствиям.

Если внимательно всмотреться в последние фотографии Дарвина, то трудно поверить, что запечатлен знаменитый ученый, окруженный ореолом славы, любви, почитания. В одном из писем к А.Уоллесу (1823-1913) он признавался: «Все у меня есть, чтобы чувствовать себя довольным и счастливым, но жизнь стала очень тягостной для меня. Что я буду делать в течение немногих оставшихся мне лет жизни, право не умею сказать». Все годы он жил с ощущением близости смерти, его жизнь превратилась в непрерывную «борьбу за существование». Однако на фоне этой неравной борьбы, имея возможность работать не более нескольких часов, тщательно рассчитывая свои силы, он до последних дней плодотворно трудился в самых разных областях естествознания.

7. «Ученый без трудов – дерево без плодов…»[21]

Несмотря на постоянную слабость и недомогание, подтачивавшие его силы, Дарвин упорно работал. Его печатные труды появлялись с завидной регулярностью, раз в два-три года, и их отличала основательность, добросовестность, фундаментальность. Вот некоторые примеры. Он написал работу об образовании коралловых рифов. Вслед за тем опубликовал фундаментальный двухтомный труд об усоногих ракообразных, в систематике которых он был и остается крупнейшим специалистом в мире. За эту работу автор был удостоен высшей награды – медали Королевского научного общества. Зоологи до сих пор не перестают удивляться, как ему удалось получить столь точные сведения о строении этих крошечных созданий, пользуясь примитивной оптикой XIX века. Помимо этого он занимался биологией кольчатых червей, лазающими растениями, изучал изменчивость у растений и животных в прирученном состоянии, исследовал опыление у орхидей, выражение эмоций у животных и человека, а также происхождение человека и многое другое.

8. «Увы, что нашего незнанья и беспомощней и грустней?» [22]

Если вновь вернуться к эволюции веры героя этого очерка, то следует сказать, что к концу жизни его деизм сменился агностицизмом (греч. «agnostos» – недоступный познанию). Этот неологизм был введен его другом и кузеном Томасом Гексли (1825-1895), которого современники называли «бульдогом Дарвина» за страстную приверженность идеям последнего. Будучи философским учением, агностицизм отрицает возможность познания мира и Бога, равно как и достижение Истины. Роль науки для агностика ограничивается лишь описанием явлений и феноменов. Дарвин так обосновывал перемену мировоззрения: «Тайна Начала всех Начал для нас неразрешима, и я со своей стороны, должен ограничиться скромной ролью агностика (незнающего)». Но даже этот вывод, при его явной спорности, есть свидетельство того, что Дарвина волновала не просто научная проблема, а именно «тайна Начала». Несомненно, что под «Началом всех Начал» он имел в виду ту Трансцендентную Силу, которая породила материальный мир, и без познания которой научная картина мироздания не может быть воссоздана в полноте. Вернее, такая картина оказывается принципиально деформированной, усеченной в самой главной своей части. Но Дарвину эта тайна не открылась. Возможно, это и стало почвой для агностицизма.

9. «Проповедью должны быть наши жизни, а не наши слова»[23]

И всё же, терпеливые читатели, рискну утверждать, что Дарвин-христианин, несмотря на кризис веры, колебания, сомнения, искания, все-таки одержал победу над Дарвиным-агностиком. Что дает основания для этого вывода, который так раздражает атеистов, желающих иметь в своих рядах этого авторитетного ученого? Прежде всего, сама его жизнь. Трудно сказать, что творилось в душе Ч.Дарвина, когда его основной труд, «главная книга жизни» – «Происхождение видов», подверглась не просто критике, а настоящему поруганию. Вот лишь пара примеров. В письме к А.Уоллесу он пишет: «Наше общее произведение обратило на себя мало внимания. Единственный, насколько я могу припомнить, печатный отзыв о нем принадлежал профессору Готону, в Дублине: его приговор сводился к тому, что все новое в них было не верно, а все верное не ново». Общее мнение было высказано в 1863 году на Конгрессе естествоиспытателей: «Теория Дарвина ложна, вредна, противоречит всем фактическим данным и через несколько лет о ней никто не вспомнит». Однако Дарвин хранил молчание, публично не отозвавшись ни одним резким словом в адрес своих оппонентов. Со временем его кротость станет поистине легендарной. Его ответом на критику были лишь последующие издания «Происхождения видов» (их всего шесть), в которых он пытался найти новые, более убедительные примеры, аргументы, доказательства в пользу своей эволюционной модели.

Но помимо этого существует несколько прямых свидетельств самого Дарвина. Представляет интерес его ответ на письмо голландского студента, которого волновал вопрос относительно веры ученого в Бога. Вот эти строки: «Нельзя себе представить возникновение этой красивой и дивной вселенной с населяющими ее сознательными существами, как результат простой случайности – этот факт является для меня главным доказательством в пользу существования Бога. Наиболее верным кажется мне заключение, что весь вопрос выходит за пределы, доступные человеческому разуму». [24] Следует, однако, сказать, что проблема случайности/целесообразности эволюции до сих пор является предметом острой дискуссии, которая далека от завершения. Что касается Дарвина, то он склонялся то в одну, то в другую сторону: «Я склонен считать все происходящее результатом целесообразных законов и оставляю тому, что мы можем назвать случаем, различные детали, как хорошие, так и плохие. Я бы сказал, что это в целом меня удовлетворяет. Где-то в глубине души я чувствую, что касаюсь вопроса, слишком глубокого для человеческого разума»[25]. Поэтому в письме другу Джону Фордайсу (Fordyce John) он, не скрывая своих сомнений, писал: «…Я должен Вам сказать, что я часто колеблюсь в своем мнении»[26].

Другим важным свидетельством является письмо, также написанное Дж. Фордайсу 7 мая 1879 года, которое однозначно свидетельствует о его отношении к атеизму: «In my most extreme fluctuations I have never been an atheist in the sense of denying the existence of a God» – «В самые крайние моменты колебаний я никогда не был атеистом в том смысле, чтобы отрицать существование Бога».[27]

И, наконец, нельзя не учитывать обстоятельства кончины Дарвина, точнее последние сказанные им слова. Сын Френсис вспоминал: «В ночь с 18 на 19 апреля у него сделался сильный припадок, кончившийся обмороком, и его удалось привести в сознание только с большим трудом. Казалось, он предчувствовал близость смерти и сказал: “Я совсем не боюсь умереть”». [28] Почему это свидетельство представляется особенно важным? Люди, по сути, одинаково приходят в мир, но очень по-разному его покидают.

«Осуществить себя! Суметь продлиться!

Вот цель, что в путь нас гонит неотступно, –

Не оглянуться, не остановиться…» [29]

Прожившие жизнь на пределе возможностей, осуществившие все или почти все, от них зависевшее, реализовавшие себя во всей полноте… Уход таких людей воспринимается даже их близкими, несмотря на боль утраты, как переход в жизнь вечную. Блаженному Августину принадлежат часто цитируемые слова: «Господи, Ты создал нас для Себя, и в беспокойстве сердце наше, пока не успокоится в Тебе». Слова умирающего Дарвина, перед которым уже открылось пространство вечности, вероятно, обращены и не к родным вовсе. Спокойствие и смирение, озарившие последние мгновения жизни – не есть ли это подтверждение, что он обрел новое бытие, примиренный с Богом?..

Итак, Чарлз Дарвин не был ни богоборцем, ни атеистом, ни вероотступником. Он прошел непростой путь. Полагаю, что в главном, в своей эволюционной модели, он ошибся. Спустя полтора столетия стало ясно, что описанный им механизм эволюции, в результате действия которого должны были бы появляться не только новые виды, но и таксоны более высоких рангов, не функционирует. Однако задача, которую он пытался решить, не имеет полноценного ответа до сих пор, несмотря на усилия многочисленных ученых и целых научных школ.

10. «По плодам их узнаете их»[30]

Оставленное Дарвиным научное наследие – огромно. И теория эволюции – пусть наиболее известная, но лишь малая его часть. Дарвин, наделенный разносторонними интересами и широким кругозором, сделал немало открытий в самых разных областях биологии, и открытия эти по праву вошли в золотой фонд науки. О своем жизненном пути он сказал так: «Я учился, совершил кругосветное путешествие, а затем снова учился: вот моя автобиография». [31] Наверное, это и были наиболее существенные события его непростой жизни.

Остается добавить, что причиной смерти Ч.Дарвина была все та же нераспознанная медициной болезнь, преследовавшая его долгие годы. Он был похоронен, согласно решению Палаты Общин, в Вестминстерском аббатстве, у северной галереи. Его прах соседствует с прахом другого великого англичанина – Исаака Ньютона.

А что касается его религиозности… Думается, мы не вправе судить, какова была степень его воцерковленности или глубина веры. Это – сокровенная тайна двоих, Бога и человека.

_______________________________________________

[1] . Цитата из повести А.С. Пушкина «Арап Петра Великого», глава III.

[2] . Клайв Стейплз Льюис. Просто христинство.

[3] . Ч. Дарвин.Происхождение видов путём естественного отбора, или сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь – Charles Darwin. On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life. London, John Murray, Albemarle street. 1859.

[4] . Тихомиров А.А. Вина науки (Спинозизм и дарвинизм). М., Типография Штаба Московского военного округа, 1907.

[5] . Darwin Francis, ed., The life and letters of Charles Darwin, including an autobiographical chapter, London, 1887, John Murray. Дарвин Френсис. Переписка Ч.Дарвина и его жизнь в Дауне, М., б/г.

[6] The Complete Work of Charles Darwin Online Http://

[7] . Решение суда не остановило школьницу-антидарвинистку / «Известия». 6 марта 2007 // <>.

[8] . А. Куприянов. Оскорбление лицедействием // <>.

[9] . Протоиерей Александр Мень. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни, т.1. К вопросу о миросозерцании Ч.Дарвина. М., Слово, 1991.

[10] . Все эти материалы размещены на сайте: .

[11] . Цитата из поэмы А.С. Пушкина «Евгений Онегин».

[12] . Цитата из стихотворения М.В. Ломоносова. “Письмо о пользе стекла к Высокопревосходительному господину генералу-поручику, действительному Ее Императорского Величества камергеру, Московского университета куратору и орденов Белого орла, Святого Александра и Святыя Анны кавалер”, декабрь 1752.

[13] . Протоиерей Александр Мень. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни, т.1. К вопросу о миросозерцании Ч.Дарвина. М., Слово, 1991.

[14] . Цитата из «Сказки о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» А.С. Пушкина.

[15] .Ч.Дарвин. Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль». 1839.

[16] . Протоиерей Александр Мень. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни, т.1. К вопросу о миросозерцании Ч.Дарвина. М., Слово, 1991.

[17] «Есть странствиям конец – печалям никогда!». Цитата из стихотворения

К.Н. Батюшкова “Воспоминания” 1815.

[18] . Архиепископ Михаил Мудьюгин. Введение в основное богословие. глава «Религия и наука», М., ББИ, 1995.

[19] . Скорбный лист (устар.) – больничный листок со сведениями о ходе болезни и о лечении больного.

[20] . Барло Нора. Приложение к английскому изданию «Автобиографии» Ч. Дарвина. 1958. Режим доступа:

[21] . «Ученый без трудов – дерево без плодов». Саади Ширази (ок. 1181- 1291)

[22] . Цитата из стихотворения Ф.И. Тютчева «Увы, что нашего незнанья».

[23] . Высказывание принадлежит Томасу Джефферсону – просветителю, третьему президенту США.

[24] . Дарвинизм. Хрестоматия. Письмо Ч. Дарвина голландскому студенту . М., 1951.

[25] . Ч. Дарвин. Мое миросозерцание (религиозное миросозерцание). С введением Бруно Вилле; пер. С.П. и Г.Г. Сониных; под ред. В.В. Битнера. СПб.., 1906.

[26] . Ibid.

[27] .

[28] . Darwin Francis, ed., The life and letters of Charles Darwin, including an autobiographical chapter, London, 1887, John Murray. Дарвин Френсис. Переписка Ч.Дарвина и его жизнь в Дауне, М., б/г.

[29] . Герман Гессе. Игра в бисер. «ЖАЛОБА». Собственные сочинения Иозефа Кнехта

[30] . Мф. 7:16

[31] . Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера (Автобиография). Сочинения, т. 9, М., Изд-во АН СССР, 1959.