НАТАЛЬЯ СМИРНОВА ● ПОЭМЫ, ПОЭЛЛАДЫ И ДРУГИЕ ФОРМЫ ЖИЗНИ СЕРГЕЯ СУТУЛОВА-КАТЕРИНИЧА «НА ЭТОМ, ГОМЕРОМ ПРИДУМАННОМ СВЕТЕ»
Поэзия – точнейшая наука:
Друг друга отражают зеркала…
Георгий Иванов
Приворожу Сахару букварем…
Сергей Сутулов-Катеринич
Аксиома: каждый человек стремится быть понятым окружающими, и поэты не составляют исключения, хотя предмет их высказывания, как правило, относится к области незнаемого, более того – формируется одновременно с самим высказыванием. Зыбкость и тонкость связей происходящего в душе и в мире велят поэту обращаться к таким языковым средствам, которые зачастую оказываются непривычными и несколько сложными для остальных носителей языка.
«Вот стихи, а всё понятно, / Всё – на русском языке», – эти замечательные строки, к сожалению, могут толковаться двояко. Порой их воспринимают не как отказ от невнятицы и пускания пыли в глаза, но как некий императив, запрещающий неожиданные сближения между фонетикой и смыслом, отказывающий поэту в праве на причудливые свободные ассоциации.
На самом деле русский язык (как и любой другой) есть место встречи между автором высказывания и реципиентами, постоянный форум, расширяющий границы понятности. Этот процесс всегда двунаправлен: чтобы стало «всё понятно», требуются усилия не одного только автора, но и всей аудитории. По сути, поэт воспитывает у своей аудитории новое чувство слова, делясь с ней своими открытиями, обучая видению в слове дополнительных горизонтов, подпитываясь от языка, но, в конечном итоге, преобразуя самый язык.
Вышесказанное со всей очевидностью подтверждается творчеством Сергея Сутулова-Катеринича. Его поэзия могла бы стать полноправным разделом современной аксиологии, представляя ту ее область, которая осмысливает переход иерархии ценностей в иную систему координат, приобретая весьма замысловатую конфигурацию, основой которой, по Борису Парамонову, выступает «ирония искушенного человека»: он, не отрицая «высокого», понимает и принимает «смысл и необходимость (дополнительность, комплиментарность) “низкого” – собственную необходимость» (Конец стиля. М.,1991). По Парамонову, стихи Сутулова-Катеринича это поэзия «и – и», поэзия через запятую, очень часто – намеренно с маленькой буквы, поскольку для нее – все во всем, и единичное есть безусловное проявление Единого. Для Сутулова-Катеринича нет самодостаточности безусловного и условного, земного и небесного, яркого и тусклого, патриотического и космополитического, сектантского и экуменистского, сакрального и профанного, инфернального и эфирного. Это – поэзия дополнительности, особой сочетательности, арт-произвольности, тотальной эклектики, в которой «зарождается свобода» (Парамонов)…
Части речи привожу в чебуречные,
Часть наречий развожу под сосёнками.
Задаваясь вопросом, «из каких стихий прилетает дракон трёхглавый, извергая… стихи», Сутулов-Катеринич, думается, несколько лукавит, поскольку на него его поэзия дает достаточно красноречивый ответ: эта стихия – Россия конца ХХ – начала XXI века, не способная совладать с одной из своих главных стихий – Поэзией, Протеем Протеев, знающим, вслед за Георгием Ивановым, что
«Желтофиоль» – похоже на виолу,
На меланхолию, на канифоль.
Иллюзия относится к Эолу,
Как к белизне – безмолвие и боль.
И, подчиняясь рифмы произволу,
Мне все равно – пароль или король.
По сути, поэзию всегда питали метаморфозы бытия, отечественную – особенно: в силу совпадения онтологического закона языка, в котором Стихи и Стихии слиты воедино.
Метаморфоза бытия: граница-гранки-гранд-Гранада…
Как замечательно сказал Мераб Мамардашвили, «главная иллюзия, конечно, – это пустое пространство между нашим якобы бесплотным взглядом и его видимым объектом. Необходимо разрушить подобное интуитивное мышление в этой области, высвобождая поле для анализа того, что на самом деле происходит в мире и его отражении» (Классический и неклассический идеалы рациональности, М., 1994).
Полузвуков клубок. Полубукв полубог
Окольцует крылатых коллег.
Конечно же, стиль – не есть проблема техники, но проблема видения, которое должно быть настолько острым и проницательным, чтобы не заблудиться в «лабиринтах зазеркальных отражений»; настолько безупречным, чтобы «Боже правый, Боже левый» выражали одну из главных, на мой взгляд, мыслей Сутулова-Катеринича – «образы – за образами»…
Поэзия – «неразлучница вечности, собеседница истины» – у Сутулова-Катеринича, с его «хороводом эпох», стремится преимущественно не к решению эстетической, но онтологической задачи, что, в частности, увидела Тамара Гуртуева в творчестве Тимура Кибирова (Маленький человек с БОЛЬшой буквы. Поэзия Северного Кавказа в контексте постмодернизма. Нальчик, 1994). К слову сказать, акцентированные заглавные буквы в названии книги, равно как и сам его полемический парафраз, вполне в духе Сутулова-Катеринича: сохрани-родина, схорони-родина,
Для Сутулова-Катеринича сегодня – Период полурас, в котором в полной мере «настрадается Нострадамус»… Высокое библейское Смертью смерть, – существующее в идеальном пространстве желательного быть достигнутым, ныне, у Сутулова-Катеринича, звучит как почти непреложное:
Сатана-суфлёр транспарант вознёс:
«Кровью кров поправ – вариант веков!»
«Вовремя нужно сметь главные песни спеть» – этический закон Поэзии. Именно так его выражает автор «Ореховки. До востребования». Русская поэзия следовала и продолжает следовать этому закону неукоснительно. В этом смысле она, пожалуй, одна из самых законопослушных. Семен Кирсанов, великолепный Циркач Стиха, поэзия которого растворена в материи стихов Сутулова-Катеринича, утверждает:
Мы не урны,
и мы не плиты,
мы страницы страны,
где мы
для взволнованных глаз
открыты
за незапертыми дверьми.
Двери поэзии открыты всегда, но кто и как войдёт в них, с какой целью, с какими комментариями прочтёт эти страницы? Хорошо бы, если бы они вызвали адекватное, если не идеальное понимание, отклик, созвучие. Но не менее важно и после-мыслие, чтобы заблудившаяся память – «Моя память в зыбких зимах заблудилась»… – нашла выход из «зазеркальных подземелий». Куда? – К Жизни в её нераздельности, к «деревенькам, не оскопленным ГУЛАГами». Да станут все «небылицы светлыми да-былицами», как сказал Кирсанов!.. А Борис Парамонов добавил: «Искусство и утопию роднит дух перфекционизма».
Поэмы, поэллады и другие формы жизни… Не больше, не меньше. На мой взгляд, этим объясняется все: и звучащая с небес цевница Гаврилы Державина, и душа-тальянка Сергея Есенина, и текучий словарь Земли Арсения Тарковского, и желание Александра Кушнера кавказской быть пчелой… А это, полагаю, корректно и без преувеличения, как у Мамардашвили: «Нас должны интересовать лишь действительно живые явления, живые очаги неразложимых взаимодействий, которые лишь актуально, «по живому» должны иметь место, чтобы потом, в слое соответствий, можно было говорить в терминах законов и каузальных связей». А посему Сутулов-Катеринич «дает карт-бланш черновикам» и вручает «строчки облакам, легендам, ливням, ледникам, – пускай гуляют по векам»…
По векам… И это тоже – из великого рода Сослагательного, но очень и очень желательного. Кушнер по этому поводу говорит –
С парохода сойти современности
Хорошо самому до того,
Как по глупости или из ревности
Тебя мальчики сбросят с него.
Эти мальчики, к счастью для них или нет, не знают того, что знает Александр Кушнер и большинство поэтов –
В неземные края заполярные
Полуздешняя тянется тень, –
ибо Поэзия, действительно имеет дело с формами Жизни:
Господи, сохрани треснувшую свирель,
синюю ноту ни, красную ноту ре.
От моего сна до твоего – сон,
Солнце, ковыль, луна, смех, сигарета, стон.
Сонная, сбереги, дробную русскую речь –
Ижицей не солги, рифмой не искалечь!
Снова лечу, плыву – Вечность от сих до сих…
Встретимся наяву, если запомнишь стих.
P.S.
Рефреном-жизнь. Рентгеном – смерть.
Возьми всего один аккорд:
«Любить и сметь, творить и сметь!»
Наталья Смирнова,
доктор филологических наук
(Нальчик)
Поэзия – точнейшая наука:
Друг друга отражают зеркала…
Георгий Иванов
Приворожу Сахару букварем…
Сергей Сутулов-Катеринич
Аксиома: каждый человек стремится быть понятым окружающими, и поэты не составляют исключения, хотя предмет их высказывания, как правило, относится к области незнаемого, более того – формируется одновременно с самим высказыванием. Зыбкость и тонкость связей происходящего в душе и в мире велят поэту обращаться к таким языковым средствам, которые зачастую оказываются непривычными и несколько сложными для остальных носителей языка.
«Вот стихи, а всё понятно, / Всё – на русском языке», – эти замечательные строки, к сожалению, могут толковаться двояко. Порой их воспринимают не как отказ от невнятицы и пускания пыли в глаза, но как некий императив, запрещающий неожиданные сближения между фонетикой и смыслом, отказывающий поэту в праве на причудливые свободные ассоциации.
На самом деле русский язык (как и любой другой) есть место встречи между автором высказывания и реципиентами, постоянный форум, расширяющий границы понятности. Этот процесс всегда двунаправлен: чтобы стало «всё понятно», требуются усилия не одного только автора, но и всей аудитории. По сути, поэт воспитывает у своей аудитории новое чувство слова, делясь с ней своими открытиями, обучая видению в слове дополнительных горизонтов, подпитываясь от языка, но, в конечном итоге, преобразуя самый язык.
Вышесказанное со всей очевидностью подтверждается творчеством Сергея Сутулова-Катеринича. Его поэзия могла бы стать полноправным разделом современной аксиологии, представляя ту ее область, которая осмысливает переход иерархии ценностей в иную систему координат, приобретая весьма замысловатую конфигурацию, основой которой, по Борису Парамонову, выступает «ирония искушенного человека»: он, не отрицая «высокого», понимает и принимает «смысл и необходимость (дополнительность, комплиментарность) “низкого” – собственную необходимость» (Конец стиля. М.,1991). По Парамонову, стихи Сутулова-Катеринича это поэзия «и – и», поэзия через запятую, очень часто – намеренно с маленькой буквы, поскольку для нее – все во всем, и единичное есть безусловное проявление Единого. Для Сутулова-Катеринича нет самодостаточности безусловного и условного, земного и небесного, яркого и тусклого, патриотического и космополитического, сектантского и экуменистского, сакрального и профанного, инфернального и эфирного. Это – поэзия дополнительности, особой сочетательности, арт-произвольности, тотальной эклектики, в которой «зарождается свобода» (Парамонов)…
Части речи привожу в чебуречные,
Часть наречий развожу под сосёнками.
Задаваясь вопросом, «из каких стихий прилетает дракон трёхглавый, извергая… стихи», Сутулов-Катеринич, думается, несколько лукавит, поскольку на него его поэзия дает достаточно красноречивый ответ: эта стихия – Россия конца ХХ – начала XXI века, не способная совладать с одной из своих главных стихий – Поэзией, Протеем Протеев, знающим, вслед за Георгием Ивановым, что
«Желтофиоль» – похоже на виолу,
На меланхолию, на канифоль.
Иллюзия относится к Эолу,
Как к белизне – безмолвие и боль.
И, подчиняясь рифмы произволу,
Мне все равно – пароль или король.
По сути, поэзию всегда питали метаморфозы бытия, отечественную – особенно: в силу совпадения онтологического закона языка, в котором Стихи и Стихии слиты воедино.
Метаморфоза бытия: граница-гранки-гранд-Гранада…
Как замечательно сказал Мераб Мамардашвили, «главная иллюзия, конечно, – это пустое пространство между нашим якобы бесплотным взглядом и его видимым объектом. Необходимо разрушить подобное интуитивное мышление в этой области, высвобождая поле для анализа того, что на самом деле происходит в мире и его отражении» (Классический и неклассический идеалы рациональности, М., 1994).
Полузвуков клубок. Полубукв полубог
Окольцует крылатых коллег.
Конечно же, стиль – не есть проблема техники, но проблема видения, которое должно быть настолько острым и проницательным, чтобы не заблудиться в «лабиринтах зазеркальных отражений»; настолько безупречным, чтобы «Боже правый, Боже левый» выражали одну из главных, на мой взгляд, мыслей Сутулова-Катеринича – «образы – за образами»…
Поэзия – «неразлучница вечности, собеседница истины» – у Сутулова-Катеринича, с его «хороводом эпох», стремится преимущественно не к решению эстетической, но онтологической задачи, что, в частности, увидела Тамара Гуртуева в творчестве Тимура Кибирова (Маленький человек с БОЛЬшой буквы. Поэзия Северного Кавказа в контексте постмодернизма. Нальчик, 1994). К слову сказать, акцентированные заглавные буквы в названии книги, равно как и сам его полемический парафраз, вполне в духе Сутулова-Катеринича: сохрани-родина, схорони-родина,
Для Сутулова-Катеринича сегодня – Период полурас, в котором в полной мере «настрадается Нострадамус»… Высокое библейское Смертью смерть, – существующее в идеальном пространстве желательного быть достигнутым, ныне, у Сутулова-Катеринича, звучит как почти непреложное:
Сатана-суфлёр транспарант вознёс:
«Кровью кров поправ – вариант веков!»
«Вовремя нужно сметь главные песни спеть» – этический закон Поэзии. Именно так его выражает автор «Ореховки. До востребования». Русская поэзия следовала и продолжает следовать этому закону неукоснительно. В этом смысле она, пожалуй, одна из самых законопослушных. Семен Кирсанов, великолепный Циркач Стиха, поэзия которого растворена в материи стихов Сутулова-Катеринича, утверждает:
Мы не урны,
и мы не плиты,
мы страницы страны,
где мы
для взволнованных глаз
открыты
за незапертыми дверьми.
Двери поэзии открыты всегда, но кто и как войдёт в них, с какой целью, с какими комментариями прочтёт эти страницы? Хорошо бы, если бы они вызвали адекватное, если не идеальное понимание, отклик, созвучие. Но не менее важно и после-мыслие, чтобы заблудившаяся память – «Моя память в зыбких зимах заблудилась»… – нашла выход из «зазеркальных подземелий». Куда? – К Жизни в её нераздельности, к «деревенькам, не оскопленным ГУЛАГами». Да станут все «небылицы светлыми да-былицами», как сказал Кирсанов!.. А Борис Парамонов добавил: «Искусство и утопию роднит дух перфекционизма».
Поэмы, поэллады и другие формы жизни… Не больше, не меньше. На мой взгляд, этим объясняется все: и звучащая с небес цевница Гаврилы Державина, и душа-тальянка Сергея Есенина, и текучий словарь Земли Арсения Тарковского, и желание Александра Кушнера кавказской быть пчелой… А это, полагаю, корректно и без преувеличения, как у Мамардашвили: «Нас должны интересовать лишь действительно живые явления, живые очаги неразложимых взаимодействий, которые лишь актуально, «по живому» должны иметь место, чтобы потом, в слое соответствий, можно было говорить в терминах законов и каузальных связей». А посему Сутулов-Катеринич «дает карт-бланш черновикам» и вручает «строчки облакам, легендам, ливням, ледникам, – пускай гуляют по векам»…
По векам… И это тоже – из великого рода Сослагательного, но очень и очень желательного. Кушнер по этому поводу говорит –
С парохода сойти современности
Хорошо самому до того,
Как по глупости или из ревности
Тебя мальчики сбросят с него.
Эти мальчики, к счастью для них или нет, не знают того, что знает Александр Кушнер и большинство поэтов –
В неземные края заполярные
Полуздешняя тянется тень, –
ибо Поэзия, действительно имеет дело с формами Жизни:
Господи, сохрани треснувшую свирель,
синюю ноту ни, красную ноту ре.
От моего сна до твоего – сон,
Солнце, ковыль, луна, смех, сигарета, стон.
Сонная, сбереги, дробную русскую речь –
Ижицей не солги, рифмой не искалечь!
Снова лечу, плыву – Вечность от сих до сих…
Встретимся наяву, если запомнишь стих.
P.S.
Рефреном-жизнь. Рентгеном – смерть.
Возьми всего один аккорд:
«Любить и сметь, творить и сметь!»
Наталья Смирнова,
доктор филологических наук
(Нальчик)