Честное слово, всё это было на самом деле.

Наступало лето, и друзья из ЛЭТИ, где учился и мой друг детства Лёша, готовились во второй раз автостопом добираться до Крыма. Первую поездку с ними я пропустил, так как предпочёл побывать в Заполярье со студенческим стройотрядом из ВоенМеха. С учёбой в ВоенМехе дела складывались неважно. В моей группе было много взрослых заводских стипендиатов, которым для получения сторублёвой заводской стипендии необходимо было сдавать экзамены без двоек. Такой подход нас, молодых студентов, расхолаживал, учились мы соответственно тоже на тройки, но стипендии, конечно, не получали. Часто и подолгу играли в преферанс. Добил меня сопромат. К экзамену по сопромату в зимнюю сессию наша группа подготовилась хорошо. Были заготовлены 29 полных ответов по экзаменационным билетам, была организована доставка шпаргалок экзаменующимся. Знания по сопромату у всех были очень плохие, за редким исключением. К столу экзаменатора я подошёл спокойно и уверенно взял билет. Это оказался единственный билет, на который не было шпаргалки. Дальше можно не продолжать. Остальные получили свои тройки, кто-то даже четвёрку. Мне, как единственному пострадавшему, девчонки раздобыли конспект тридцати лекций, написанный каллиграфическим почерком. Ко второй попытке сдачи экзамена, по моему мнению, я был готов неплохо. К тому же, у меня были все шпаргалки.

– А сейчас мы начнём с решения задачи, – сказал мне преподаватель, не предлагая вытянуть билет. Передо мной появился листок с непонятными омерзительными эпюрами. Дальше можно не продолжать… К следующему заходу я готовился тщательно: я научился решать задачи, я знал почти наизусть весь конспект. Я знал сопромат, наверно, лучше всех на курсе! Моя третья попытка сдать экзамен по сопромату пришлась на весну. Я был готов и к решению задачи, и к ответу по теории. Но я не был готов к ответу на вопрос о прочности пластмасс, который содержался в конспекте тридцать первой, последней, лекции. Этой лекции у меня, к огромному сожалению, не было! Напрасны были мои мольбы о замене билета. Напрасны были предложения решить любую задачу. Судьба отвернулась от меня!

В деканате мне предложили на выбор два варианта: либо я пересдаю экзамен ещё раз и меня, в случае провала, отчисляют за неуспеваемость, либо я сразу пишу заявление с просьбой отчислить меня в связи с переходом в другой ВУЗ. Вообще -то, будучи фаталистом, я решил, что всё делается в жизни к лучшему. Во-первых, мне не нравилась наша великовозрастная группа в ВоенМехе, где не ощущалось того студенческого духа, который я наблюдал у друзей в ЛЭТИ. Во-вторых, мне категорически не нравилась моя будущая специальность: «неконтактные взрыватели». Что-то в этой специальности было для меня зловещее. Как показала жизнь, я был прав. Впоследствии, закончив ЛИТМО, я благополучно работал в области оптико-электронной техники, защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Итак, я написал требуемое заявление и подал документы в ЛИТМО с просьбой зачислить меня снова на третий курс. В итоге, я потерял год, который сэкономил, окончив вместо 11 классов дневной школы 10 классов в школе рабочей молодёжи.

Друзья мои в начале июля направились в Крым, в Планерское, а я, оформив переход в ЛИТМО, был готов к отъезду только 15 июля. Впереди было полтора месяца новых приключений и дорога в одиночку неизведанным доселе автостопом в Крым. В то время автостоп был очень популярен, особенно среди студентов. Популярности способствовало и государство – выпускались красные книжки с отрывными талонами. На каждом талоне был свой номер, и указывалось количество километров. Километраж был разный: от 50 км до 500. Так, проехав 40 км, отрываешь талон на 50 км и отдаёшь его водителю, как правило, водителю грузовой машины. Водители о талонах хорошо знали. Эти талоны потом участвовали в специальной лотерее, а в качестве выигрышей были мотоциклы, холодильники и другая бытовая техника. Талоны обходились очень недорого: за книжечку на 5000 км я заплатил 3 рубля. Таким образом, автостоп был взаимовыгоден, в отличие от сегодняшнего времени с большим количеством автостопщиков в какой-то непонятной форме и с огромными рюкзаками. Они голосуют подряд всем машинам. Легковые машины практически не останавливаются, грузовые иногда их подбирают. Между собой водители называют таких путешественников халявщиками.

Ранним утром на первом городском транспорте с Васильевского Острова я направился на Южное шоссе, где располагался большой парк грузовых машин, дальнобойщиков, как сейчас говорят. В рюкзаке у меня были ласты, новенькое ружьё для подводной охоты, немного вещей и несколько банок консервов. Денег было рублей сто тридцать. В автопарке меня встретили без энтузиазма. Красная книжка с талонами не произвела впечатления ни на первого, ни на пятого водителя. Через час ко мне подошёл пожилой работник парка и сказал, что сегодня в рейс уходят одни хапуги, которые лучше повезут какую-нибудь бабку за рубль, чем меня с талонами. Он посоветовал на автобусе выбраться на Московское шоссе и голосовать около Мясокомбината. Через полчаса я уже поднимал руку с красной книжкой. Остановился огромный МАЗ. Шофер про талоны знал, но сказал, что довезёт меня только до Любани.

Следующую ночь я провел в Мценске. Затем, утром, часов в шесть меня подхватил водитель, который ехал с коллегой вдвоём в кабине. С ними мы заночевали в открытом кузове, за Харьковом, в посёлке Марефа. Под звёздным небом в кузове на сене было удивительно приятно разговаривать вполголоса, не напрягая уставших связок. Я вытащил из рюкзака марокканские сардины, мужики достали из запасов две бутылки вина, не переставая удивляться невиданным консервам из Марокко. Разговор шёл, как обычно, о Ленинграде, о том, как мы там живём, о плохом шофёрском начальстве…

На четвёртый день моего путешествия я оказался в Коктебеле или в Планерском. Удивительно, но меня на центральной площади около автовокзала встретил друг детства Лёша с нашей компанией. Они случайно в это время пришли на обед и вот, встретились! Компания наша была такая: шестеро ребят и четыре девчонки.

Пообедав с разливным сухим крымским вином и закупив вдоволь напитка с собой, мы отправились к нашему лагерю. Если встать лицом к морю, то справа высилась гора Кара-Даг. Вот около подножия горы, в пятнадцати метрах от моря, на невысоком берегу и располагался наш палаточный лагерь.

С питанием в нашем лагере дело обстояло неважно. С утра мы вылезали из палаток и до двух часов дня купались, валялись на своём пляже, безуспешно охотились с подводным ружьём, играли в преферанс. Потом все одевались и шли по тропинке в Планерское на обед в кафе. Ребята брали по большой тарелке супа, по два вторых и по два компота. Девчонки питались скромнее. Уже потом мы стали брать с собой в лагерь кефир и булочки на утро. После обеда вместе болтались по посёлку, посещая разные увеселительные мероприятия до вечера. Деньги стремительно заканчивались!

И вот однажды, когда деньги за билеты на поезде домой были заплачены, и каждый оставшийся рубль был на счету, пошли мы обедать в знакомое кафе. Столики стояли на улице под тентами. Длинная очередь желающих недорого пообедать в системе самообслуживания, извиваясь между столиками, медленно двигалась к прилавку раздачи блюд. В этой очереди, страдая от жары, стояли и мы. Меню можно было не смотреть. Всё было видно на столах: суп харчо, котлеты, гуляш, на гарнир – макароны. У кого-то на столиках вместо компота стояли бутылки пива. Пиво было уже не для нас. Именно такой набор присутствовал и на столике, рядом с которым мы томились в очереди. За столом сидели двое мужчин среднего возраста и пили пиво перед поеданием горячего харчо. Мы с друзьями лениво переговаривались на голодный желудок. Чтобы скрасить томительное ожидание обеда, я подкидывал большим пальцем металлический рубль, как рефери перед началом футбольного матча бросает монетку. Рубль падал в мою раскрытую, влажную ладонь, и я его снова подбрасывал. В какой-то момент утомлённая жарой рука сделала неверное движение, и рубль полетел вверх не вертикально, а вбок, в сторону стола с пивом. Не прекращая вращения в воздухе, рубль беззвучно вошёл ребром в тарелку с густым харчо. Брызг не было. Мужчины, потягивая пиво, разглядывали молодых особ в очереди, и прилёта постороннего предмета не заметили. Настала очередь супа. Тарелку с моим рублём я, конечно, запомнил. Разбрасываться рублями направо и налево было непозволительно. И я молча встал за спиной едока…

– Ну, и чего ты здесь стоишь? – доброжелательно спросил меня мужчина через полминуты, неторопливо отведав три ложки обжигающего супа и повернувшись ко мне.

– У вас в супе мой рубль, извините, – спокойно ответил я.

– Ты чего, парень, перегрелся в очереди? – осведомился мужчина.

– Да нет, правда. У Вас в супе мой металлический рубль. Он туда прилетел!

– Слушай, а может он хочет твой суп доесть? – вступил в разговор второй едок.

– Отдай ты ему этот суп, смотри, какой тощий, наверно, студент!

– Я сам заплачу за обед тем рублём, который лежит в этой тарелке, – гордо ответил я, продолжая стоять за спиной.

– Да он, похоже, чокнутый! – заключил второй едок. А тем временем наши ребята уже подходили к раздаче. Рубль требовался немедленно! По мере убывания харчо я всё ниже и ниже склонялся из-за спины мужчины к столу. Когда ложка стукнула о дно тарелки, мы были почти щека к щеке. Под остатками гущи блестел мой рубль!

– Ты что, фокусник, что ли? – спросил мужчина, брезгливо отодвигая тарелку.

– Нет, у меня просто рубль улетел к Вам! – ответил я, вытаскивая пальцами из тарелки монету. Наши уже набивали подносы тарелками с едой на раздаче. Я успел!

Через несколько дней в лагере была отвальная, последние купания, сбор палаток. Так заканчивалось наше Крымское лето. Наступала осень 1965 года. Все готовились к третьему курсу института. Я тоже готовился снова к третьему курсу, но уже в ЛИТМО.