RSS RSS

Вокруг Пушкина. Круглый стол.

Вокруг Пушкина. Круглый стол

  • Отличается ли, на Ваш взгляд, критика пушкинского круга от современной критики?

 

Игорь ШАЙТАНОВ. Критика пушкинского времени еще не вполне перестала ориентироваться на законы нормативной (классической) поэтики.

Когда Пушкин говорил о том, что драматического писателя нужно судить по законам, им над собой признанным, то, во-первых, имел в виду именно «драматического» писателя, а не писателя вообще (как теперь цитируют), а, во-вторых, все понимали, о каких законах он говорил. Важным критическим ходом было ироническое переиначивание нормативных правил, что делало критику остроумной и едкой, поскольку критика была самокритичным жанром. А новая критика, рождающаяся в том числе в частной переписке и стихотворных посланиях, поражает тонкостью суждений, была адекватна тому, что в поэзии назовут «гармонической точностью». Вообще не критика, а пушкинский круг ценил остроумие (подчас очень злое) и презирал хамское поношение.

 

Александр МАРКОВ. Пушкинский круг, и сам Пушкин прежде всего, стремился изобрести критику как необходимую часть литературы мирового уровня. Чтобы не делать больших исторических экскурсов, просто скажем, что критика “Сына Отечества” и “Библиотеки для чтения” не радовала Пушкина и его друзей. Но в пушкинскую эпоху возникает критика современного типа, критика Белинского, особенность которой в том, что читают критика, а не критический журнал, “читатели Белинского” — это совсем другое, чем “читатели “Северной Пчелы””. Сам Пушкин, привлекший Гоголя как критика в “Современник”, поневоле создал образец такой критики: статья Гоголя “О движении журнальной литературы” и стала образцом новой критики, способной оценить не только что произведение дает читателю, но и что произведению дает журнал. Исследование отношений между писателями и институтами освободило критику от того, что она опережает оценки читателей, и это такой же важный поворот в культуре, как, например, умножение переводов, которые и позволяют посмотреть на местную литературную традицию со стороны.

Современная российская критика, как критика толстожурнальная, конечно, продолжает традицию Гоголя и Белинского: оценка произведений литературы как необходимой части существования журналов и существования культуры. В этом смысле критика тонких журналов, газет, блогов, сетевых изданий, делает в основном то же самое, только оспаривая авторитет толстых журналов, указывая, например, что “событием” становится отдельное произведение. Но всякое указание на параметры этого “события” не просто не может вернуться к допушкинской наивности вкусовых оценок, но напротив, не менее внимательно к газетно-журнальной жизни, чем толстожурнальная критика. Критики, конечно, жестко спорят, но не столько о том, как оценивать произведения, сколько о том, какие выводы следуют из тех режимов внимания к произведениям, которые каждый из критиков создает.

Мария БУШУЕВА. Отличается. Критика пушкинского круга (то есть до конца 30-х годов  XIX  века) ставила иные вопросы (о  классицизме и романтизме, о  русском языке, о народности и так далее). Параллель с реализмом  и постмодернизмом провести можно, однако, на мой взгляд, она будет искусственной.

Марина КУДИМОВА. В смысле разведенности по «лагерям» отличается мало. Но по другим критериям — как небо от земли. Критика пушкинской эпохи еще дышала романтическим воздухом. К тому же не существовало понятия «лирический герой», сегодня значительно затемняющего «считывание» смыслов и творческих мотиваций. Личность и творчество воспринимались в нерасторжимом единстве. Сегодня о личности художника чаще ничего не известно — в том числе и из его текстов.

Лиана АЛАВЕРДОВА. Критические сочинения первой трети 19-го века — это зарождение русской литературной критики. Читая критические произведения того времени, бросаются в глаза три особенности. Во-первых, тесная родоначальная связь русской литературы с европейской. Разговор о русской литературе постоянно перемежался отсылками к примерам литературы европейской (Байрон, Гете, Гюго и др). Руская критика полемизирует с критикой европейской. Так, русский критик Н. А. Полевой подробно разбирает критическую статью г-на Шове о «Соборе Парижской Богоматери» В. Гюго, обозначенную в тексте «Церковь Парижской Богоматери». («О романах Виктора Гюго и вообще о новейших романах. Против статьи г-на Шове»).

То есть русская литература пока еще не претендует на какую-либо самобытность и особенность, а видит себя органической составляющей европейского литературного процесса в целом, как провинциалка, только подающая надежды. Литература была молода и незрела, языкового барьера не было, не говоря уже о железном занавесе. Да и сам роман в начале 19-го века только нарождался. Родоначальником современного романа критика почитала Вальтера Скотта, черпающего приемы мастерства у Шекспира. Вот что писал Надеждин: «Роман только в наши дни получил свое высшее достоинство гением В. Скотта. Этого нельзя отрицать».

Вторая бросающаяся в глаза особенность — свободная форма критических сочинений, не стесненная какими бы то ни было рамками. То автор использует аллегорию, то подробно и долго философствует, не озабоченный собственными длиннотами, рассуждая об истории и философии, а не о конкретных произведениях. Вот Жуковский в статье о проблемах литературы («Письмо к издателям «Вестника Европы») рисует сценку беседы-спора между неким «Стародумом» и «Общим приятелем». Или его же статья «Два разговора о критике», представленная в форме диалога между музыкантом и математиком. Или статья Н.И. Надеждина «Борис Годунов», написанная в виде сценки с несколькими действующими персонажами, включая автора. Кто бы сегодня отважился на подобную условно-литературную форму? Хотя обзоры уже писались (см., например, обзоры А. А. Бестужева-Марлинского, И. В. Киреевского), но рецензия как литературная форма еще не отлилась в устоявшиеся канонические рамки, и каждый чувствовал себя свободным в выборе формы изложения.

В-третьих, критические сочинения пушкинских времен более страстные, полемичные, чем нынешние. Превозносится романтизм, отодвигается в сторону сентиментализм, отвергается классицизм, нарождается реализм. Идет борьба против омертвевших схем и догм классицизма, и критика увлечена ею. Критик не стесняется критиковать самых крупных и знаменитых авторов. Вот что пишет Н.А. Полевой в отклике на пушкинского Бориса Годунова. «Карамзинское образование в детстве, а потом подчинение Байрону в юности — вот два ига, которые отразились на всей поэзии Пушкина, на всех почти его созданиях доныне, а карамзинизм повредил даже совершеннейшему из его созданий Борису Годунову». Н.И. Надеждин, отмечая сильные поэтические стороны пушкинской пьесы, критикует ее с драматургической стороны. А как подробно и несправедливо громит Н. А. Полевой «Мертвые души» Гоголя? Не оглядываясь на то, что имеет дело с автором известным и любимым многими…

Елена ЧЕРНИКОВА. Современный критик — тоже человек. Когда критика вместе с литературоведением перейдут к искусственному интеллекту, а журналы смогут устанавливать цифровые приложения, тогда посмотрим. Мне кажется, это удобно. Написал автор стишок, поднёс к пёстрому квадратику QR и через секунду получает диссертацию по своему творчеству. Можно будет корректировать заказ: «напиши-ка мне, ИИ, тенденциозную рецензию с точки зрения (указать точку)», или «разгроми меня, как Толстой Шекспира», или «похвали меня, как любящая мать — своего малыша, сделавшего наконец в горшок»…

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. В критике пушкинского круга было меньше самоцензуры, меньше непримиримости внутри групп единомышленников из-за политических и идейных разногласий. Не было «неприкасаемых» – они появились позже, с развитием критики как отдельной профессии. Современная критика отдалилась от жизни (это в большей степени относится к молодым её представителям). Нет той широты и всеохватности, к которой стремился Пушкин: не только литература, но и экономика, история, наука находили отражение в его критических статьях. «Состояние критики само по себе показывает степень образованности всей литературы вообще» (А. С. Пушкин).

 

  • Изменились ли по большому счёту критерии оценки худ. произведения со времён Пушкина и если да, то как?

Игорь ШАЙТАНОВ. Пушкинская критика освобождалась от обязательности норм, современная освободилась от всего, включая вкус, который якобы субъективен и потому порочен. Индивидуальный вкус — это отточенность литературного суждения, присущего самому языку и способности его слышать. Сегодня критика в своем основном течении пристрастна (свои — чужие) и туговата на ухо. Более всего ценится групповая и направленческая преданность. Отдельно взятый и незнакомый текст чувствуют плохо.

Александр МАРКОВ. Конечно, изменились в сравнении с “Сыном Отечества”. Ни один критик сейчас не требует от произведения живости воображения или легкости словесного выражения. Но изменились ли в сравнении с Белинским и Добролюбовым — сказать уже труднее. Можно сказать только, что поскольку вряд ли сейчас кто-то из критиков может просто физически прочитывать всё достойное, что выходит на русском языке, современному критику приходится даже с каким-то упором декларировать свою избирательность. Конечно, критик 200 лет назад тоже не читал все выходившие календари, но он читал всю ту литературу, которую видел как “новую”, а сейчас даже самое традиционалистское произведение может оказаться “новинкой”, хотя бы, потому что заставляет по-новому поглядеть на традиционализм.

Мария БУШУЕВА. Лестно было бы считать, что мы поумнели и критерии изменились, но, на самом деле, несмотря на новые тенденции в критике, основные критерии оценок неизменны. Я приведу всего лишь несколько высказываний:

П.Плетнев:

— «Истинная поэзия (…) не теряет своего могущества и влияния при всех переменах, свершающихся в гражданских обществах».

— «Язык великого писателя (…) есть тайная, никому не доступная сила его, которою  он сперва вносит в душу свою счастливейшие явления физического и духовного мира, а потом подчиняет себе мысли и страсти читателей».

И. Киреевский

— «Слово, как прозрачное тело духа, должно соответствовать всем его движениям. (…) В его переливчатом смысле должно трепетать и отзываться каждое дыхание ума. Оно должно дышать свободою внутренней жизни».

В. Белинский:

— «… чем бессознательнее творчество, тем оно глубже и истиннее».

— «Имена в нашей литературе — то же, что чины в нашей общественной жизни, то есть легкое внешнее средство оценять человека… Не всякому дана способность судить верно о качествах человека и узнавать безошибочно, хорош он или нет. Так точно, не всякому дана способность судить верно об истинном значении и достоинстве писателя; но нет глупца и невежды, который бы, услышав громкое или известное имя, не догадался бы тотчас же, что это — большой сочинитель».

Он же разделил уже  поэзию  и версификаторство, не умаляя  последнего: «Не приписывая не принадлежащего ему титла поэта, нельзя не видеть, что он был превосходный стихотворец (версификатор)».

А. Пушкин:

— «Скажут, что критика должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю. Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных».

Разве эти мысли (и многие другие) сейчас не актуальны?

Марина КУДИМОВА. Да, изменились — причем коренным образом. Исчезла жанровая нормативность. Романом теперь называют и дневник, и растянутую, как рейтузы, повесть, и сборник рассказов. Пушкина регулярно обвиняли в «безнравственности». Сегодня категория нравственности в критике вообще обходится стороной и не служит критерием как таковым. Постмодернизм вместе с основоположением творчества — дара — или хотя бы природных способностей уничтожил оппозицию «литературной аристократии» и «черни». В эпоху Пушкина это имело огромное значение. Сегодня писателем — и, соответственно, объектом критики — может быть любой, кто владеет навыками компьютерного набора.

Виктор ЕСИПОВ. На мой взгляд, критика пушкинского круга применяла к рецензируемым произведениям неизмеримо более высокие требования. Недаром этот период русской литературы назван «золотым веком»: русская классика возникала на глазах у восхищенных современников. Пушкинское творчество, «Вечера…», «Петербургские повети», «Ревизор» Гоголя; перевод «Илиады» Гнедичем; лирика Баратынского…

Современные критерии при оценке того или иного нового произведения чаще всего далеки от «гамбургского счета».

Лиана АЛАВЕРДОВА. И да, и нет. Как и сейчас, уделялось большое внимание языку, подчеркивались и обозначались его неправильности у авторов типа «кто так говорит?» или «откуда он это взял?». Еще П.А. Вяземский опровергал тех, кто находил в гоголевском «Ревизоре» отсутствие правдоподобия. Однако будут ли сегодня выговаривать автору за отсутствие правдоподобия персонажей или за избитость сюжета, в чем Н. Полевой винил Гоголя? Рамки представлений о том, что дозволено литературе, расширились необычайно и несопоставимы с представлениями двухвековой давности. И ныне известно уже, что сюжетов ограниченное количество и не в сюжетах дело, если речь идет о достоинствах того или иного произведения. Некогда Н. Полевой писал, что в «Герое нашего времени» и в «Мертвых душах» преобладает слишком мрачный односторонний взгляд на жизнь: «избирая из природы и жизни только темную сторону, выбирая из них грязь, навоз, разврат и порок, не впадаете ли вы в другую крайность и изображаете ли верно природу и жизнь?» Современные критики за то же самое упрекали Ф. Горенштейна и его роман «Место».

Елена ЧЕРНИКОВА. Был у меня случай: вышел роман. С эпиграфом из Пушкина. Давно. Один критик (в США, женщина) написал(а), что это с ума сойти какое явление. Практически философское. Другой критик (в России, мужчина) написал, что это смелая порнуха, ибо пишущие бабы нынче продвинутые. Спорить этим двум критикам не пришлось, океан помешал, да и о чём тут, собственно. Критериальный недолёт.

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. В современной критике представлены разные подходы – одни хвалят авторов за искренность, подлинность, другие за оригинальные приёмы, – но сегодня громче голоса тех, кто придаёт большее значение формальным приёмам, оригинальности как цели. Три «Э» – этика, эстетика, эмоциональное наполнение – подвергнуты жёсткому пересмотру авторами, которые пользуются наибольшей симпатией части критиков, призывающих отказаться от старого языка в трактовке искусства. Их тезисы: многое в искусстве подошло к своему концу, перестало работать; нельзя, чтобы прошлое становилось ключом к пониманию современности. Но ведь всякое понимание, по Бахтину, есть соотнесение данного текста с другими текстами. Отказавшись от литературных достижений прошлого невозможно построить мост в будущее. Стремление к новизне во что бы то ни стало приводит к тому, что народность, реализм, нравственность, бывшие объектами внимания критиков при Пушкине, в загоне, новые идеи и теории зачастую иллюстрируются примерами, недостойными внимания, а вдумчивые читатели переключаются на биографии, воспоминания, документальную и историческую прозу.

  • Известно, что Пушкин и его круг относились с иронией к схематичной жанровой литературе, представленной перекочевавшим из Англии романом нравов со всеми его жанровыми разновидностями, включая любовный, готический и др. романы. Каково отношение современной критики к популярной жанровой литературе и её преуспевающим авторам?

Игорь ШАЙТАНОВ. Пушкин и его круг вышучивали и отчасти презирали (Булгарин) предтеч массового вкуса. Но они умели путем пародии превращать массовые поделки в новую литературу («Повести Белкина»).

Александр МАРКОВ. Ироническое отношение Пушкина и его единомышленников к коммерческой литературе легко объясняется: для Пушкина это были произведения вялые, растянутые, расслабленные, с готовыми амплуа, не лучший образец для развивающейся русской прозы. Пушкин был готов терпеть любые схематичные произведения, в том числе и те, которые мы сейчас относим к блестящим образцам прозы, как часть библиотеки Онегина, как момент самосознания героя, за которым должны последовать другие моменты. Для меня проблема в том, что пока нет такой новой “библиотеки Онегина”, никто из писателей и критиков особо не выясняет, что из себя представляет современный человек, читающий все коммерческие новинки. Хотя сама по себе тема чтения и читателя не уходит из внимания русской прозы, что и заставляет критиков описывать ее как “постмодернистскую”.

 

Мария БУШУЕВА. Сегодня навязывает свои правила коммерческий издательский процесс. Умные критики это оценивают адекватно.

Марина КУДИМОВА. Во времена Пушкина не было понятия «массовая литература». И романы Ричардсона читали светские барышни и деревенские временные затворницы типа Татьяны Лариной. Но русский социально-психологический. тем более полифонический роман, составивший славу отечественной словесности, был только еще на подходе. В лице Нарежного и Булгарина русский роман обрел первые контуры. Разумеется, «Евгений Онегин», как уже тысячу раз отмечалось, дал огромный энергетический заряд, но роман в стихах — это нечто совершенно иное не только по жанру, но и по общей интенции. Иронию по отношению к английским романам вызывало, скорее, напряженное ожидание, которым жила русская литература с развитием пушкинского гения.

Презрение современной критики к жанровым романам связано с ревностью в отношении упорно промоутируемых ими «премиальных» произведений, с пропорциональным упорством отвергаемых широким читателем. Феномен популярности Акунина или Донцовой во всяком случае заслуживает серьезной дискуссии, а не только сардонической ухмылки.

Лиана АЛАВЕРДОВА. Амбивалентное и тогда, и сейчас. Я не уверена, насколько отношение Пушкина к готическому роману, например, можно ограничить иронией. О. В. Барский в диссертации «Творчество А. С. Пушкина 1813 — 1824 гг. и английский «готический» роман» в автореферате диссертации по гуманитарным наукам приводит примеры положительного отношения Пушкина к роману Чарльза Роберта Метьюрина, написавшего «Мельмота Скитальца» (1820). Пушкин упоминает автора в примечаниях к «Евгению Онегину», а его роман называет «гениальным произведением». Более того, Пушкин, по мнению некоторых исследователей, кое-что заимствовал из этого романа (обороты, выражения, ситуации и пр.)

Серия романов Джоан Роулинг о Гарри Поттере или роман Джона Толкиена «Властелин колец», безусловно, примеры невиданного комммерческого успеха, и современная русская критика не может закрывать глаза на очевидные литературные достоинства и значимость этих произведений. «Семитомный цикл о Гарри Поттере стал, как ни пафосно это звучит, Библией 20-го века или отчасти 21-го века, подведением итогов этого века» сказал Дмитрий Быков. Автора называют и новым Диккенсом, и Новым Евангелистом… «Главное — это превосходно написанная литература, литература увлекательная, в которой воплощены лучшие традиции британской апологетики, традиции Честертона, Льюиса… Роулинг удалось создать бессмертного героя…». Критик А. Григорьев на Первом образовательном российском канале отзывается о «Властелине колец», как «об одном из самых значимых событий литературного процесса второй половины 20-го века».

Но это если говорить о лучших образцах жанровой литературы, то в целом жанровая литература, написанная просто, увлекательно, но без особых уникальных литературных достижений и рассчитанная на массовую популярность, воспринимается литературной критикой как неизбежное зло, против которого бессмысленно бороться. Похоже, критика смирилась с тем, что литература высокого уровня не может быть популярна. Сомневаюсь, что сегодня она вообще могла бы пробиться или завоевать литературный рынок.

Елена ЧЕРНИКОВА. Самый популярный критик в современной России (Галина Юзефович) говорит, что хватит делить литературу на качественную (элитарную) и массовую (популярную). Она считает, что деление устарело. «Они сошлись…»

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. Пушкин приветствовал всё живое и плодотворное – влияние английской словесности и германской поэзии, «народные законы драмы Шекспировой», «язык честного простолюдина» в стихах английских поэтов – в противовес французской жеманности и придворным обычаям. Сегодня те, кто «в тренде», приветствуют жанры, получающие всё более широкое распространение благодаря влиянию западного книжного и кинорынка – фэнтези, хоррор; говорят о жанрах weird и doc, подтверждая тезис Пушкина, что «леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы уже давно готовы и всем известны». При этом они же обычно скептически относятся к более традиционным популярным жанрам – детективу и любовному роману. Часть критиков безоговорочно принимает и оправдывает требования, установленные издателями жанровой прозы: короткие предложения, упрощённый словарь, сюжетные шаблоны и т.п., тогда как всё это тормозит развитие литературы как вида искусства, сводит её к уровню вербальных комиксов. Сегодня некоторых авторов, вполне состоявшихся профессионально, исключают из поля зрения, относя их к мейнстриму, массовой литературе. При этом далеко не весь мейнстрим непременно демонстрирует дурной вкус «толпы». Так, уже многие десятилетия жив в народе интерес к авторской песне. Песня вообще играет особую роль в русской культурной традиции, и неслучайно «поющая поэзия» пережила эпоху исторических катаклизмов и звучит на всех континентах, где есть русская диаспора. И. Роднянская объясняет это тем, чего всегда искали в литературе, – «жаждой самоотождествления с поэтом как с родственным “я”…, где субъект расширяется до каждого, любого из слушателей, приближаясь к “я” всеобщему. [Авторскую песню] не стоит снобистски относить исключительно к “масскульту”».

 

  • Что важно сегодня критику видеть в литературе? Что побуждает его писать о том или ином авторе или произведении?

     

Игорь ШАЙТАНОВ. Желание судить и высказываться сейчас велико. Очень ценится оперативность высказывания: «утром в газете — вечером в куплете», точнее в сетевом отклике. Пишут чаще всего о том и о тех, о ком уже написали. Есть, конечно, желание «открыть», но открывают чаще всего хором, на личное мнение решаются лишь в заданном русле: этого поносим, а тот — гений.

Александр МАРКОВ. Видеть в литературе, наверное, важнее всего то, как она уже стала частью нашей эпохи, и как следующая эпоха уже в ней намечается. А побуждает писать об авторе, как мне кажется, удивление, что не просто появился необычный автор со своими темами, а сбылся, хотя критик может бранить, как именно этот автор сбылся. Но опять же, я не могу говорить за всех критиков, а называть имена, кто как пишет — это огорчить и упомянутых, и не упомянутых критиков.

Мария БУШУЕВА. Мотивы критиков разные: для кого-то статья о литературе удобный способ самовыражения: размышляя о произведении писателя, такие критики на самом деле пишут исключительно о себе;  для кого-то  литература стала  всего лишь «вопросом, с которым незаметно слились многие вопросы о жизни» (Белинский),  то есть отличный повод поговорить о том, что  волнует в общественной сфере: так использовали литературу политические  деятели и почти так же она воспринималось в конце 80—х—начале 90—х годов прошлого века массовым читателем. Вариантов мотивов много. Но  все-таки и сейчас есть настоящие критики,  движимые (не побоюсь высоких слов)  любовью к литературе, призванием,  поиском истины и стремлением к идеалу.

Марина КУДИМОВА. Отчасти я уже ответила. Критика сегодня является в целом пиар-сопровождением литературы, а не ее конструктом — в философском смысле этого понятия — и тем более не аналитическим инструментом. Побуждают к критической статье в основном лонг и шортлисты различных премий, реже — личные пристрастия и симпатии критика.

Лиана АЛАВЕРДОВА. Современная критика находится в печальном состоянии, если не сказать в вырождении. Причин тому несколько. Во-первых, огромное число публикаций, самоиздающихся авторов и стремление к саморекламе, подстегиваемое социальными сетями. Во-вторых, упадок интереса к большой литературе. Люди разучились или обленились читать сложные тексты. Индустрия массовой культуры и развлечений заполонила умы или то, что от них осталось. Как писала Анна Кузнецова в интернет-журнале Лиtеrrатура «мне безумно жаль исчезновения из литературной реальности критики с её возможностями… Книжный бизнес, слившийся с литературным процессом, изменил условия бытования критики: критическое мнение воспринимается как экспертное. Если что-то требуется продать, нужно сделать товару рекламу — при чём тут критика, зачем она?… Сражаться с этим бесполезно, констатировать неинтересно…. профессиональная задача критиков с их критериями — создать среду для профессионального роста писателей, то есть обеспечить бытование литературного процесса. Литературный процесс сейчас вытеснен премиальным и книгоиздательским, где критик не нужен, а нужен эксперт. Поэтому и критика, лишаясь профессиональной реализации, становится просто литературным жанром». (Опубликовано 28 июня 2017 года). Написано два года назад, но актуально и сегодня. Литература на Западе тоже политизирована и далеко не беспристрастна.

Елена ЧЕРНИКОВА. Будь я критиком, ждала бы вдохновенья: тянет меня поговорить о книге вообще и хоть с кем-нибудь — или не тянет. Иногда тянет, но я поговорю с мужем — и мне достаточно. Есть (сама слышала в подкасте) особенные люди, которые просто любят читать. Видят книжку — и давай читать. И так каждый день. И не высказаться по прочтении физически не могут. Прочитал — высказался. Уважаю. Психопатология, которую надо всячески поддерживать, поощрять и ни в коем случае не лечить. Их вообще в кунсткамеру надо. Они могли бы одними пересказами зарабатывать. У нас в Литинституте был ушлый парень, который для темнокожих принцев вкратце переписывал русские романы недоступного для иноземцев объёма: «Войну и мир», например. Неплохо приваривал к стипендии.

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. Две стороны вопроса: 1) что объективно важно и 2) что конкретные критики считают важным для себя. После потрясений последних десятилетий русская литература переживает непростой период, и мнения по первому вопросу разнятся. Что касается второго, много статей заказных, но пишут и по велению сердца о тех авторах и произведениях, которые поразили талантом и глубиной.

 

  • В пушкинское время полемика вокруг литературных направлений велась со страниц различных газет и журналов, яро отстаивающих свою точку зрения. Существует ли нечто подобное сегодня? Если да, то где разворачивается открытая полемика, на страницах каких известных Вам литературных журналов или газет?

     

Игорь ШАЙТАНОВ. В газетах фактически критики нет, есть информационно-рекламный отдел. В журналах осели критики прежнего времени (увы, совсем не юные) и появилось несколько новых имен, кстати, по отдельности весьма толковых, даже в поэтической критике, что совсем уж редкость. А дальше — море разливанное, свобода фаст-критики на сетевых и электронных площадках: «…шум, кричат витии…»

 

Александр МАРКОВ. Конечно, все мы знаем, как полемизировали “Арион” и “Воздух”, “Вопросы литературы” и “Новое литературное обозрение”, как сохраняется некоторое эстетическое напряжение без прямой полемики между Петербургом и Москвой, сколь различны эстетические программы московских толстых журналов, как задиристы бывают газеты и сайты, от “Литературной России” до “Цирка Олимп”, как полемически настроенные литераторы, как Вадим Левенталь или, скажем, круг “Нашего Современника”, создают собственную литературную индустрию со своими книжными сериями, проектами, критикой. Мне интереснее то, что у нас нет литературной борьбы как таковой, скажем, карикатур и шаржей на писателей, или остроумных пародий, за случайными исключениями. Много сил уходит на обоснование “другой” литературы, и в этом смысле “патриотические” издания или сайты, как “Парус” или “Молоко” так же обосновывают себя, свое видение “другой” литературы, оставшейся вне поля зрения ведущих медиа, как ориентированные, иногда провокативно, на современный мир “Транслит” или недавно возникший “Контекст”. На конкуренцию с телевизором, причем даже не магистральными, а нишевыми программами, в которых могут, причем на равных, показать Александра Архангельского и Александра Проханова, уходит слишком много сил.

Мария БУШУЕВА. Полемику чаще вызывает идейная платформа направления. Критика того же Белинского  была ярко окрашена  социально-публицистическим пафосом, что многим до сих пор мешает увидеть его  гениальные литературные прозрения. Мне кажется,  сейчас в журналах, как бумажных, так и сетевых, виден  отход  от такой позиции. И он понятен: есть разнообразная публицистика, литературная критика естественно отделена от нее.  Однако в прозе происходит размывание границ художественного и публицистического. На мой взгляд, сужение задач писателя и критика до выражения определенной социальной (а не нравственной)  идеи обедняет литературу, хотя читателей, конечно, привлекает то, что задевает их жизнь напрямую. Есть и другая крайность:  выделение литературы и критики  в некую почти эзотерическую сферу, — что превращает критика в адепта своего рода герметизма, а количество читателей резко сокращает.  Но,  учитывая  что литературная  критика  граничит не только с литературоведением,  но и с философией,  историей, психолингвистикой, социологией, психологией и пр., мне кажется,  компромиссный вариант возможен — и не столько на основе подхода к литературе в системе чисто «эстетических» координат (что имело место уже в пушкинскую эпоху), но  как раз на основе  подходов культурологических, то есть  синтетических. Но — не теряя своих главных задач и связи с текущим моментом истории.

Марина КУДИМОВА. . Открытая полемика сегодня существует только в соцсетях. Толстые журналы давно от нее отказались, что безусловно является одной из причин их угасания.

Виктор ЕСИПОВ. На мой взгляд, какая-то полемика случается очень редко на страницах толстых журналов, когда об одном авторе или произведении высказываются разные мнения. Два разных взгляда на одно и то же произведение можно встретить в журнале «Вопросы литературы». При этом градус полемики, как правило, невысок. Действительно острая полемика возможна сегодня только в фейсбуке, где участие в дискуссии может совершенно свободно принимать любое количество заинтересованных лиц. Нередко, правда, в обсуждении принимают участие люди, недостаточно подготовленные для серьезного разговора на литературные темы, что уводит обсуждение в сторону от рассматриваемого вопроса.

Лиана АЛАВЕРДОВА. Нынешний да и предыдущий век характерны невиданным разнообразием литературных направлений. При социализме, естественно, советских писателей лупили дубиной социалистического реализма. Но вот пал социализм и открылись невиданные перспективы для любого пишущего: пишу в каком угодно жанре, выбирай какое угодно направление — хоть рыцарский роман, если угодно. Полемизировать по поводу того или иного направления никто не собирается: каждый волен выбирать то, что по вкусу. Невиданная свобода, однако, обманчива, так как на смену довлеющей внешней и внутренней цензуры пришел диктат литературного рынка. Писать можно как угодно и о чем угодно: но кто будет это читать, вот в чем вопрос? Современное литературное сообщество озабочено не вопросами литературных направлений, а проблемой выживаемости настоящей литературы в условиях монополизации российского книжного рынка и преобладания на этом рынке легко доступного чтива в противовес настоящему и талантливому.

Елена ЧЕРНИКОВА. Полемика как самый энергичный и жёсткий вид спора разворачивается сейчас вокруг политических пристрастий тех или иных людей. Писатели вообще редко любят друг друга, а говорить о святом — о литературе — с нелюбимыми, — зачем это! В моём литературном клубе постоянно выступает критик, делает обзор понравившихся ему публикаций. Я радостно предоставляю ему эту двадцатиминутную возможность, поскольку вообще читаю его сочинения. Знаю, что он сам лично умеет писать, поэтому имеет, с моей точки зрения, право говорить: он хорошо представляет себе ход событий, так сказать, изнутри: что примерно происходило с автором, когда того занесло за письменный стол. Ведь это же интересно! Зачем имярек, будто не бывал в библиотеках и книжных магазинах, садится сочинять? Что ему неймётся-нездоровится? Вопрос!

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. Сегодня трудно уследить за информационным потоком, поэтому трудно дать исчерпывающий ответ. Но очевидно, что журналы и газеты не играют той роли в полемике, как раньше, потому что не обеспечивают естественный в нынешних условиях динамизм в обмене мнениями и читательскую доступность. Даже если у них есть интернет-версии, ожидание публикации может составлять месяцы и годы. Основные словесные баталии разворачиваются сегодня в сети. Однако полноценная дискуссия отсутствует. Не везде есть возможность оставлять комментарии, открытое же комментирование нередко выливается в непродуктивную свару. Стало меньше объективности, больше политкорректности. Чаще приходится наблюдать, что кукушка хвалит петуха, а кулик своё болото, тогда как Пушкин и его единомышленники стремились объединить и осветить всё наиболее талантливое и широко читаемое. Он писал Катенину: «Ты отучил меня от односторонности в литературных мнениях, а односторонность есть пагуба мысли».

Интересен опыт И. Волгина с его «Игрой в бисер» на канале «Культура». С 2011 года он собирает критиков, филологов и литераторов для обсуждения классических, а в последнее время и современных авторов. Это удачный опыт использования современных технологий для ведения публичных литературных дискуссий. Идёт постоянный поиск эффективных форм общения. Проводятся лекции, встречи в библиотеках, музеях, книжных магазинах, на книжных ярмарках и фестивалях, интервью на радио и ТВ и т.п. Недавно липецкие писатели А. Пономарёв и А. Новиков совершили литературный пробег, проехав на автомобиле через всю страну до Сахалина. Каждая остановка начиналась с символического посещения местного памятника Пушкину и включала встречи с литературной общественностью и читателями. Всё это вносит свою лепту в будущее литературы.

 

  • Наблюдается ли концептуальный спор по поводу путей развития русской литературы и её места на мировой арене или современная критика ограничивается лишь разговором вокруг отдельных авторов и произведений, не затрагивая концептуальные моменты?

     

Игорь ШАЙТАНОВ. Концептуальный момент предлагает сама ситуация, ставящая под сомнение существование не только критики, но и всей литературы. Здесь сказать трудно, быть может, действительно перемены будут радикальными, скорее всего. Противно другое — крикливые поминки с хлопом-притопом. И страшновато другое: если это кончается, то новое неразличимо (а, быть может, то, что различается, не хочется различать).

Александр МАРКОВ. Целый ряд проектов создавалась и создается заведомо для того, чтобы у русской литературы было место на мировой арене, хотя история этих проектов еще не написана. Я бы не сказал, что проект “глобальных русских”, выдвинутый “Снобом”, не удался, во всяком случае, русское литературное присутствие в США, Великобритании, Франции или Германии нельзя назвать совершенно незаметным: везде есть русские двуязычные писатели, получившие некоторую известность. В этом смысле критика особо не ведет концептуального спора хотя бы потому, что эта глобальная русская литература обычно не обсуждается: я не встречал подробных высказываний об Андре Макине, Зиновии Зинике, Алексее Макушинском, Александре Петровой, Ларе Вапняр и многих других западных русских (порядок имен условен), хотя и были прекрасные отдельные рецензии. Равно как мало обсуждаются писатели ближнего Зарубежья — Сухбату Афлатуни приходится самому работать критиком, чтобы его замечали и как писателя, в смысле, как участника литературной жизни. Возможно, такая критика возникнет в ближайшие годы. Поэтому существуют отличные проекты, как проект “Русское Безрубежье”, по любезному приглашению которого участвую в этом обсуждении, но о концептуальных спорах просто говорить рано — всё может перемениться в несколько ближайших лет.

Мария БУШУЕВА. По сути любые направления современной (да и не только современной) литературы — концептуальны. К примеру, неореализм или модернизм— это концепции. Человеческое сознание индивидуально, а на более глубинном уровне — коллективно, поэтому идейный или концептуальный спор часто есть следствие общих настроений, а не личных пристрастий.

Близкий мне по духу П. Плетнев писал: «Изучая произведение, самый критик, без сочувствия, без равенства эстетических сил, данных природою художнику, не впадает ли в собственные ошибки? Все подобного рода соображения надобно иметь в виду, когда мы желаем произнести или принять мнение касательно всякой новой книги, а тем более создания ума высшего и необыкновенно оригинального». И это очень верно.

Тени главных тем литературно-критической полемики XIX века, конечно, постоянно возникали и возникают. Однако они тенденциозны и потому порой просто карикатурны.

Во времена Пушкина перед критикой стояли те глобальные вопросы — например, вопрос о роли русского языка как языка литературы и культуры, — на которые ответило само время. Думаю, и нам нужно верить: время все расставит по местам, высветит имена талантливых писателей, находящихся сейчас в тени, а не в мейнстриме, определит живые пути литературы, независимо от концепций.

Марина КУДИМОВА. В пространстве своего круга чтения я таких споров не наблюдаю. Лишь достаточно равнодушную констатацию «шагреневого» сжатия поля русской литературы в мире — или, напротив, надувание щек, не сопровождаемое серьезными аргументами, кроме ссылок на классику и апелляции к былому величию.

Лиана АЛАВЕРДОВА.  Скорее второе, чем первое. Русская литература занимает почетное место в интеллектуальном багаже мировой интеллектуальной элиты. Но знания этот и интерес ограничиваются литературой 19-го и первой половины 20-го веков. По инерции интерес этот переносится и на современных авторов. Все еще теплятся надежды на обнаружение новых Достоевских и Чеховых. Современной русской литературы на мировой арене просто нет. Ее знают русские читатели и слависты. Американская и английская литературы ее почти не замечают, что происходит попросту оттого, что западный читатель заинтересован прежде всего в том, что происходит вокруг него. Американский читатель почти не интересуется переводами художественных произведений, а потому русская литература  хоть и пробивается небольшими десантами на американский рынок, но популярности среди читателя не приобретает.

Увы, не существует «путей развития» литературы, поскольку все упирается в возникновение настоящих талантов, то, что непредсказуемо, как было непредвиденно открытие в Австралии черного лебедя. Не родился бы Бродский – не знали бы мы целой ветви современной русской поэзии.

Елена ЧЕРНИКОВА. На конгрессах, проводимых Фондом Достоевского (президент фонда Игорь Волгин), бывают докладчики, которых интересно послушать, но они, в основном, литературоведы. А из критиков… помню, выступала как-то Валерия Пустовая и сказала, что большой роман (это мой вольный пересказ её слов) не по силам современному читателю. Критики, включая экспертов на премиях, ждут масштабных полотен, а читатель не выдерживает: соцсети рулят, потребителев мозг окорачивают. Так, может, пусть авторы подумают о миниатюризации себя. Или сложат роман из кусочков, чтобы легче впитывалось. Или вот ещё что было: об Алексее Макушинском (Германия) один критик сказал(а), что он, Алексей, вернул в русскую прозу точку с запятой (;). Следовало понимать, видимо, так, что фраза у писателя Макушинского длинная, но хорошая, и читатель не задыхается к концу фразы, то есть автор справляется сам с собой и в этом есть изрядная отрада. Алексей прекрасный прозаик, это факт, но критик, отмечающий особенности пунктуации, это вообще блеск. Так что, как видите, концептуальные расхождения наличествуют: кто-то просит авторов выражаться покороче, а кто-то хвалит за подлиннее. Что до мировой арены, то в России надо жить долго (знаю как минимум пятерых авторов этой мысли), и тогда, возможно, и до мировой арены успеешь дотянуться.

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. Обсуждение путей развития русской литературы проявляется, пожалуй, больше в литературоведении, чем в «чистой» критике, где преобладает разговор о конкретных современных авторах. Вокруг их творчества преимущественно и крутятся литературные дискуссии. В лице Пушкина мы имели и литературоведа, и критика. Позднее критика и литературоведение разделились: Белинский, Добролюбов, Писарев – «чистые» критики. Профессиональные критики существовали и в советский период, и сейчас. Сосредоточиваясь на литературе текущего момента, они зачастую не отражают в полной мере глубинных изменений в обществе и в мире. Поэтому наиболее интересны критики с литературоведческим уклоном. Говоря о прошлом, можно подчас больше сказать и о настоящем, и о будущем, не вызывая неприятия коллег. Особо интересны литературно-критические статьи самих поэтов и писателей. Здесь традиция богатейшая – Пушкин, Достоевский, Лесков, Цветаева, Ходасевич, Бродский, тот же Волгин и многие другие. Пушкин мечтал «забрать в руки общее мнение и дать нашей словесности новое, истинное направление», полагая, как писал Ю. Оксман, что «критика должна быть делом прежде всего самих писателей». Писатели кровно заинтересованы в развитии русской литературы и её закреплении на мировой арене, а достаточно ли для этого делается – другой вопрос.

 

  • Существуют ли оппозиционные группировки, отстаивающие свой взгляд на развитие русской литературы, как это было во времена Пушкина?

     

Игорь ШАЙТАНОВ. Кажется, я об этом уже сказал. Группировки существуют, но литература ли то, о чем они спорят?

Александр МАРКОВ. Думаю, свой взгляд на развитие русской литературы отстаивает любая премия. У Премии Андрея Белого один взгляд, у Большой Книги — другой. В этом смысле и любой толстый журнал, премирующий своих авторов, и даже сайт, премирующий только своим вниманием, отстаивает свой взгляд. Есть взгляд “Воздуха” и взгляд “Просодии”, взгляд “Урала” и взгляд “Волги”, или взгляд интеллектуального книжного магазина в любом городе, запустившего свою издательскую программу. Но проблема в том, что образ “группировок” подразумевает борьбу за лидерство в литературном производстве, тогда как здесь скорее речь идет о том, чтобы вообще наладить полный цикл такого производства.

Мария БУШУЕВА. Обычно  противоположные взгляды концентрируются вокруг традиции и авангарда. Это просто естественный процесс литературы. Попытки разных исследовательских подходов (деконструкция текста и пр.) тоже не лишены интересных ракурсов.

Что касается идейной платформы критика, то, в отличие от пушкинской критики, она часто уже к литературе не относится, порой это обычная ангажированность, а не искреннее, идеалистическое служение тем или иным идеям. Мне кажется, нам недостает такого журнала как совершенно самостоятельный, отдельно отстоявший от всех остальных журналов «Московский телеграф» Н. Полевого (при всей неоднозначности его  литературных оценок).

Марина КУДИМОВА. Существуют личные, индивидуальные проявления таких воззрений. Самоуверенно отношу себя к такой «группировке».

Виктор ЕСИПОВ. Да, безусловно. С распадом Советского Союза прекратил своё существование Союз писателей СССР, вместо него постепенно сформировались четыре крупных творческих объединения: Союз писателей Москвы — демократический (если оценивать в категориях, принятых в момент возникновения новой, постсоветской России); Союз российских писателей — демократический, но, в отличие от московского союза, с опорой на региональные писательские подразделения; Союз писателей России — унаследовавший позиции Союза писателей РСФСР, противостоявшего происходящим в конце 80-х — начале 90-х годов ХХ века политическим изменениям в стане; Союз московских писателей, солидаризирующийся в своих общественно-политических установках с Союзом писателей России. Соответственно разделились позиции толстых журналов. Участники демократические объединений публикуются в журналах «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», участники Союза писателей России и Союза московских писателей — в журналах «Наш современник» и «Москва», а также до последнего времени в Литературной газете. Особенностью нынешнего периода литературной жизни является полная отчужденность двух этих направлений друг от друга. Как две параллельные прямые, они нигде не пересекаются и никаких дискуссий между ними не возникает. Они существуют изолированно друг от друга. Причем писатели из, назовём их условно, антидемократических объединений, могут публиковаться и публикуются в журналах демократических, а вот обратного явления не наблюдается. Ни один из входящих в демократические объединения литератор не будет публиковаться, например, в «Нашем современнике». В последнее время в связи с изменением редакционной политики Литературной газеты в ней начинают печататься литераторы демократической ориентации. Таким образом, возникает возможность дискуссий двух оппозиционных направлений на страницах Литературной газеты. Осуществиться ли такая возможность на практике, покажет время.

Лиана АЛАВЕРДОВА. Не ведаю о таковых. Современная критика беззуба, лишена принципиальности, заражена меркантильными соображениями. Грустно, но факт. А круглые столы и конференции — этого много и по каким угодно поводам. Но насколько их узконаправленная полемика влияет на что-либо? Разве на самомнение участников.

Елена ЧЕРНИКОВА. Не знаю. Возможно. Хотя вряд ли. Развитие само по себе, а вот если моя подруга, преподающая русскую литературу в Италии, вздумает реально просветить студентов (например, упомянет какого-нибудь Шолохова), то её уволят. В программе три богатыря — С., Е., ещё кто-то, забыла. Других нельзя: оппозиционненько выйдет.

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. Оппозиционные группировки существуют, но их взгляды, как мне кажется, сильнее поляризованы, чем в пушкинские времена. Накал противостояния ближе к послепушкинской критике, которая, по словам С. Чупринина, «добровольно взяла на себя роль и арбитра в спорах, и вдохновительницы идейных распрей, … и, если потребуется, литературной инквизиции». Те, кто сегодня контролирует большинство литературных премий, часто продвигают произведения, заведомо «неспособные по-настоящему увлекать» – недостаток, о котором писал ещё Борхес. В беседе В. Пустовой и Е. Погорелой с А. Жучковой критики говорят о рассыпающемся романе, рассыпающемся герое, о рассыпающейся структуре современной литературы как о знамении времени. Такие произведения – фактически отказ от жизни, распадение личности. Но реальные люди не хотят отказываться от жизни, и в результате подобные сочинения не находят широкого читателя. Криком души прозвучал вопрос студентки по ходу разговора: «Каковы же всё-таки тенденции современной литературы? Неужели она вся рассыплется? Или есть более благоприятный прогноз?» Есть! И литература такая есть. Но люди, не входящие в наиболее влиятельные литературные тусовки, слишком разобщены, а потому их голоса недостаточно слышны. От этого страдает и общество, о чём писал Чупринин в предисловии к книге Л. Аннинского о Лескове, Писемском и Мельникове-Печерском, и сама критика: «Её суждения о литературе второй половины века, не принявшие в расчёт творческий опыт трёх первоклассных романистов, вышли на поверку и обуженными, и более плоскостными, схематичными… Соединенные усилия литературоведов нынешнего столетия не могут до конца восстановить справедливость, нарушенную в раздорах между собою критиками столетия минувшего». А как раз мнение этих «еретиков» и «было собственным мнением народа». Именно они «безбоязненно, правдиво и … с родственным, а не сторонним пониманием исследовали душу русского простолюдина.., проникли в заповедные, в закрытые для интеллигентского взгляда сферы собственной нравственности русского простонародья». Как это созвучно Пушкинской риторике: «Кто отклонил французскую поэзию от образцов классической древности? Кто напудрил и нарумянил Мельпомену Расина?.. Придворные Людовика XIV. Что навело холодный лоск вежливости и остроумия на все произведения писателей 18 столетия? Общество… очень милых и образованных женщин».

 

  • Каково сегодня влияние критики на процесс развития литературы в сравнении с пушкинским временем?

 

Игорь ШАЙТАНОВ. Критическая рефлексия — сегодня не сильная сторона не только в литературе. Существующая рефлексия не слишком проницательна. И уж совсем плохо различима в общем гвалте крик-шоу. Так что главный вопрос для сегодняшней критики: «Что такое литература?» О ней стоит пожалеть, на нее надеяться? Или «все прочее литература»?

Александр МАРКОВ. Влияние невелико: писатели иногда слушаются критиков, но не меньше слушаются и внимательных читателей. Чтобы было как в пушкинскую эпоху, надо чтобы была видна вся основательность позиции критиков. А для этого нужно, например, чтобы на филологических факультетах писалось больше выпускных работ по современной литературе, а издательские программы малых издательств получали поддержку.

Мария БУШУЕВА. К сожалению, коммерциализация и ангажированность  тормозят развитие критики и уменьшают ее влияние.

Марина КУДИМОВА. Пушкин куда больше влиял на критику, нежели она — на него. Пушкин задавал тон и вызывал огонь на себя. Но при этом главным критиком своей литературной эпохи он сам и был — до появления Белинского. Сегодня критика влияет не на развитие — здесь необходим дар предвидения и мышление наперед. Критика если и влияет, то на вкусы читателей, постоянно (возможно, невольно) обманывая их ожидания. Это в том числе связано и с тем, что интернет является одной из основных критических площадок. А в сети все вообще весьма относительно.

Виктор ЕСИПОВ. Думаю, современная критика, в отличие от критики пушкинского времени, не оказывает никакого влияния на литературный процесс и даже не ставит перед собой такой задачи. Белинский, конечно, формулировал задачи литературы своего времени, мог создавать репутацию и разрушать репутации. Но в постсоветском литературном пространстве утвердилось негативной отношение к такого рода «формулирующей задачи» критике, основывающееся на неприятии какого-либо диктата над писателем, потому что такое «наставничество» критики очень легко переходит в диктат идеологический. Еще Блок в знаменитой речи «О назначении поэта» в феврале 1921 года высказался по этому поводу вполне определенно: «То, что слышалось в младенческом лепете Белинский, Писарев орал уже во всю глотку».

Лиана АЛАВЕРДОВА. Критика только тешит себя мнением, что влияет на какой-то процесс. На самом деле и в пушкинские времена, и ныне, критика не может повлиять на то, как будет писать тот или иной автор и полюбят читатели произведение этого автора, или нет. Скорее по обратному принципу: чем больше будет ругать, тем больше интереса пробудит к ошельмованному. Что толку от того, что Н.А. Полевой подробно раздраконил «Мертвые души»? Читали школьники и будут читать, восхищались и будут восхищаться, и имя им — легион.

Елена ЧЕРНИКОВА. Я не верю в процесс развития. Хотя критик всё ещё кое-что может: никогда не упоминать писателя. И писателя не будет. Критиков почитывают учителя средних школ, чтобы расширять свой кругозор. И когда у них вдруг находится время на разговоры со школьниками о современной литературе (почти фантастика), они могут сослаться. Учителя, кстати, умеют читать, но у них реально нет времени: отчётность заела.

В пушкинское-то время-то грамотных-то было, небось, числом поболее, чем в наше-то.

Татьяна ЯНКОВСКАЯ. Сегодня влияние критики на умы читателей, которые обеспечивают спрос на книги, не столь значительно, как в XIX и XX веке. Её влияние на литературный процесс осуществляется через авторов, которые читают рецензии на свои и чужие произведения и прислушиваются либо не соглашаются с высказанными оценками, пытаются или не пытаются писать «под форматы премий» и жанровые форматы. В США уже утвердилось царство форматов. Но лучшие произведения русской литературы, начиная с её Золотого века, часто нарушали общепринятые форматы, и это ценилось в том числе на Западе. Часть современных критиков отказывается от унаследованного богатства: «Все накопленные знания и умения русской литературы не для нас, потому что они были приложимы к тем людям, о которых писали раньше. Сейчас нас, современных, надо ухватывать какими-то другими инструментами» (В. Пустовая). Невыразительные герои, сор обыденности как содержание жизни провозглашаются нормой в литературе. Но, как писал Пришвин, «без навоза не вырастишь розу, но поэт всё-таки будет славить розу, а не навоз… Надо показывать самую розу и оставить немного навозу, перегнившего, осоломленного, чтобы показать рядом с красотой добро, рядом со свободой и необходимость, из которой она выбралась». Человек не может жить без высокой цели. Отчасти пристрастие к литературе, оторванной от жизни, связано с принятым в некоторых кругах отрицанием национального характера литературы. Между тем, как заметил Пушкин, «климат, образ правления, вера, дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии». Лафонтен и Крылов – представители духа своих народов, писал он в отклике на предисловие к французским переводам басен Крылова. И ещё: «Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням».

Как и в пушкинские времена, на литературный процесс оказывают влияние главные редакторы журналов через отбор публикаций, включая литературно-критические. Но современная аудитория толстых журналов невелика. Наверно, неплохо было бы воспользоваться опытом и мудрой гибкостью Пушкина в привлечении государственной поддержки. Он писал Бенкендорфу (!) в 1831 году: «С радостью взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала…, около которого соединил бы писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые всё ещё дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению». Просьба Пушкина была удовлетворена царём в 1832 г. Сегодня «высочайшее» разрешение не требуется, но финансовая поддержка – журналов, форумов, издательств, мероприятий по популяризации чтения среди детей и взрослых – не будет лишней. Но прежде всего необходимо покинуть башню из слоновой кости, заняться изучением потребностей общества и новых возможностей распространения информации. Будет ли жить русская литература, зависит во многом от самих литераторов. Ответственность велика. Басня любимого Пушкиным Крылова «Сочинитель и Разбойник» напоминает об этом. И, раз мы говорим о критиках, нелишне вспомнить слова Пушкина о В. Белинском: «Если бы с независимостью мнений и с остроумием своим соединял он более учёности, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности, — словом, более зрелости, то мы бы имели в нём критика весьма замечательного».

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Вера Зубарева

Вера Зубарева, Ph.D., Пенсильванский университет. Автор литературоведческих монографий, книг стихов и прозы. Первая книга стихов вышла с предисловием Беллы Ахмадулиной. Публикации в журналах «Арион», «Вопросы литературы», «День и ночь», «Дети Ра», «Дружба народов», «Зарубежные записки», «Нева», «Новый мир», «Новый журнал», «Новая юность» и др. Лауреат II Международного фестиваля, посвящённого150-летию со дня рождения А.П. Чехова (2010), лауреат Муниципальной премии им. Константина Паустовского (2011), лауреат Международной премии им. Беллы Ахмадулиной (2012), лауреат конкурса филологических, культурологических и киноведческих работ, посвященных жизни и творчеству А.П. Чехова (2013), лауреат Третьего Международного конкурса им. Александра Куприна (2016) и других международных литературных премий. Главный редактор журнала «Гостиная», президент литобъединения ОРЛИТА. Преподаёт в Пенсильванском университете. Пишет и публикуется на русском и английском языках.

Оставьте комментарий