RSS RSS

Вера ЗУБАРЕВА. О критике, книжном блогерстве и читателе

Время баталий в критике прошло. Золотой век русской критической мысли с его остроумными словесными перепалками, с внедрением новых критических жанров – пародийных, искромётных, игровых, эмоциональных – исчерпал себя давным-давно. Ну где вы встретите, к примеру, критику, поданную через диалог персонажей, олицетворяющих того или иного писателя или его героя? Где вы найдёте критические измышления от лица окарикатуренного вымышленного литератора, являющегося либо собирательным образом писателя того или иного направления, либо конкретного поэта или прозаика? На такое сегодня ни один журнал места не даст. И на разворачивание дискуссии не даст. И на серьёзную, обстоятельную рецензию не даст. А значит, и обстоятельного разговора не получится.

Есть, конечно, сетевые журналы и газеты, не лимитированные форматом, но, увы, все известные мне попытки возродить хоть подобие бурной литературной эпохи пушкинских времён в сетевом варианте, только подчёркивают её безвозвратность. Нельзя реанимировать давно почившее, а пытаться создать что-то по его образу и подобию означает просто не понимать его истоков. Любое явление порождено специфическими условиями, которые никогда не повторятся. Их нельзя искусственно воссоздать призывами «встаньте дети, встаньте в круг».

Было время, когда русская литература должна была выбрать, по какому пути двигаться – стать ли придатком занимательного западно-европейского романа с его жанровой природой, социальной направленностью и пр., и пр. или проложить собственную тропу, исходя из своих особенностей. Пушкинский круг так рьяно ринулся в бой не для того, чтобы снискать себе популярность и славу, а потому что развитие отечественной литературы было для него делом кровным. А когда речь идёт о задачах подобного масштаба, включается тот единственно верный накал эмоций, который при хорошем литературном интеллекте и даре и порождает такое уникальное явление, свидетелями которого стали литераторы ХIХ века.

Сегодня разговор об особенностях русской литературы непопулярен. Его либо обходят, либо до него не доходят. Чтобы говорить об особенностях, нужно их понимать. А затем – оценить. Общее может вычленить каждый, а вот то, что придаёт лицу «необщее выраженье», становится достоянием немногих. Состояние современной критической мысли отмечено отсутствием мета-концепции (обилие теорий не есть концептуальное мышление!) и мета-цели, в разрезе которой рассматривались бы отдельные авторы и отдельные произведения. Есть хорошие критики, исследующие движение литературы. Есть интересные исследования. Только речь не об отдельных исследованиях и не о прогнозах развития русской литературы, а о том, на чём скрещивались шпаги литераторов золотого века – на вопросе камо грядеши.

Западный читатель, воспитанный на литературе внятной, чёткой и иллюстративной в плане понятийной подоплёки ни за что не прочтёт самостоятельно и с наслаждением Достоевского, фамилия которого ему, конечно же, известна. Будут отговариваться культурным и языковым барьером, но дело здесь не в начитанности, не в эрудиции и не в знании языка. Направленность и проблематика «Чайльд Гарольда» налицо. Ср. с «Евгением Онегины», о смысле которого и до сих пор идут споры. Роман в стихах считался неудачей Пушкина, и друзья старались не упоминать это произведение в присутствии автора, дабы не расстраивать его. Уж если русская публика в лице хороших литераторов не понимала пушкинский шедевр, то что говорить об иностранном читателе, который воспитывался и продолжает воспитываться на произведениях с чёткой расстановкой акцентов, что служит ориентиром для читателя и книжного рынка. Жанровая литература помогает этому в большой степени.

Сегодня читатели по обе стороны океана настолько сближены, что рынок в равной степени работает на всех. Так что, если оценивать в этих терминах, то книжное производство преуспело.

Массового читателя отличает несамостоятельность мышления. Его нужно вести, подсказывая, что и как. Эту функцию с успехом выполняют книжные блогеры. Разница между хорошим книжным блогером и серьёзным критиком в том, к кому они апеллируют. Книжный блогер апеллирует к читательской массе, которой он адекватен и над которой он возвышается как вождь, умеющий говорить на языке массового сознания, но мыслить чуть шире. Поэтому хороший книжный блогер может завести толпу читателей, включить их эмоции, устроить баталии мнений, организовать группы из фанатов. Вот где сегодня литературная пальба!

Хороший критик, напротив, не заведёт сегодня никого, кроме самого автора, о котором пишет, и, возможно, кучки фанатов. Масштаб смехотворный, по сравнению с блогеровским. И задачи тоже смехотворны, по сравнению с пушкинскими временами. Если Пушкин и спорил с Булгариным по поводу некоторых глав «Евгения Онегина», то делал это исключительно, спасая себя от последствий политического поклёпа, а не из тщеславного желания доказать, что он гений, а критик (который одновременно и писатель!) дурак. И если Вяземский ругал роман популярнейшего в то время Булгарина, то, опять-таки, не из-за желания показать, сколь нетребователен массовый читатель, а с нацеленностью на мета-задачу, связанную с развитием неподражательного отечественного романа. Это то, что отличает. Но есть и общее. Ни блогер, ни критик не влияют сегодня на литпроцесс. Блогер просто не ставит таких задач – его задача завести массы и закрутить распродажу книг, о которых завтра забудут. Критика, тайно или явно, связывает себя с литпроцессом, но этим только обнаруживает свою малую состоятельность.

Используя ту же параллель, можно сказать, что мета-задача книжного блогера предельно ясна. А какова мета-задача современной критики? Чего она хотела бы сегодня от русской литературы? Сближения с западной схемой, как это сделал некогда Булгарин, или развития самобытности, за что ратовал Пушкин? Не знаю. Не читала, не встречала на страницах известных мне изданий мало-мальски внятных концептуальных дискуссий.

В пушкинское время критиками были сами писатели. Они знали дело изнутри и спорили о наболевшем в разрезе того направления, которое сами же и развивали в своём творчестве, как это делали Пушкин, Вяземский, Погорельский и другие. Поэтому их измышления не были искусственными, умозрительными, в отличие от того, что мы зачастую наблюдаем в современной критике, туманно возвышающейся над измышлениями книжных блогеров. Кроме всего, считается почему-то дурным тоном в критике высказывать своё восприятие прочитанного, в особенности, если оно положительное. Некоторые толстые журналы накладывают на это табу. То есть критик, по их мнению, это бесстрастный аналитик. Здесь сказывается концептуальное непонимание взаимодействия анализа и синтеза. Ещё в прошлом веке учёными-системщиками было понято, что анализ должен завершаться синтезом, иначе не будет достигнуто целостного представления о системе. По отношению к художественной системе таким интегрирующим фактором является эмоциональное восприятие. Именно оно собирает воедино то, что отмечено в анализе. С него надобно начинать и в его рамках обращаться к деталям, а не наоборот. Об этом писал ещё Эйнштейн, утверждавший, что идти нужно от целостного видения к частностям, а не наоборот. Точно так же и критик поначалу должен выстроить и передать концепцию целого, а в ней уже рассматривать взаимодействия всех элементов. В отличие от литературоведения, в критике элемент эмоционального восприятия становится интегральным.

Писатель – имеется в виду серьёзный писатель – страдает, стиснутый с обеих сторон полнокровным книжным блогером, игнорирующим его, и критикой со всеми перечисленными выше ограничениями. Страдает не только в плане того, что книги его не раскупаются (они и у Чехова не слишком-то шли), а в плане не налаженного контакта со своим читателем. До сих пор речь шла только о массовом читателе. Но есть ведь и другая категория – серьёзного читателя, вдумчивого, желающего остаться наедине с книгой и разобраться в неявном и неоднозначном. Для него книга – проекция жизни, которая тоже полна неявного и неоднозначного. Он задаётся вопросами, не в надежде получить инструкцию по прочтению, а желая насладиться игрой смыслов, о которых может не подозревать даже автор.

Для такого читателя мы открываем новую рубрику «Читатель и автор». Рубрика начинается беседой Нади Делаланд с культуроголом Юрием Самуиловичем Дружкиным вокруг её новой книги «Рассказы пьяного просода» (М., «Стеклограф», 2020).

Мы надеемся, что эта рубрика заинтересует читателей и писателей и будем рады помещать аналогичные беседы в нашей «Гостиной».

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Вера Зубарева

Вера Зубарева, Ph.D., Пенсильванский университет. Автор литературоведческих монографий, книг стихов и прозы. Первая книга стихов вышла с предисловием Беллы Ахмадулиной. Публикации в журналах «Арион», «Вопросы литературы», «День и ночь», «Дети Ра», «Дружба народов», «Зарубежные записки», «Нева», «Новый мир», «Новый журнал», «Новая юность» и др. Лауреат II Международного фестиваля, посвящённого150-летию со дня рождения А.П. Чехова (2010), лауреат Муниципальной премии им. Константина Паустовского (2011), лауреат Международной премии им. Беллы Ахмадулиной (2012), лауреат конкурса филологических, культурологических и киноведческих работ, посвященных жизни и творчеству А.П. Чехова (2013), лауреат Третьего Международного конкурса им. Александра Куприна (2016) и других международных литературных премий. Главный редактор журнала «Гостиная», президент литобъединения ОРЛИТА. Преподаёт в Пенсильванском университете. Пишет и публикуется на русском и английском языках.

Оставьте комментарий