RSSЕкатерина Асмус ● Петух огневой ● Набросок из романа о Марке Шагале «Достойный Бытия»
Из пелены удушливого дыма выбраться непросто, туман заволок глаза, уши от крика заложило, и не сразу слышится материнское испуганное: «Мойшеле! Мойшеле! Да что же это с ребенком, ой вэй! Неужто лихорадка или не дай господь – падучая! Он меня не узнаёт! Мойшелее!»
От тряски Мойша приходит в себя и видит испуганное лицо матери и любопытную, с округленными глазами мордочку младшей сестренки.
– Ппп… Ппе-тух! – с трудом произносит Мойша и удивляется, что слова не выговариваются с обычной простотой.
– Что? Что? – Фейга от страха ничего понять не может, – Мойшеле! Да ты заикаться начал! Что с ним?
– К-красный п-петух! – выдавливает из себя Мойша. – Он из ог-гня. Он с-страшный, он всех людей может с-склевать! За мной гнался!
Не выдержав, Мойша хлюпает носом, и слезы сами льются по щекам. Сестренка Марьяська за спиной матери довольно ухмыляется – на неделю хватит, чтоб дразнить его ревой и девчонкой, а мама Фейга берет сына на руки и прижимает к себе дрожащее и всхлипывающее детское тельце. Маленькое сердечко бьется так скоро, что кажется, расколотит хрупкие ребрышки.
– Марьясенька, ты пойди там за лавкой пригляди, ладно? – говорит Фейга ласково. – Если кто придет, тогда меня позовешь.
Марка недовольно трясет головой, но ослушаться не смеет. Когда дверь за ней закрывается, Фейга, отстранившись, смотрит на сына и в глазах ее удивление, будто она впервые увидала его, и гордость, Мойше не совсем ясная.
– Ну, Мойшеле, – медленно говорит Фейга, будто взвешивая каждое слово, – вроде, так и не бывает, но верно, ты помнишь, как родился!
– Помню, как родился? – эхом отзывается Мойша.
– Ну, да! Этот твой петух огненный… В тот день в городе вспыхнул страшный пожар!
В тот печально-памятный день Витебск пылал неумолимо, безысходно и страшно. Раскаленный воздух колыхался сполохами огня, в синем вечернем небе, засыпанном искрами, метались желто-красные ненасытные раскаленные языки, летала чёрная гарь, и рушились с грохотом крыши домов, оставляя семьи без крова. Плач людской стоял над городом, животный крик, и безутешный вой. А на Песковатиках, охваченных пожаром, в прежнем жилище Сегалов, что возле «скорбного дома», у молодой Фейги со страху начались первые в жизни роды. Несчастная лежала на кровати и с ужасом смотрела на то, как многочисленная родня мечется туда-сюда, утаскивая мебель и пожитки в более безопасное место. Парализованная кошмарным видением огненной смерти, она перестала чувствовать боль и забывала тужиться вовремя. Лишь благодаря настойчивым командам бабушки Башевы, стоящей стойко, словно капитан на мостике тонущего судна, у кровати молодой роженицы, Фейге чудом удалось разрешиться, наконец, плодом. Синее тельце ребенка было подхвачено ловкими бабушкиными руками, но младенческого крика за сим не последовало. На руках у Башевы лежал крошечный комочек мертвой плоти… Фейга захлебнулась воем, забилась в слезах, но бабушку не так просто было выбить из колеи. Схватив стоящее рядом ведро с колодезной ледяной водой, припасенное для борьбы со случайным огнем, Башева с размаху швырнула бездыханный комочек в холод, причитая: «Дыши, дыши! А ну-ка, дыши!», потом вытащила бледный, не желающий жить пузырь из воды и стала неистово щипать его и колоть, вытащенной из недр необъятной юбки острой булавкой. Пузырь молчал безнадежно, и Башева чуть не плача изо всех сил всадила иглу в бледно-синеватую ножку мертворожденного.
– Ой, вэй, шлимазл! И зачем тебя мать родила!
Фейга зашлась взахлеб, и тут видно, неживой младенец решил обидеться. Или ему стало жалко мать, которая старалась, так долго и бережно вынашивала, потом, страдая, рожала его, а теперь вот плачет безутешно. Во всяком случае, когда бабка Башева уже окончательно выбилась из сил и хотела объявить о безысходном, ребенок открыл свой рот и заорал так громко, что стены затряслись, а роженица вмиг замолкла, бешено тараща черные глаза. Новорожденный был со священным трепетом и нежным воркованием пристроен к груди осчастливленной матери и яростно зачмокал, показывая удивительную силу духа, непредсказуемую в том, кто еще минуту назад не желал вступать на предназначенный ему жизненный путь. Но тут уже бабка Башева тихо охнула и завизжала что было сил. Прямо у постели, на которой лежала Фейга, вспыхнула стена, и жадные языки пламени полезли по оконным занавесям вверх. Подбежавшие на крик мужчины, споро схватили кровать с лежащими на ней матерью и младенцем, и, вытащив ее из горящего дома, понесли по догорающим улицам прочь. Вокруг сновали тени людей, спасающих свой скарб, слышался горький плач, грохот проваливающихся где-то крыш, но Фейга, обессиленная болью и страхом, уже ничего не замечала вокруг. Она тихо лежала на покачивающемся в такт шагов Хацкеля и деда Давида ложе, глядя вверх, в черное небо, где метались огневые отблески, красным и оранжевым заслоняя звезды…
– И что ведь мне было удивительно, Мойшеле! Я тогда посмотрела на тебя и вижу, что ты лежишь с широко-широко открытыми глазами и смотришь на пламя вокруг нас, а в твоих чёрных зрачках отражаются желтые искры.
Мойша сидит тихо-тихо. Рассказ матери захватывает, зачаровывает, завораживает его. А Фейга продолжает.
– Уже тогда я уверилась, что у Бога есть особенные планы насчет тебя! Ты родился мертвым и воскрес, казалось бы, только для того, чтобы сгинуть в огне! Нет, ты точно станешь чем-то особенным!
Глаза у Фейги на мокром месте, она с восхищением и надеждой смотрит на сына и мечтательно произносит: «Ты вырастешь и разбогатеешь, тогда твои старые родители не будут знать, что такое бедность и горе!»
– Мам, там тетя Роза пришла до тебя… – это Марьяська влезает в щелку двери.
– Сейчас, сейчас, иду, – торопится Фейга, и, потрепав окончательно размякшего от похвал Мойшу по щеке, спешит в лавку.
Марка вступает в комнату. На лице у нее мерзкая улыбочка и лишь только шаги матери стихают, она заводит: «Мертвяк, мертвяк, мертвяк…»
Ну, ясно, как всегда подслушивала под дверью! Мойша уже намеривается ввязаться с обидчицей в драку, но тут вспоминает материнское пророчество относительно своей великой миссии в будущем и важно изрекает, подражая взрослым: «Чем жить с такой никчемной сестрой, как ты, так и взаправду, может, дешевле было умереть. Но раз уж я не умер, так не сомневайся, я разбогатею, а когда разбогатею, то вообще не буду с тобой разговаривать, вот так. И в гости не позову в свой богатый дом! Так и знай». С этими словами он чинно и гордо удаляется на улицу. Сестренка привычно высовывает ему в спину язык, но догонять и дразнить дальше не решается. А вдруг он и вправду станет богатым? Может лучше не ссориться? А то не у кого будет после на наряды денег одолжить.
Об Авторе: Екатерина Асмус
Писатель, сценарист, автор песен. Неоднократно публиковалась в России и за рубежом, в т.ч. в США, Германии, Финляндии. Книги: "Рок", "Самолеты над Голливудом", "Переплетенье судеб петербуржских", "Времена", "Моя рука - биокомпьютер". Экранизации - х/ф "Училка", 2015 г.- 18 призов российских кинофестивалей. Литературные награды - "Золотое перо Руси"-2012, приз "Золотой жук" за роман "Рок" - 2011, орден В.В. Маяковского - 2013 и медаль У. Шекспира -2014.
Опубликовано в выпуске: Канун перемен
классно! очень даже 🙂
Восхищён. Удивительное проникновение в суть человеческую, в суть художника. Я помню сколько душевных сил мне стоило затратить, чтоб написать «Размышления навеянные картинами Марка Шагала», только в поэтическом выражении. Я думаю, что всё это вами не просто написалось. И ценю ваш талант. Ещё раз повторю:- Восхищён.
спасибо большое за добрые слова!))
Великолепно!