RSSПавел Бабич: Поэзия и жизнь
«Когда-то я обещал, что вернусь домой, то только в Санкт-Петербург… С тех пор всё изменилось… Но то близкое и незабытое “вчерашнее” прокатило меня через свои “шестерёнки” и выплеснуло; к счастью, на волю – а не из “Большой зоны” в меньшую, другую.
Всё изменилось и, вероятно, все… Изменился и я, оказавшись на другой орбите, в невесомости и несовместимости с ней… И ещё выше вырастает стена, разделяющая две моих жизни – там и здесь, стена из прожитых на чужбине лет. Не потому ли здесь, как и в стихах, я живу в прошлом?..».
Павел Александрович Бабич родился в 1933 году в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Окончил ремесленное училище, Ленинградский Индустриальный техникум, позже Горный институт. Работал инженером-конструктором. В 1980 году эмигрировал, в настоящее время живет в штате Вермонт, США. Работает резчиком по дереву. Женат. Четверо детей.
Поэзию Павла Бабича сформировали три главных события в его жизни.
Первое – война и ленинградская блокада, с которыми он встретился, будучи семилетним мальчиком. Массовые смерти вокруг и ожидание близкой собственной лишили его детства. Остались вопросы: «Почему? Кто виноват?». Поиски ответов будут продолжаться потом всю жизнь.
Второе событие – арест и смерть в советском концлагере отца. П. А. Бабич в последний раз видел отца в 1939 году, когда тот уезжал на зимовку начальником станции на острове «Домашнем». Почётный полярник А. П. Бабич был арестован в 1941 году, приговорён к смертной казни, как «изменник Родины», отправлен в лагерь. Умер в лагере в 1950 году, по официальной версии от «язвы желудка». Реабилитирован посмертно в 1965 году.
Павел Бабич не знал отца, но позже он писал: «Я запомнил страницы, где я перед ним виноват». Взрослым человеком он предпринимал отчаянные попытки узнать об обстоятельствах и причинах ареста отца, не допуская мысли, что «злой человек сыпнул табака в глаза макаке-резусу… просто так».
Эти поиски, размышления, а также встреча с будущей женой – активной диссиденткой – привели Павла Бабича в противостояние с самой могущественной советской организацией – КГБ. После нескольких «профилактических бесед» и провокаций стало ясно, что выход один – эмиграция.
Отъезд из России – последнее и главное событие в формировании Павла Бабича – поэта. Он писал стихи и раньше. Но, как у новорожденного с перерезанием пуповины начинается совершенно новый процесс дыхания. Так и у П. Бабича с эмиграцией изменилось его мироощущение. С первого дня отъезда из России легла «на плечи чугунным крестом тоска – утешение за отреченье». Горечь и отчаяние от потери Родины, ощущение вины за бегство, благодарность к «доброй, чужой стороне» (которая никогда не стала своей) должны были найти выход, и нашли – в поэзии.
В 1996 году вышла первая и единственная книга его стихов «Низкое небо». О поэте не надо писать много. Вся его биография, его чувства, его мысли, переживания – в его стихах:
Задохнусь от беды,
И в траву упаду, и приму утешенья,
Как пригоршню
Воды,
Отыскав, наконец, на Земле
На мгновенье спасенье
От земной суеты.
Джемма Квачевская (Бабич)
Вермонт, 1996 год
ПАВЕЛ БАБИЧ
* * *
Над степью закат, за степью пожар,
И где-то труба поет.
Я помню: мой конь тревожно заржал,
Стрелы угадав полет.
Мне щит не помог, броня не спасла –
Всему наступает срок.
Я помню: тупая стрела вошла
Мне в грудь под левый сосок.
Над черным курганом, как всадник, луна,
А мне не скакать на коне…
Я помню черного ворона,
И он пировал на мне.
1982
* * *
Джемме
Я споткнусь на бегу,
Оступлюсь, упаду и не встану,
Как тогда на
Скаку…
Хрипло ворон кричал,
Ковылял и лениво разглядывал рану,
И следы на снегу.
А следы уводили куда-то коня,
Уходили по снегу
Навсегда от меня.
Я вернулся к началу начал,
Задыхаясь от бега,
И на круги своя…
Я споткнусь и уйду, как тогда, в никуда
От тепла и от света –
От тебя –
Навсегда.
Всё на круги своя.
Повторится когда-то и осень, и лето…
Только ты –
Никогда.
Задохнусь от беды,
И в траву упаду, и приму утешенья,
Как пригоршню
Воды,
Отыскав, наконец, на Земле
На мгновенье спасенье
От земной суеты.
ДВА ГОРОДА
А. Дмитриеву
В Бобруйске и грязь, и туман, и дожди,
А вечером улицы вязнут во тьму.
Дома на улицах, как кобели,
В заборы прячутся, как в конуру.
Стемнеет – тяжелые ставни и стекла.
Ни звука шагов, ни души. Тишина.
И хоть ты трижды вот здесь подохни,
Никто не выглянет из окна.
Но местный базар – прямо яблочный рай:
Шафран и антоновка, груды ранета…
А запах такой, будто пьешь крепкий чай
Вприкуску с бабьим медовым летом.
В ущельях улиц метель огней.
Вечер. В Нью-Йорке осень –
Мокрые скверы, мокрый хайвей,
Мокрые ветки сосен,
Мокрые отблески фонарей,
Автомобилей мокрые шины…
А я вдруг вспомнил, как вкус калины,
Тот город яблок и лошадей.
1984
МОГИЛА КРУЗЕНШТЕРНА
(Прощание)
Орган звучал.
Надгробия штрихи –
Рождения и смерти знаки,
И кем-то брошенные маки,
И пыль на золоте строки,
На мраморе…. Как гул валов
О, рифмы у далеких островов,
Как семь ветров
О вечном сне без снов
Орган звучал.
Торжественно и глухо
Гремел аккордов лад
Под сводами, где сумерки наряд
Свой прятали, таясь от света дня,
А возле алтаря
Свеча потрескивала сухо
И язычком из янтаря
Лизала тополиный пух.
Плел тополь тени в две руки,
Напоминая о разлуке,
Что встречи будут коротки.
Да будут ли?.. Метались звуки,
И солнце на игле луча
Свече протягивало руки,
Но догорала та свеча…
Орган звучал.
1984
* * *
Б. Н.
Шестнадцать строк – не шестнадцать ног,
Не убежишь далеко.
Я попытался. И видит Бог,
Было ли мне легко.
На перекрёстках чужих дорог
Трудно свою искать.
Я попытался. И видит Бог –
Стоило рисковать…
Или порог, или пророк.
Лгать научусь. Чудак,
Я попытался. И видит Бог –
Это сущий пустяк.
А над полями, горя в ночи,
Падают звезды тихо…
Я б оправдался, да Он молчит,
Будто не слышит крика.
1984
КОМАНДИРОВКИ
В. Б.
В тамбуре снег и колес перестук.
Замкнулся круг, и опять на север.
Стужа из инея выткала луг
И разбросала по стеклам клевер.
Но телеграфные провода
Меня запутали в невода –
И Алмалык, и Караганда,
И Заполярье, и Кзыл-Орда…
На белом инее пальцем синим
Косые линии поведу
На поводу, как тропинки по воду
До черной проруби в зыбком льду.
Вернусь не скоро…
1984
ПРОЩАНИЕ С МУЗОЙ
Всё так…. Хоть смейся до надсады,
Хоть волком вой, хоть вьюгой плачь.
Не пишется? И пусть! Не надо!
И задохнусь от неудач.
Лия Владимирова
Прост поясок, сарафанчик пёстрый,
Белые лебеди – рукава,
Ты приносила в чужие осени
Мной недосказанные слова.
Не надевала платки цветастые,
Туфельки – модные башмачки…
Ты приходила ко мне в ненастье,
Без расписанья, в конце строки.
Весны проходят, уходят осени
В ночи холодные без рассвета…
Ты отыскала меня и бросила
На перекрестке зимы и лета.
Пальцы озябшие, непослушные,
Брови, веснушки, глаза зелёные,
Рыжие волосы, губы солёные…
Ах, поясок, сарафанчик пестрый –
Простоволосая, босиком
По бездорожью в чужие осени
Ты приходила ко мне пешком.
1991
30-е НОЯБРЯ
Закрой глаза и слушай: осень плачет,
Невнятные слова наперебой,
То капли глухо с ветками судачат,
А чудится – поют за упокой.
Зов осени. Мне день ее дороже
Всех долгих дней зимы
Вермонта или Колымы –
Они по-своему похожи.
Я слышу их скрипучие шаги –
Декабрь перешел границу.
И не дописана страница…
Зимой не пишутся стихи.
За годом год они пришли на встречу –
Все шестьдесят, и встали у дверей…
А телефон молчал весь день, потом весь вечер
В мой юбилей.
30 ноября 1993 г. Около полуночи
ПАМЯТИ МИХАИЛА КРЕПСА
Я – свет и слово, и огонь,
И воскресенье, и окно
М. Крепс
Вы стих, как мостик, перебросили
Над Летой, чтоб шагнуть из тьмы…
Вы перешли туда из осени,
А я пишу вам из зимы.
Легко прощаться…. Нет, не верьте.
И не поэту не понять –
Писать, зачеркивать, читать
Стихи за полшага до смерти.
Погас в светильнике огонь,
Но светится в ночи окно…
«Прозрачен мир, легка ладонь.
Жуковский, Шиллер – всё равно».
Вермонт,
Конец дек. 1994 г.
ЭКРАН И ПАМЯТЬ
(два стихотворения)
1. ОБСТРЕЛ (Ленинград, декабрь 1941 г.)
Далекий выстрел, свист, удар…
Но я пока живой.
На пятом этаже пожар,
А наш этаж – шестой.
2. ПОД ГРОЗНЫМ (22 декабря 1994 г.)
Обстрел. И рушится стена.
С экрана кровь и смерть.
И можно жить, смеяться, петь…
А тем, в Чечне, война.
Бессмысленность всегда обидна.
Я был…. Я русский, и за вас,
И за себя – за нас –
Мне стыдно.
Вермонт, 1994 г.
* * *
Колокола звонят, колокола.
Их голоса плывут издалека,
И тонут, и манят под облака…
Из-под небес звонят колокола.
Колокола, колокола звонят.
Без устали, с зари и до зари,
Из пустоты воскресши, звонари
От Спаса-на-Крови в колокола звонят.
Звонят колокола, колокола,
В них слышатся фабричные гудки.
Я в прошлое вгляжусь из-под руки –
К земле от куполов, с земли под купола…
Колокола на оттепели зла.
Они зовут переступить черту,
Но снова вспомню всё – и в пустоту
Колокола звонят, колокола.
1991
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
В чашке остывший чай.
Вечер постыл и долог.
В сумерках всплески-всполохи
Пляшут, озорничают.
Прописью, росчерком, прочерком –
Белые, красные, синие,
Пляшут шальные линии
И убегают в корчах.
Как бесенята, россыпью –
Прочь. И опять сначала.
Сумерки величают
И провожают с почестями.
По горизонту обручем
Вечер уйдет за тучи,
В чье-то благополучие,
Муромским калачом.
Пляшут, озорничают
В сумерках всплески-всполохи…
Вечер постыл и долог.
В чашке остывший чай.
Публикация подготовлена Еленой Дубровиной.
Об Авторе: Павел Бабич
Поэт. Родился в 1933 году в Ленинграде. Живет в штате Вермонт, США. Был вынужден покинуть Россию в 1980 году, так как вместе с женой Джеммой участвовал в диссидентском движении. Отец четверых детей. Пережил ленинградскую блокаду. Отец Павла, почетный полярник был арестован в 1941 году, приговорен к смертной казни как «изменник родины», умер в советском концлагере в 1950 году. Реабилитирован посмертно в 1965 году. В предисловии к его единственной книге стихов «Низкое небо» (1996), жена поэта пишет: «Отъезд из России – последнее и главное событие в формировании Павла Бабича – поэта. Но, как у новорожденного с перерезанием пуповины, начинается совершенно новый процесс дыхания, так и у П. Бабича с эмиграцией изменилось его мироощущение. С первого дня отъезда из России «легла на плечи чугунным крестом – утешение за отречение». Горечь и отчаяние от потери родины, ощущение вины за бегство, благодарность к «доброй, чужой стороне» (которая никогда не стала своей) должны были найти выход, и нашли – в поэзии». Павел Бабич печатался в русской зарубежной периодике. После перенесенных пяти тяжелых инсультов в 1996 году стихи писать перестал. Его биография напоминает биографию Ивана Елагина, а стихи его близки по духу к поэзии Елагина, особенно его цикл «Ностальгия» и стихи, посвященные памяти погибшего отца. Стихи Павла Бабича глубоко искренние, в них нет словоблудия – каждое слово значительно, ёмко, весомо. В его стихах – отказ «от внешних эффектов, от игры образами и словами», в них – честность и сосредоточенность, сдержанность и глубина, поиск внутренней правды и человечности, тоска по утерянной родине. Именно эти качества чистоты и искренности ценил в поэзии известный литературный критик первой волны эмиграции, Юрий Терапиано.
Опубликовано в выпуске: Путь к теплу
» Лучше поздно чем никогда» это-я-бывшая Неля Файнберг. Павла и тебя Джемма помню всю жизнь.Помню его прощальное стихотворение: «Вот и все и прощай моё поле, я оставил тебя навсегда но куда б я теперь не приехал, всё равно я приехал СЮДА.