Виталий ДМИТРИЕВ. Нить беседы
* * *
Стихи, если в них не лукавить
во имя нелепых идей, –
попытка хоть что-то поправить
в неправедной жизни своей.
Стихи это, в принципе, – чудо.
Такое не многим дано.
А кто их диктует? Откуда?
Тебе-то не всё ли равно?
Ведь если ты даже посредник,
вбирающий малую часть,
то где-то ведь есть собеседник,
тебе не дающий пропасть.
* * *
О. Левитану
Как много застолий уже миновало.
Хрусталь благородный тем тоньше звучал,
чем ниже я брался за ножку бокала,
чем меньше вина я в него наливал.
За что же мы выпьем? Налей, но немного.
Чтоб истину видеть. На самое дно.
Не стоит искать никаких аналогий.
Мы просто сидим и смакуем вино.
Добавили льда. Пусть в кувшине высоком
он тает. Не стоит грустить о былом.
Немного «Баккарди» с грейпфрутовым соком
прекрасно снимают похмельный синдром.
* * *
И говорить, и говорить,
и говорить… Беседы нить
петляет, путается, рвётся…
Что ж после спора остаётся,
когда мы подведём итог,
распотрошив словесный кокон? –
газеты скомканный клочок,
десяток несуразных строк…
На самом деле весь клубок
на них держался, но – размотан.
Пусть не газета. Ну возьми
и выбери любое СМИ,
то, на которое подсели,
как на иглу, тогда поймёшь –
мысль изреченная есть ложь
и в самом деле.
О чём я это? Говорят –
был Тютчев славный дипломат.
Жаль, я читал одни цитаты.
И все умны, как на подбор.
Да только вот, с недавних пор,
всё ж – скучноваты
немного.
Умом Россию не понять,
да и не стоит понимать.
Ей Богу!
* * *
Здесь переправа ровно полгода –
от ледостава до ледохода.
От половодья до ледостава
здесь кроме брода нет переправы.
Впрочем, и брод только в жаркое лето.
Если дожди, – даже этого нету.
Так и тоскуем двумя берегами.
Сколько ж воды утекло между нами
справа налево и слева направо –
от ледохода до ледостава.
* * *
Ещё листвы в помине нет,
но все кусты в зелёной дымке.
Идёт по кладбищу в обнимку
с красивой девушкой поэт.
Зашли случайно. Так бывает.
И вот, нисколько не скорбя,
он эпитафии читает
и даты смерти примеряет
то на неё, то на себя.
А ведь не стоит примерять…
Ты помнишь – в стародавней сказке
не то кольцо никак не снять,
не то перчатку. Для острастки
пора б её перечитать,
чтоб не играть своей судьбою.
Но мы всё сравниваем. Нам
так неуютно быть собою.
И эта жизнь – не по зубам.
* * *
Главное – вовремя отключить запасной
парашют нагрудный, когда основной
громко хлопнет куполом и зависнешь
в тишине. Даже ветра не слышишь
и летишь, опускаясь минуты три
ветра внутри.
Убедись лишний раз – земля кругла,
проверяя стропы, как удила,
поворачивая то влево, то вправо
этот плоский мир. Сверху видим мы
шкурку глобуса, блюдечко без каймы,
изумруды и яхонты без оправы.
Убедись – воистину мир текуч
Посмотри, как стремительны тени туч,
неподвижно зависших над головою.
Как похоже мёртвое и живое.
* * *
…но это сон,
а сон не поддаётся пересказу.
(А. Сопровский)
Всплываешь утром из глубин
ещё в присосках сна –
полусадко, полудельфин,
поднявшийся со дна,
и не раздавлен, и не смят,
а полупотрясён,
что невозможно вновь назад
вернуться в этот сон,
где стало равным средь теней
твоё земное я.
Но всё реальней, всё прочней
мембрана бытия.
* * *
Жизнь недостойна посмертного слепка,
но не даёт от неё ускользнуть,
так приржавела – не разогнуть,
тело с душою сколовшая скрепка.
Так приросла, что уже – навсегда…
Мы ко всему привыкаем некстати.
Нас и запомнят по ржавым следам
в правом углу чуть повыше печати,
прямоугольной, лиловой, куда
вписан набор канцелярской цифири…
Ну а без номера где же тогда
ждут в этом мире?
* * *
Каждому нужен свой формат…
Каждому нужен свой проект…
Господи, разве я виноват,
если проекта нет?
Так – небольшой эскиз, –
беглый набросок, чтоб
вспомнить где верх, где низ,
яма или сугроб.
Абрис – не карта. Тут
не угадать масштаб
местности. Карты врут.
Я и всегда был слаб
в точных науках. Что ж –
не избежать утрат
даже проверив ложь
точных координат.
Даже найдя просвет,
нишу, живой пробел,
где конкурентов нет,
много ль ты преуспел,
время тараня лбом,
чтоб изменить расклад,
действуя наобум,
двигаясь наугад?!
* * *
Татьяне
Всю жизнь ходить на поводке
другой конец которого
зажат у женщины в руке,
не проявляя норова.
Всё из-за губок, из-за глаз,
из-за Эрота лучника,
который делает из вас
простого подкаблучника…
Судьба и вправду – нелегка.
Но плачусь лишь для виду я,
и всем другим, без поводка,
нисколько не завидую…
* * *
Маме
Я путаю где тот, где этот свет.
Мать целый день бормочет, пребывая
там, где меня всего скорее нет.
Вот и опять глядит не узнавая,
и даже улыбается в ответ.
Но мне ли? Не уверен. У неё
свой мир. Он моего ничуть не хуже.
Да, иногда бывает, что наружу
вдруг выглянет, нарушив забытьё.
Но ненадолго. Ей куда милей
общение с десятками теней.
Не зря ж она беседует всё время
с отцом своим, в блокаду умершим и с теми,
кого я и не видел никогда.
А этот мир ей скучен и сюда
она теперь является всё реже.
Она другая. Это мы – всё те же.
* * *
Анхель де Куатье,
Харуки Мураками…
Простите, не слыхал, – я развожу руками.
Акунина и то – прочёл до середины,
как список кораблей в поэме, столь старинной,
что автора, увы,
не помнят даже греки.
Не помните и вы
об этом человеке.
Он по миру бродил,
слагал свои поэмы.
Я многое забыл,
запомнил только тему –
украдена жена,
всё связано с любовью…
Там, под конец, волна
подходит к изголовью,
грохочет…
Впрочем, нет, –
я путаю, похоже.
То был другой поэт.
Его забыли тоже.
* * *
За то судьбе скажи спасибо,
что в карте жизни всех названий
уже не различаешь, ибо
бумага вытерлась до ткани,
до полотна, до основанья,
до непрочтенья, до зиянья,
читай – до дыр на самых сгибах.
За то благодари фортуну,
что отрочества не случилось,
что вслед за детством – сразу юность.
А зрелость где?
Скажи на милость.
Ах, молодость – ты затянулась
и недоперевоплотилась.

Об Авторе: Виталий Дмитриев
Родился в Ленинграде 7 ноября 1950 года. Биография самая типичная – школа, армия, университет (закончил ЛГУ в 1977 году. Факультет журналистики.) Потом Лито Нонны Слепаковой, Александра Кушнера, приглашение в московскую группу «Московское время», куда входили Бахыт Кенжеев, Сопровский, Гандлевский, Игнатова и многие другие. Публикация в максимовском, ещё парижском «Континенте», и как результат – долгий период писания в стол. С началом перестройки – публикации во всех толстых литературных журналах. Союз писателей Санкт Петербурга, куда был принят в 2000 году даже без книги – по журнальным публикациям в «Новом мире», «Октябре», «Знамени», «Октябре», «Дружбе народов», «Неве» и др. В застойные годы сменил массу самых разнообразных профессий от экскурсовода в Исаакиевском соборе до грузчика, каменщика и промышленного альпиниста. За рубеж не слинял, о чём нисколько не жалею. За первую книгу, вышедшую в 2006 году, которая так и называлась «Первая книга стихотворений» стал в 2007 году лауреатом премии А.А.Ахматовой. Вторая книга «Надстрочник» вышла в издательстве Саши Житинского «Геликон Плюс» в 2008 году. Третья книга «Сердцевина» в издательстве «Любавич» - 2012 год. Вот вроде и всё. Остальные кусочки биографии в стихах.