После известия о кончине Евгения Александровича Евтушенко мой друг – надеюсь, не только виртуальный – и чрезвычайно симпатичный человек Александр Петрович Сизухин поведал мне свой сон. Евтушенко предстал ему в виде Покровского собора – изображенного на каждой рекламной единице храма Василия Блаженного с загадочно цветными куполами, «красно украшенного», как говорили наши предки, и трагического в своей тайной, метафизической основе. Мне показалось, что сновидение и скрытый в нем символ отображают всю суть фантастической судьбы покинувшего нас самого знаменитого русского поэта ХХ столетия и восприятия этой судьбы современниками. Так появилось довольно большое стихотворение – или довольно маленькая поэма, по праву посвященная в равной степени как памяти ушедшего, так и воображению живого, выявляющему истинное значение события. 

 

 

Александру Сизухину

 

Что не так в копотливой России,

Знает всякий хожалый. Что так –

Знал московский блаженный Василий, 

В лексиконе позднейшем – дурак.

 

Здесь, где лгут не себе, так другому,

И где каждый не пьян, так смешон,

Не откажут во вкусе нагому –

И юрод рассекал нагишом.

 

Лобным пляжем, январским курортом

Брел Василий Москвой моровой,

Где нельзя быть немножечко мертвым,

Но легко быть мишенью живой.

 

Еле-еле вдомек инородцу

Из досужей циклопой толпы,

Отчего на костях нагоходца

Устоялись шатры и столпы.

 

Так при снах, при любви и при родах

Выдувается радужный шар,

В перекрытьях буравится продух…

Мы бы рады прижиться в юродах,

Да куда – при таких-то погодах,

При свистках, разгоняющих пар! 

 

Нищеты разодетые дети,

Пионеры модельных агентств,

Мы и сами забыли, что эти

Девять храмов – суть девять блаженств –

На едином крепятся подклете.

 

Сувенирен, попсов, узнаваем

На открытке с недвижной рекой…

Мы и сами здесь редко бываем,

Мы и сами недоумеваем,

Почему он веселый такой.       

 

Почему изукрашен дикарски

В застарело последние дни…

Чтоб на нож не наткнуться лопарский,

На железный язык тарабарский,

От дохи отбоярься боярской, 

От шинельки  худой отдохни.

 

Если вдуматься в чудо о шубе,

В жмуровидную позу вора,

Если жизнь не смотреть на ютюбе,

А знобеть в ее лыке и лубе,

Может, впрямь прифрантиться пора. 

 

Переладить неправильный прикус,

На аренах взывах и рыдах,

И в покосной рубахе навыпуск

Фертить в нижних торговых рядах.

 

Здесь, в господстве булыжного цвета,

Пританцовывая кикапу,

Был один, кто решился на это –

Нарядился и прыгнул в толпу.

 

Под ахиллов рефлекс сухожилий

Диагност подберет молоток,

На роток накопает платок

Шебутной мужичок-с-ноготок…

Был такой же шальной, как Василий,  –

Лишь наружу сквозил кровоток.

 

Разноцветье его нагоходства

Нелюбимо в родной стороне,

Но заделывать долго придется

Щели-продухи в цельной стене.

 

И когда на Васильевском спуске,

В Шереметьево-3 мужики

Соберутся и врежут по-русски

Без инструкции и без закуски,

Сразу вспомнят его пиджаки.

 

Инстаграма бесцветные дети,

Мы постромки последние рвем,

Но стоим на едином подклете

Надо рвом, надо рвом, надо рвом.

 

А над нами, над нами, над нами

Богородицын дышит Покров,

И никем не разгадан орнамент

Пестролистых столпов и шатров,

И закрыт огнедышащий ров!