Светлана ХРАМОВА. Везучая. Рассказ
– Меня зовут Кэт, но имя Катя я тоже очень люблю, – говорила она в тех случаях, когда представлялась кому-то по-английски.
– Меня зовут Катя, но имя Кэт я тоже очень люблю, – так она говорила, когда представлялась по-русски.
Вообще, Катя –Кэт особо не мудрила, что и как сказать.
Раньше она звалась Катериной и жила в Питере, который назывался Ленинград. Закончила суперпрестижный торговый институт и работала в порту, что означало вполне благоустроенную жизнь. Катерина быстро сделалась заведующей складом конфискованных товаров, а тут вольному воля – какой товар, откуда и почему изъят, куда потом направлен. И никакого с Кати спросу нет, простор. Хотя без Андрюхи решения старалась не принимать.
Андрей Павлович – заместитель начальника порта, жгучий брюнет с фигурно выбритыми висками, подтянут и щеголеват, кавалер хоть куда. Капитан второго ранга, перешедший на береговую службу по настоянию жены, не соглашавшейся мириться с длительными уходами мужа в рейс, полюбил Катерину с первого взгляда. Иначе говоря – как заприметил, так и началась какая-то странная в затылке тянущая боль, дурманящая сознание. По иронии судьбы его супруга Оленька желала мужа от девок корабельных уберечь, потому и на берег вытребовала. А тут такая напасть как Катерина случилась.
Ни с какой кормоблядью не сравнить, их Андрей Павлович и не жаловал никогда, все это дурацкие Олькины фантазии. Катерина не просто приметная женщина, она воплощение мечты. Длинные светлые волосы небрежно брошены на плечи, серые глаза громадны, как у кинозвезды Греты Гарбо, носик аккуратно выточен, как у принцессы Грейс Келли, губы точь-в-точь, как у сексапильной Мэрилин Монро, а сложена – ух, как сложена!
Равнодушных в Катькиной жизни не было, стоило ей только плечом повести, да взгляд задержать на жертве дольше двух секунд, – искоса, в полуобороте изящно посаженной головки, – как начиналась роковая страсть. Катя привыкла и не считала этот факт достойным внимания.
В институте она получала зачеты только за то, что пришла в аудиторию вовремя. Секса от нее не требовали, робели. К экзаменам Катя готовилась редко. Только в тех случаях, когда экзаменатор – женщина. Да и то, декан факультета мужик, так что нестрашно – если профессорша вредная, он уладит.
Катька – что называется, шикарная женщина во плоти и цену себе не набивала, но железно помнила. Андрей в магазин портовый вошел, где она товароведом трудилась, – и обмер. После работы домой подвез на Васильевский, где она с мамой жила. Через полгода уже и квартира у Катьки в центре, и должность певучая.
Андрей Петрович делал для нее все. Если б мог – корабли и танкеры с баржами впридачу к ногам своей зазнобы бросил. Неистовая страсть его преград не знала, бамбуком прорастала сквозь толщу любых предрассудков и служебных заграждений.
А главное, Катерина его Ольку с детьми жалеет и развода не требует, это дорогого стоит.
Катя, по правде сказать, развода и не хотела. Разведенный Андрюха ей ни к чему – из замов его попрут и блага жизненные, что как из рога изобилия сыплются, закончатся в момент. Зачем ей развод? Андрюша тих и признателен, Катя в полном ажуре. В общем, Катерину все устраивало. Когда беременность почувствовала – обрадовалась несказанно. В Андрюхе она была уверена.
Супруга Оленька в курсе, что семья разрослась неимоверно, но не подавала виду: любви не вернешь, а дом – полная чаша. К Диме, что родился на удивление ладным, Андрей относился трепетно и благодарил судьбу за такого умного и красивого мальчика. На отца похож и на мать, везение! Впадать в тоску и депрессию Андрей Павлович не собирался ни под каким видом. Счастье обещало длиться вечно.
Только так не бывает, потому, что счастье вечно длиться не может. Протяженность одной отдельно взятой жизни слишком длинна для счастья – традиционно капризного, не признающего каких бы то ни было обязательств.
На огромное пространство СССР, включая нетрадиционный семейный кораблик, управляемый отважным капитаном с двумя женами и тремя детьми, обрушился перестроечный ураган. Поначалу даже казалось – пронесет, как всегда.
Ан нет. Жизнь накренилась, как терпящий бедствие океанский лайнер, и заскользили предметы по наклонной, сползая с привычных мест. Смещалось и смешалось все – деревья, кони, люди; законы перспективы не работали. Пространство переорганизовывалось по каким-то неведомым правилам, будто компьютерная игра наяву. Одно различие – хаос происходил в режиме реального времени. Было даже удобней так думать: «в режиме реального времени».
Употребляя слово «реальное». Слово есть – значит и реальность где-то существует. За семью замками, за высокими горами. Просто временно сбои произошли. А потом взаимосвязи предметов наладятся, система переустановится и очертания действительности перестанут выглядеть угрожающе.
Андрея Павловича сместили с должности, а другой не предложили. Он затеял предприятие по организации перевозок, но законы бизнеса ускользали от его понимания, он плохо ориентировался в новой жизни. Хлипкий, сколоченный на скорую руку «Порт Надежда» балансировал в постоянной неустойчивости, грозя сорваться в бездну финансового краха.
Жена Ольга, тем не менее, приободрилась. Теперь она всемерно препятствовала встречам с Катькой-разлучницей. Андрей от нескончаемых неприятностей запил и все реже появлялся на Катькином горизонте, хотя Дима постоянно спрашивал, когда же папа принесет новый кораблик для игрушечного бассейна, подаренного в прошлом году. Катин склад закрыли на ремонт, а когда открыли, то работала там совсем другая тетка.
В отделе кадров Кате дали должность уборщицы в столовой, если хочет числиться в порту. А если нет – пиши заявление по собственному желанию. Что она и сделала незамедлительно. Твердо верила, что найдет выход.
Знакомых мужчин много, любого к рукам приберет. Да, знакомых по-прежнему много, но что-то изменилось, не спешили мужчины становиться опорой в жизни. Прийти, поговорить о том о сем, на ночь остаться – пожалуйста. А помочь или Димке чего-то купить – не тут-то было. Может, растерялись от временных несчастий. А может, ей просто раньше везло. Но только дело не в этом.
Раньше Катерина победительно глядела, как женщина красивая и благоустроенная. Робели поклонники, наперебой стремились щедрость проявить, даже без надобности. Чаще всего без надобности, но с большим рвением.
Теперь у Кати сложности. Сын на руках, а средств к существованию никаких. Что ей остается? Последние бриллианты вот-вот за бесценок отдаст и на базар пойдет рыбой торговать, водку продавать или колготки. И не итальянские, что носить привыкла, а производства местного подпольного кооператива – все это Катерине объяснил один из подвыпивших ухажеров.
Катя уверенно держалась, по-прежнему королевой ходила. Но отвергнутые кавалеры, прежде робко и за версту раскланивающиеся, обижались. Характер проявляли, которого и в помине не было.
И тогда Катерина разозлилась, мужиков разогнала, заперла двери на все замки – и крепко задумалась, как дальше жить. Энергии в ней много, а в удачу она верила, будто удача ей близкая родственница и никогда не предаст.
Сейчас просто временные трудности. Даже не у нее, а у страны. Со страной беда случилась. Значит, надо выбираться с тонущего корабля.
Спасаем, как говорится, в первую очередь женщин и детей. А если это никем не говорится, то они спасаются самостоятельно, ни на кого не рассчитывая. Но в первую очередь.
Катерина чистоту в доме навела, в шкафу среди старых бумаг заветный блокнот отыскала. Методично и последовательно, от «А» до «Я», обзвонила бывших институтских подруг. Будто невзначай задавая вопросы, запоминая новости. Не жалуясь на судьбу – уяснила уже, что с терпящими бедствие говорить никому не нравится.
Несколько дней сбора сведений – и выяснилось, что Инна Тихонова, одна из тех, с кем она близко общалась, переместилась в Амстердам: вышла замуж за чиновника муниципалитета. Вскоре Катя узнала и заветный телефон.
Инна откликнулась восторженно и с энтузиазмом. Тут же стала приглашать в гости. Катю она помнила яркой и веселой красавицей, с ней мгновенно делается легко на душе.
– Мне тут и поговорить толком не с кем, страна чужая и трудно с людьми общий язык находить, – голос Инны звучал жалобно, плаксиво. Катя удивилась.
Она на грани нищеты беспросветной, но острит и бодра, а Инка, проблемы которой явно не связаны с угрозой надвигающего голода, – в депрессии.
– Ты приезжай, Катюша. Вместе с сыном приезжайте, лето на носу. Я приглашение пришлю. Деньги на билет у тебя есть? – Катя помялась, не зная, что и сказать. Признается в безденежье, а Инка еще и трубку бросит.
– С деньгами туго, Инночка. Но я найду, ты не волнуйся.
– Не придумывай! Потому и спросила, что если есть проблемы, то их нет. Я вышлю, сообщи точный адрес. – Голос Инны зазвучал веселее.
Всегда веселее, когда кому-то хуже, чем тебе. Да нет, Инка еще по институту запомнилась как девушка добрая и отзывчивая.
«Повезло», – подумала Катя и впервые за долгое время улыбнулась не для того, чтобы силу духа показать, а от радости.
Через месяц Катя приехала в Амстердам, а Инна сделала все, чтобы помочь ей остаться. Неуютно Инне в Амстердаме, о задушевной подруге мечтала давно. Втайне. А тут – мечта сбывается!
Петер, коллега ее мужа, муниципальный служащий и школьный учитель по совместительству, увидев красавицу Катю на вечеринке, увлекся не на шутку. Начался бурный роман и очень скоро они поженились.
Медовый месяц закончился досрочно и резко, будто обрыв пленки произошел. И началось совсем другое кино. Бывшая жена срочно вызвала Петера в Амстердам, где происходили вещи, для Кати совершено неожиданные.
Рене, экс-супруга Питера, – много разъезжала по свету, дома находиться не любила. Дама энергичная и амбициозная, стилист-визажист в театре, она мечтала о яркой карьере. О работе в большом кино.
Рене вернулась из Лос-Анжелеса, где подписала контракт с одной из голливудских студий. Русская жена Петера воспринималась ею, как добровольная нянька для Ханса и Веры, два непоседливых ангелочка, так любимых родителями.
В Голландии развод вовсе не означает, что дети отдаляются от папы. Напротив, Петер полагал, что Катя станет отличным решением давно назревшей проблемы.
Поэтому небольшую квартиру в Амстердаме он тут же сдал в аренду и они переехали в Лейден, в дом, где «хорошо и просторно, Рене постоянно отсутствует, а твоему Диме будет легче ходить в школу». Кате, растерянной от неожиданного поворота событий, неловко протестовать. Конечно, ни в чем не повинные дети не останутся без присмотра.
Конечно, она поможет Петеру.
И началось. Новый муж ездил на работу в Амстердам, возвращался поздно. Целыми днями Катя занималась готовкой, уборкой, стиркой и уходом за детьми. Дети при этом никак не уживались друг с другом. Вера дразнилась, подбивала брата проказничать, но если доходило до разбирательств с отцом, виноватым назначали Димку.
Потом один сценарий: Катя защищает сына, Петер уверяет, что его ангелочки не могут врать.
Хрупкий международный брак разваливался на глазах.
После трех месяцев бесконечных скандалов Катя устала. Дима уже ходил в школу, он очень старался одолеть чужой язык, привыкнуть к одноклассникам. Но детская психика не инструмент для упражнений. Девочка Вера, которую иначе, как исчадие ада воспринимать трудно, похоже, поставила целью довести Димку до нервного расстройства.
Однажды сестра с братом устроили бассейн в гостиной, наполнив надувной манеж для плавания водой и бросив туда все игрушки, имеющиеся в доме. Пока Катя ходила в магазин за покупками, диваны и ковры уже покрылись полосами от брызг, но этого показалось мало. Вера толкнула Димку, тот поскользнулся и упал навзничь. Мало того, что рассек лоб, напоровшись на деревянную куклу, так еще и самодельный бассейн перевернул, отчего в доме начался форменный потоп, даже Вера застыла, понимая, что это уже слишком и придется отвечать. Но застыла на всего на две-три минуты.
Сообразила: это Димка затеял, а они с Хансом уроки учили. Изворотливые погодки отправились наверх, а мокрый Димка остался в одиночестве, нарушенном приходом Кати.
Безысходность и беспросвет. Хуже, чем в Петербурге, когда без денег осталась. Она обняла Димку и долго не отпускала рук. Нет смысла подниматься наверх и уточнять детали. Все и так ясно как белый день. Хватит.
Катя молча взяла ведро и тряпку, собрала воду из гостиной, часа полтора на это ушло. Ковер на улицу вывесила, а диваны разбухли от влаги. Чужие диваны, какая разница?
Вечером она сказала Петеру напрямик: если это будет продолжаться, то домработницу ему придется искать по объявлению.
– Я не знаю, что собираюсь делать. Пока не знаю. Но детские утренники закончились. Оставь меня одну. Я должна подумать. – Сказала она и, забрав Димку, ушла в его комнату, откуда они оба не выходили до следующего утра. Вера, собиравшаяся рассказать папе, как провинился этот глупый русский, спустилась вниз, но только открыла рот, как отец окриком заставил ее замолчать. Отрезал: «Заткнись, дура!» – чего она никогда прежде не слышала. Перепугалась очень. Поняла, что зашла слишком далеко. Тихо попросила чаю и удалилась восвояси, ошеломленная.
Катя, прижимая Димку к груди, рыдала. Даже не рыдала, выла. Димка не отстранялся, хоть большой уже, а ей легче становилось. Ерошила его волосы – «Как ты на Андрюху похож! Потерпи мой мальчик дорогой, потерпи еще полгодика. А потом все будет хорошо, обещаю», – бормотала она, не переставая. И точно знала, что хоть и невнятно бормочет, но правду. Через полтора часа они уже улыбались друг другу и вспоминали смешные истории, которые пришлось пережить. Истории ведь могут излагаться, как трагедия и кошмар непроглядный, а могут вспоминаться милые детали и нелепости моменты, позволяющие думать о жизни без отвращения. Просто череда нелепостей, она закончится. И Верка тоже проснется в одно прекрасное утро и устыдится, захочется ей хорошей стать. Если поймет, конечно, что злая.
Злые же не задумываются над тем, что они злые. Для них другие плохие и нехорошие. В этом и корень зла. В смещении ориентиров. А как их на место поставить? Получается, что пожалеть Веру надо, другую щеку подставить, когда по одной она уже съездила, да еще и улыбнуться ободряюще, мол, сама не ведаешь, что творишь.
Счастливый вечер, в результате получился. Катя ощутила прилив сил и перестала бояться. Прорвемся. Как любят повторять в рекламных роликах мобильной связи Vodafone – «Дорогу осилит идущий». Имеется в виду, что без телефона не осилит.
Ладно, телефон – не главное. А вот паспорт Кате необходим.
К осени она сбежала. За день собралась, переехала в Амстердам и очень быстро устроила Диму в приличную школу неподалеку от новой квартиры, которую заранее подыскала.
Встретилась с Инной, от души поплакала у нее на плече. Проблема не решается, а легче становится. Хотя иногда и проблема решается. Боимся мы плакаться в чужие жилетки, а зря.
– Ты знаешь, есть у меня знакомая. Гульнара уже несколько лет здесь. Тоже осталась с детьми на руках, бедствовала. Потом бизнес открыла, я подробностей не знаю. И детей содержит, сын вместе с подружкой на ее иждивении. Не знаю, чем занимается, но машина у нее дорогая, одета прилично. Хочешь, познакомлю? Может, место для тебя есть. Она приветливая, всегда улыбается. – У Инны даже глаза загорелись от нетерпения. Все-таки, любила она Катю, этого не отнять, а верная подруга – редкая удача.
Катя опять начинала верить в удачливость и фарт.
В самом деле, в Европу переехала, паспорт у нее есть, помощь от государства будет получать – маленькую, но все-таки, а сын учится и – о, счастье! – нету Петеровых детей с их бесконечными кознями.
– Звони Гульнаре, я не возражаю. – И вдруг встревожилась: – А если не понравлюсь?
В кафе, куда она пришла без опоздания, полутемно. Катя чуть замешкалась у входа, полминуты хватило оглядеться. И пошла на голос, на приветственный взмах посетительницы, присевшей у окна. «Катя? – по-русски воскликнула она. – Узнала сразу. Красивая ты, перепутать сложно!»
Гульнара оказалась симпатичной, а экзотическое имя объяснялась национальностью матери. Родилась она в Ленинграде, Гулей в детстве звали.
Теперь Гульнара притягивала взоры, запоминалась мгновенно – вылитая Кармен, только розы в зубах не хватает.
Но одета как деловая женщина. И что-то дьявольское проглядывает, глаза сверкают пятикаратными брильянтами при каждом повороте головы. Не глядит даже, зыркает. Прошивает взглядом насквозь, как автоматной очередью. Катя таких женщин редко встречала, и не стремилась. Внешние эффекты на высоте, а интерес пропадает уже через пять минут. Не то что рассматривать, но и разговаривать с ними не тянет.
У красавиц ведь в нагрузку к внешности еще и высокомерие прилагается. В большинстве случаев общаться с ними непросто.
Катя заказала любимый с юных лет кофе по-ирландски, а Гульнара потягивала сухой мартини из треугольного стаканчика на высокой ножке.
– Инна говорила, что положение у тебя сложное, просила помочь. Но не так все просто. – Она замялась. – Я об этом не распространяюсь, молчу. Но тебе кое-что расскажу. Только ты понимаешь, что…
– Не сомневайся, секреты держать умею. – Катя говорила правду, она ничего без необходимости не рассказывала. Разговоры по душам непонятно с кем и для чего – терпеть не могла.
– Я хорошо зарабатываю, но только бизнес у меня нетипичный. То есть, типичный, но не для бизнеса. Есть знаменитый клуб секс-шоу-фантазий в Красном Квартале. Название клуба неважно, да и про секс-шоу тоже ерунда. Это недешевый публичный дом, по сути. Более престижный, конечно, чем в окне стоять, но занимаюсь я проституцией, Катенька. Клиенты приличные, если кто-то проникнет случайно, то ничего понять не сможет и на улицу специальным вышибалой сопровожден, ласково так. Там и танцы за отдельную плату, и поездки за город при необходимости, и жаркие объятья по предпочтению. Предпочтения клиентом определяются. Клиент платит немалые деньги, так что музыка заказывается не нами. Но навстречу идут.
Мне, например, позволено жить дома, играть роль приличной женщины, воспитывать детей. Никто не мешает, входят в положение. График работы составляется с учетом интересов и возможностей. В обмен на мою покладистость, разумеется.
Нетрадиционные у клиентов просьбы бывают, хотя какие можно традиционными назвать, я уже не различаю. Главное – зарабатываю хорошо. Охрана надежная, безопасность обеспечена, но клиент всегда прав, он заплатил.
Вот я и открыла тебе правду, в детали не посвятила, но суть донесла. Ты девушка красивая, нам такие нужны. При желании – могу поговорить об интервью на предмет работы.
Катю в процессе рассказа пробила испарина, она салфеткой пот вытерла со лба. Потом чуть не зарыдала – оттого, что чуда не случилось и противно правду узнавать.
Хотя раньше она задумывалась, что не будет у нее другого пути. Без повода задумывалась, не всерьез. А поди ж ты. На ловца, что ли – и зверь прибежал?
В магазине для туристов торговать не хотела, копейки платят, а унижение почище, чем в Красном Квартале. За больными ухаживать – тоже не для нее.
Нормальную работу не найти, да и вообще – поразило Катю, что зарплата в Амстердаме часто очень небольшая. Люди выглядят довольными, зарабатывая, по сути, немного. В Ленинграде хоть понимали, что «пиво в баре» не повод для радости. А здесь – копейки пересчитывают – и счастливы. Налоги, отчеты, все под контролем. Кошмар! Катя в прежние-то времена привыкла к удовлетворению любых капризов. Ей просто вернуть надо, что перестройка отобрала.
– Поговори, Гуля. Пожалуйста, поговори. Я приду на интервью, как ты выразилась. О работе договариваться. А пока подумаю, как и что сказать.
– И запиши вопросы, чтобы не забыть, потом поздно будет оговаривать. Туда не всех берут. Те, которые в окнах стоят – это совсем другая история. Там кошмар творится. По сорок-шестьдесят клиентов в день. И поеры, сутенеры то бишь, – отменные сволочи. Девку часто, как в рабство берут. Деваться ей потом некуда. Если сопротивляется – и утопить, и зарезать могут. Профессия такая, никто особо не ищет. Не судит обидчиков. Польской проститутке сутенёр на затылке полголовы волос вырвал. Рукой просто. Намотал и дернул – представляешь, с какой силой дергать надо было? Ее потом в монастырь на реабилитацию определили. Месяца на три. Комиссия существует по защите проституток, чтобы до зверств не доходило. Пытались виноватых найти. А никого не нашли, сутенер на время затаился.
Девушка так и осталась не совсем в полной памяти до конца жизни. Что говорить. У проституток и профсоюз есть, отстаивают неприкосновенность личности и права человека. Да толку мало. Приезжают запуганные, темные и забитые девушки, которые готовы на все. Слезы молча глотают и терпят.
– В Амстердаме? – удивилась Катя. – А я думала, здесь все цивилизованно. Я читала, что в Красном Квартале культурно и без драм, сумели обезопасить девочек.
– Я повторяю, профессия такая. Далекая от прав, правил и здравого смысла. Тут не в организации дело. В роде занятий. – Гульнара помолчала, потом посмотрела на часы и заторопилась. – Но в клубе, о котором я говорю, пристойно и тихо. Райский уголок.
Мне пора, Катенька. Я тебе позвоню. – Гульнара расплатилась и ушла, почти выбежала из кафе.
Мысли у Кати в голове путались. Инка про бизнесвумен рассказывала, а тут проститутка обычная. Думала о Димке, который не должен ничего узнать. И сама себя останавливала: «Что ж ты, уже будто согласилась. Забудь и о встрече и о предложении, позор какой!»
Потом себе же напомнила, как Андрею позвонила. Узнала, что фирма «Порт Надежда» раскрутилась, Андрей вышел в судовладельцы и успешно работает с итальянскими партнерами.
Он услышал ее и тут же заговорил сам: «Оставь нас с Олей в покое. Не знаю я никакого Диму. Довольно ты нас мучила, хватит. У меня семья и дети. Ты в Европе, все у вас есть и нечего придуриваться. Тебе лишь бы деньги тянуть».
Это пообидней любого профессионального стыда будет.
Это любимый мужчина сволочью оказался.
Ей больше нравится, чтобы Димка намучился, да еще узнал, что папа попросту вычеркнул его из жизни? Лучше войти в открывшуюся дверь, пока зовут. А то намаешься от безденежья и придется в окно стать на всеобщее обозрение – где от сорока до шестидесяти посетителей в день и маньяки-сутенеры, вырывающие волосы резким движением руки.
В клубе для элитарных клиентов Катя отработала три года. Сначала думала – месяц-другой и попрощается с ремеслом, о котором рассказать нельзя. Не признавалась Катя никому, каким образом содержит себя и сына. Отмалчивалась многозначительно, намекала на серьезного человека, доверившего руководство одним из офисов. Постоянно занята, и в неурочное время приходится работать. Зато никаких материальных проблем и дело очень живое, интересное.
Катя освоила специальные слова, говорила коротко, убедительно. Легко меняла тему и делилась новостями о сыне.
Дима после недолгого, но запоминающегося кошмара в доме у Петера был послушен до мелочей. В школе к нему относились хорошо, ездил он на велосипеде туда и на велосипеде обратно. Потому что это нравилось учителям и одноклассникам.
Для Димки важно не привлекать внимания, но и не отталкивать от себя. Добрый и отзывчивый, всегда рубашка отутюжена. Никто не знал, что он сам гладит эту рубашку, сам готовит обед и наводит порядок в квартире прежде, чем сесть за уроки.
Мамы почти никогда не было дома, а если и дома – то спала, в основном. Потом просыпалась, принимала ванну с расслабляющим набором трав, марафет-макияж – и снова уходила. Перед уходом спрашивала, как прошел вчера день и готовы ли уроки. Он аккуратно отчитывался. Только хорошие новости, расстраивать маму не хотел. Если нехорошие – она закусывала губу, будто вот-вот расплачется, и глаза принимали такое несчастное выражение, что лучше бы она его отлупила. Но она только гладила по голове и целовала, целовала. Димка знал, что если он ни в чем не провинился лицо у мамы светится. Светится, как будто в лотерею миллион выиграла. А всего-то и дел, что не провинился. Проще быть хорошим, это он усвоил железно.
Катя определила Димку в спортивную секцию по боксу и хоровой кружок, где разучивали пусть и непонятные, но бодрые песни. Велосипед он считал вездеходом и никогда не заговаривал с незнакомыми. Как мама учила. Иногда смотрел телевизор по вечерам. Иногда рисовал. Он любил рисовать дома и корабли. Или комнаты придумывать. Свою комнату он оформил, как опытный дизайнер. По стенам рисунки развесил. И как-то в субботу, а в субботу у Кати всегда выходной был – они вместе поехали в магазин и купили диван, стол и стулья, которые ему нравились.
Катя ни в чем ему не отказывала. Одет как картинка, из лучших магазинов. А уж сочетать вещи он умел. А какие способности к организации пространства и созданию единого стиля! Без дела он никогда не сидел и глупостями не занимался. Димка рос светлой личностью: у него не было ни друзей, ни врагов, ни недостатков.
В кино или на концерт он предпочитал ходить с мамой – по субботам. Или когда у нее выдавался свободный день, ведь она очень много работает.
Мать он обожал и если думал о ней, то с нежностью. Ровно в десять Дима расстилал постель и перед сном читал. Недолго, с полчасика. На русском, на голландском, а иногда рассматривал дизайнерские журналы. Они – его страсть и наслаждение, а наслаждение воспринимается на любом языке и перевода не требует.
Идеальный у Кати сын. За что Катя благодарила Бога, судьбу, и постоянно выискивала, кого бы ей еще поблагодарить. Хотя обязана она только себе, как ни странно. Занимается неприличным делом, а жизнь устроилась как нельзя лучше. Главное, вовремя заслонила сына от беды.
Сын – отличник и примерный ученик. А мать – проститутка.
Но тоже – ударница труда, ее заработки – предмет особой зависти товарок по цеху.
Катя предпочитала об этом не думать, но работа ей нравилась. Не сразу, конечно, но отстояла свои права и обязанности. Первый год прошел как во сне. После собеседования с хозяином сети заведений, а по рекомендации Гульнары она встретилась с боссом (тогда «боссом», теперь он просто Майкл) в его кабинете, который почему-то в магазине антикварной мебели находился. Среднего росточка, с аккуратно выстриженными небольшими усиками, он напоминал приказчика из купеческой лавки. Глазки смышленые, и как уставится не моргая мороз по коже, ей-богу. Смотрит, будто приценивается. Катя выпрямилась, лицо ее стало непроницаемым. Так она всегда защищалась от нахалов, привычка.
Майкл пригласил ее сесть на кресло, кофе предложил. Беседа ни о чем продолжалась минут пять. А потом он спросил, понимает ли она, чем собирается заниматься. На что она ответила коротко:
– Я собираюсь помочь моему сыну стать хорошим и счастливым человеком. Это возможно с помощью денег, которые я заработаю?
– Вы имеете в виду, возможно ли воспитать хорошего сына, работая в секс-клубе?
– Нет, я спрашиваю, возможно ли рассчитывать на хороший заработок и удобный график труда.
– Насчет графика – это не от меня зависит. От клиентов. А оплата – вы какие деньги имеете в виду? В цифрах?
– Для начала полторы тысячи в неделю. Чистыми.
– Как у вас, у русских, все просто. «Чистыми. Полторы тысячи». А где я их возьму, по-вашему?
– А я вам помогу. Если не бесплатно буду работать. Мне объяснили, что клиенты у вас не с улицы, гигиена, конфиденциальность и еще… Дело в том, что вы меня можете рекомендовать, как женщину, которая исполняет заветные желания. Вы правильно поняли? Если мы говорим о солидных господах, разумеется. Только никаких извращенцев с плетками и в масках!
Майкл внимательно посмотрел на Катю. Для него важно, чтобы женщина выглядела дамой из хорошего общества. С ней на люди выйти не стыдно. А если уединиться, то не с идиоткой.
Майкл мастерски продавал солидным господам, чаще всего важным гостям крупных фирм, иллюзию счастья на короткое время. На более длительный период у господ времени для счастья не находилось. Ну, и жена с детками опять же внимания требуют.
Иногда Майкл сам предлагал программу развлечений, потому что у клиентов не просматривалось и минуты сосредоточиться на том, чего же они хотят. Они приходили в клуб, как в дорогую парикмахерскую – получить совет от мастера, которому доверяют, у него же и постричься.
Главное – они не должны сожалеть, что деньги потрачены даром. А если фирма платила – то за стопроцентную и твердую уверенность, что важный гость жаловаться не будет. От искусства Гульнары, Жанетты, Эммочки, теперь еще и Катенька прибавится – зависела судьба больших контрактов, ведь Амстердам – город, где размещены офисы крупных компаний.
Нет, Катя ему положительно нравилась. Майкл представлял себе, кто именно может заинтересоваться, как отреагировать – и у него слюнки потекли от предвосхищения. Еще дешево она просит. Профессионалкой она не выглядит, но те ему и не нужны. А чувственность сразу бросалась в глаза. То, что Катя привыкла считать красотой, на самом деле было томной притягательностью соблазна. При этом она не выглядела вульгарной или порочной. В смутное время перевернутых понятий и однополой любви – много ли есть женщин, вызывающих желание забыть о реальности? А Катя такое желание просто навязывала. «Повезло, что она попалась на глаза Гульнаре. Кстати, надо бы при случае ее отблагодарить», – подумал Майкл и протянул листок с адресом клуба.
– Мы представим тебя, как загадочную незнакомку из России, которая приходит только к тем, кого она хочет и когда хочет. Это не будет правдой, не забывай, но карту разыграем по максимуму. Завтра в шесть вечера приходи. Нужно, кстати, вечернее платье – у меня есть клиент, который хочет начать с обеда в дорогом ресторане.
– У меня нет платья, – тихо сказала Катя.
– Потому и говорю – приходи в шесть. Подберем тебе что-нибудь. Обед в восемь.
Клиент оказался вполне симпатичным господином. После обеда они поехали в гостиницу и… Она отдалась ему с ненаигранным желанием. Проснулась бабья долго скрываемая тоска по страстным объятьям, по нежности, хотелось ей распалить мужика и прижаться к нему, замереть. От одиночества намаялась. Партнер почувствовал себя уверенно, зажатость исчезла. Та ночь прошла по-настоящему бурно, они открывали друг другу секретное, Катя плакала от прошлых обид, а Леону, так звали англичанина, – говорила, что от радости.
Катя к тому моменту накрепко усвоила, что признания в любви – иллюзия и никого ни к чему не обязывают.
Ей нравилась откровенность до утра. Говорить, как мужчины, произносящие клятвы просто так. По настроению поступать – как они, не чувствуя никакой ответственности, не ожидая продолжения романа, не заботясь о завтрашнем дне. Просто изливать эмоции, освобождаться от нервного напряжения. У нее получалось. Так прекрасно это, оказывается. Можно ничего не чувствовать, красиво обедать в ресторане или романтически прогуливаться на яхте, потом – изощренно или попросту, но с самоотдачей – заниматься любовью всю ночь. Или ограничиваться бесконечно долгими поцелуями, если клиент эрекции не подвержен, словом, – разыграть пьесу для одного зрителя, получить деньги и потом никогда его не знать, не видеть, а если и видеть – то за отдельную плату.
И не слышать этого жуткого окрика: «Сука, проститутка!» – как любимый мог кричать в подпитии. Да, проститутка, работа у меня такая. Я за нее деньги получаю и сына ращу. Про сына им не надо, конечно, но они и проституткой не клеймят. Все понятно, пьеса расписана по ролям: никто неприятностей не хочет, клиенты по преимуществу застенчивые и семейные. Довольные тем, что обслуживают по первому разряду, с фантазией и нежностью. Постепенно Кэт перестала рыдать на работе от прилива воспоминаний, выслушивала клиентов со вниманием и сочувствием, улыбаясь чисто и наивно. Катерина вообще так улыбалась, чисто и наивно, что привлекало.
Майкл Катерину ценил. Звали ее теперь Кэт и благодарные клиенты присылали открыточки, поздравляя Кэт с солнечным днем, например. Или с Кристмасом, Истером и другими праздниками. Услуги Кэт повышались в цене день ото дня, и Майкл дорожил ею, как талисманом. Они стали друзьями, хотя Кэт интуитивно сохраняла дистанцию, общалась с боссом уважительно и отстраненно, никогда не переходя границ дозволенного и оставляя Майклу простор для предположений, что ее страдания от вынужденного рода занятий непереносимы. Ведь всегда есть в таких женщинах – если они умны или просто интуитивно почему-то знают, как себя вести – некоторая таинственность.
Записные пошляки и циники, даже в первую очередь пошляки и циники, предполагают в них то, в чем отказывают остальному честному и невыносимо одноклеточному, по их мнению, люду – незащищенность и уязвимость, израненность грубостью окружающего мира и его несовершенством.
Однажды Майкл пришел в клуб веселым. Глядел приветливо и располагающе. Обошел все комнаты, кафе и танцевальный зал, в приват-кабинки заглянул. В задумчивости побродил по коридорам и направился в комнату, где Кэт переодевалась.
– Не отвлекайся милая, у тебя на который час вызов сегодня?
– Позже. Просто раньше пришла, я всегда раньше прихожу, ты же знаешь.
А Гульнара здесь? – Майкл хитро прищурился.
– Здесь, у нее часа три еще есть, мы только что говорили. Она выспаться хочет. А что?
– Да хочу попросить об одолжении. Можешь надеть костюмчик поприкольней? Скоро фотограф придет, мой знакомый. Профессионал с буйным воображением. Я хочу, чтобы ты и Гульнара порезвились на танцполе. Фото на память. Не возражаешь?
– Да нет. А что, ты уезжаешь, что ли? – встревожилась Кэт.
– Не уезжаю. Давно планировал, да фотограф в Германии работает. У меня дома коллекция его шедевров, будет еще один. Чтобы я мог не только во сне на тебя смотреть – он подошел и приобнял за талию, похлопал Кэт по заду – как хорошего коня похлопал. Коня, которого ценят. Впрочем, Кэт особо не встревожилась. Стала переодеваться:
– Ну, держись, я тебя доведу до потрясения. Фотографа пот прошибет!
Гульнара появилась минут через десять. Перекинулись парой слов, и оказавшись на танцполе они уже знали, что делать. Фотограф, угрюмый дядька в сером костюме выглядел совсем не богемно. Он долго устанавливал свет, потом кивнул: готов!
Кэт и Гульнара устроили настоящую лесбийскую вакханалию. Изворачивались и целовались, буквально облизывали друг друга. Подвижный клубок тел – ноги, руки, губы, иногда волосы скрывали глаза, потом, откинутые назад, обнажали бесстыдные взгляды. Без извращений. Невинно. Нет, это не то, что вы думаете, это шутка! – озорные позы прерывали слишком далеко заходящие ласки. По сути дела, обе просто отрывались – ну и хотели творческий потенциал продемонстрировать.
Показать класс, как признанные фаворитки заведения.
Через две недели вход и фойе клуба украсили новые рекламные щиты. На одном из них Катя увидела себя и Гульнару. В крайне откровенных позах. Обе отчаянно хороши и невыносимо притягательны.
Как символ дорогого клуба, что и говорить, удачно сработано. А шутка неудачная получилась. Уговор был с Майклом, что он не афиширует работу Кэт в заведении. У нее сын, у сына учителя, у тех жены и так далее. Взаимовыгодный уговор – считала Кэт, потому она и не повышала свои денежные претензии до небес. Зарабатывала более, чем достаточно, но не наглела. По причине этой самой конфиденциальности, мать твою. И теперь – сюрприз от босса. Получи и распишись.
Она это проглатывать не собирается. Ни за что! Кэт не придумала еще, что делать с рекламным щитом, но решила в ту же минуту, что примет давнее уже, но Леон повторяет при каждой встрече: Кэт, все в силе! – предложение открыть собственную эскорт-компанию. Как филиал лондонской фирмы по оказанию всех видов услуг богатым туристам. Предприятие рискованное – она попадает в зависимость от Леона, который стал не просто постоянным клиентом, но верным любовником. Каждый приезд из Лондона сопровождался звонком и заканчивался галантнейшим образом организованной встречей. Чуть ли не с фейерверками.
Но Кэт поставила условие непременной оплаты, которая, кстати, постоянно росла. Она, как порядочная женщина, не хочет чувствовать, что обманывает Майкла. Хотя Кэт попросту боялась, что отношения, перешедшие в неформальное общение, станут бесплатными. Леон заявит, что настоящее чувство и деньги несовместимы, так что с тенью Майкла за спиной спокойнее. И вдруг – Майкл поступил грубо и нарушил условия игры. Значит, он непредсказуем и верить ему больше нельзя, на скользкой петляющей тропке соединившего их ремесла нарушение слова равноценно смертельной опасности. Оставаться с ним неразумно. У нее сын.
Кэт позвонила Леону и сообщила: я согласна! Только с условием: как человек, имеющий влияние на Майкла, он должен сообщить о ее уходе в мирной, но убедительной форме, а главное – потребовать, чтобы Майкл убрал злополучные фотографии с витрины.
Леон заверил, что все устроит наилучшим образом и настаивал на одном – она должна успокоиться и ждать его приезда. «Можешь считать, что у тебя отпуск. Съезди с сыном в загородный отель – теннис, бассейн, сауна, рыбалка. Парню понравится. Или в Париж. Там сейчас выставка дизайнерских решений для офисных помещений, могу билеты прислать».
Катя тут же укатила развлекать Диму. Насчет укатила – тоже интересная история. Большая серебристая машина BMW появилась раньше, чем водительские права, которые в Амстердаме получить почти нереально. Особенно для русских, воспитанных по принципу «плевать мы хотели на правила», что для западных граждан плохо сообразуется с коммунистическими ужасами. Они из газет знают, что мы семьдесят лет шагали в ногу и распевали песни хором. На самом деле происходило несколько иначе, но об этом потом.
Она три раза экзамен по вождению проваливала – в конце концов, как-то утром явилась в короткой юбке и в туфельках на шпильках, взмахнула ресницами и сама выбрала инструктора, подойдя к наиболее симпатичному дядьке и сообщив: «Я пришла вам экзамен сдавать. По вождению».
Он удивился, потому что записана Катя не была. Но посмотрел на нее, несколько смущенно добавил: «Мы это уладим», – и внес ее в список.
«Через полчаса можете? Заболел один соискатель, вам повезло».
Потом Кате еще раз повезло, когда они поехали в направлении городского парка, даже не свернув на motorway. А парки в Амстердаме густые, скорее леса, чем парки. Остановились в укромном уголке. Катя обняла инструктора за плечи, поцеловала сначала в губы, крепко и сочно. Потом помогла ему справиться с молнией на штанах. После мастерски исполненного орального перформанса, она спросила: «Тебя как зовут-то?» – «Ян», – ответил тот. «Ян, жизнь прекрасна, правда?» «Да, это правда, милая, – он заулыбался. – У меня жена из Швеции. Тоже волнуется, когда за рулем. Я понимаю, как иностранцам трудно сдавать экзамены. Нервозность, дорога незнакомая. Так что поехали обратно в контору. Будем считать, удачно все. Ты прекрасно водишь, это правда!»
Конечно, прекрасно, – подумала Катя. Тебе, Ян, теперь нетрудно это признать. Господи, какие ж они все одинаковые! «Нет, Ян, телефон я тебе не дам», – они в расчете и ничего она не должна. А на свидание рассчитывать – кишка тонка у инструктора и денег не хватит. – «Муж у меня ревнивый».
Так, благодаря нежному и чувствительному инструктору, мужу неведомой шведки, у Кати три года назад появился европейский драйвер-лайсенс. Без машины-то умучаешься.
Они с Димкой провели сказочную неделю. Приличная дама, приятная во всех отношениях, – с сыном, привлекательным и смышленым юношей, разбирающимся в актуальном дизайне. Интересные встречи на выставке, походы в театр. Дорогие рестораны доступны, всего добилась сама. Не сравнить с тем убогим временем, когда она приезжала сюда с Петером. А ведь счастлива была!
Вернулись в Амстердам поздно ночью, а на следующее утро она отвезла Диму в школу. Через полчаса в небольшом ресторанчике неподалеку от Дам-сквер – встреча с Леоном. Тот несколько располнел, но оставался вполне импозантным мужчиной. Высокий, солидный, кудри поседели, это ему идет. Главное, работает прекрасно. Катю обожает и даже учит втайне русский язык. Шутить по-русски очень любил. Такой забавный акцент! Жаль, разводиться ни в какую не хочет. Она не намекала, но чувствовала, что лучше эту тему не трогать. Леон привязан к ней с момента первой встречи, Катя для него не просто женщина, а нечто вроде допинга. Вместо наркотиков или алкоголя, которые он ни-ни, никогда и ни под каким видом.
Леон мечтал об одном: Катя занимается любовью только с ним. Эксклюзивно. Вот и придумал сложную схему. Кэт управляет в Амстердаме собственной фирмой по оказанию эскорт-услуг. Но по документам она служит у Леона и помогает работе филиала лондонского офиса. Это нужно, чтобы скрыть род занятий и обеспечить Кэт достаточный доход, не облагаемый налогом. Средства поступают в Лондон, бухгалтерию расписывает Леон, зарплату сотрудникам платит Кэт, а на ее имя заводится счет в швейцарском банке. Раз в месяц он привозит наличные в Женеву, кладет деньги на счет – он так или иначе ездит туда ежемесячно.
Схема на первый взгляд мудреная, но проста до невероятия. Кэт оценит хитроумие замысла. И вообще, оценит Леона еще не раз: зарвавшийся Майкл даже не заикается о плакатах с ее изображением, они просто изъяты у него. За Майклом должок непокрытый – пару лет назад крупно в рулетку проигрался, а Леон помог выплатить. Так что опасности никакой.
Не за горами обустроенное и безбедное будущее, скоро она сможет жить на проценты от солидного капитала. Только одно условие: спит она только с ним. С Леоном – другом, партнером и благодетелем.
Кэт, в общем, не возражала. Она привыкла к активной жизни. Во всех отношениях, а в сексуальном плане особенно. Леон в Лондоне, она в Амстердаме. Проблем никаких.
В помощь решили взять Гульнару: она опытна, найдет новых девочек, пригодных для тонкой работы. Переманить ее не составило особенного труда, прибежала по первому зову. И Майкл достал окончательно, и Катю она любила как сестру.
Месяц ушел на устройство офиса, проработку деталей – бизнес, не будем забывать, опасный. Только проверенные клиенты – солидные господа с фантазиями. Вычурными, может быть, но в рамках здравого смысла. В расширенном понимании, но без перегибов. Фантазии удовлетворяются первоклассными специалистами, организовывается не дом терпимости, а истинное бюро эскорта – вас сопровождают в ресторан и на деловую встречу, с вами в огонь и в воду, любые роли по вашему желанию. Садо-мазо не допускается, криминал и мордобой строго наказуемы. Гардероб и манеры спутницы обсуждаются заранее, любые капризы вами же и оплачиваются. Удовлетворение гарантируется стопроцентное.
Для тех, кто по причине занятости не может сформулировать потребностей заранее, выделяются жрицы любви, способные проявлять инициативу.
Назвали фирму английским словом Present, в Голландии она проходила как Cadoutje, и на всех языках означала одно – подарок. Для налоговых инспекторов фирма занималась доставкой подарков на дом и подотчетна только лондонскому головному предприятию «Happy tourist», которое принимает заказы и рассылает поздравления. Документы, свидетельствующие, что от филиала ничего не зависит, в идеальном порядке.
Фирмой Кэт гордилась – задумана и организована по высшему разряду.
Она снова верила в прирожденную удачу. Машины подавались вовремя, девушки доставлялись по адресам. Клиенты вели себя прилично, поступали заказы от фирм на эскорт-услуги для друзей по бизнесу. Гонорары в таких случаях подскакивали до небес. Денег заказчики не жалели: проблемы решались серьезные.
Работу свою Кэт, как уже упоминалось, любила. И отметим, работать умела. Поддерживала форму и постоянно совершенствовалась. У нее потребность делать людей счастливыми. Угадывать то, что они сами, возможно, понимали не до конца.
Это у Кэт получалось отменно, она никак не хотела зарывать талант в землю ради Леона, не желавшего разводиться. Обидно, что он считает ее продажной женщиной. Она художник, поэт и мастер. Вдыхает новую жизнь в изнемогшие от перегрузок тела. Хорошо двигается и хорошо оплачивается. Поэтому в отдельных случаях Кэт обслуживала клиентов самостоятельно.
Не для дополнительного заработка. Для души.
Кэт нуждалась в совокуплениях – чем причудливей, тем желанней. Ремесло превратилось в наркотик, стало непременным условием жизни, необходимостью номер один.
С капитаном из Испании она провела два дня. Это не заказ фирмы, хотя стоила ему Кэт недешево. Она не ощущала ничего, если клиент не платил по счету – хотя бы по ресторанному. Или не снимал шикарный номер в дорогом отеле.
Они уже второй день жили в «Амстеле». Шампанское рекой, блюда заказывались в номер, стриптиз Кэт станцевала так, что капитан окончательно потерял голову. Потом она устроила ужин по всем правилам этикета, но в гостиничном номере – плавный переход в постель с сиреневым в мелкий цветочек покрывалом и прозрачным шелковым балдахином. Капитан раздевал ее, она вскрикивала, что платье любимое, осторожней, но он все равно порвал кружева, с ним творилось невероятное, впервые за два дня он потерял контроль полностью. Кэт распалилась, такая потеря памяти может, только во времена Андрюхи случалась, – на вершине наслаждения задержала дыхание от разбивающих сознание толчков, тетивой выгнулась и обмякла от пронзившей боли. Голову от левый виска ударило аж до затылка непереносимой болью, сочный хруст рассыпавшегося арбуза. Кэт дико вскрикнула и застыла. А потом провалилась куда-то.
В забытье? Нет, скорее – в небытие.
Она и не знала, что бывает такая мысль: я умерла, наверное.
Очнулась она уже в госпитале. Прошло какое-то время, она не знала, но в сознании возникло слово: время. Потом слово: Леон. Увидела – он склонился над ней. Глядел на нее грустно. Увидел, что зашевелила ресницами – обрадовался, руку ей сжал правую: Кэт, дорогая! Левой она хотела до него дотронуться или хотя бы помахать ему, привет! А не получилось даже пошевелить. Левой ногой тоже не получалось двинуть. И лицо слева она не чувствовала. Совсем не чувствовала ничего, что слева находилось. Она испугалась и заплакала. Потом опять провалилась – и ни звуков никаких, ничего. Темнота.
Когда снова открыла глаза – сгрудились люди. И Леон стоял и глядел грустно, и Гульнара, и девочки – леди эскорта. Она помнила слова. Уже помнила, кто она и что. И доктор, и сестричка в халате голубом.
Красивая такая сестричка. Лицо доброе. Везет мне. Медсестра добрая. Только тело свое не чувствую. Но все равно везет. Леон, Гульнара, девочки. Везет мне.
Доктор заметил, что она в сознании, заговорил. Предостерег от попыток двигаться, ее будут кормить, но это непросто. Не сбрасывать капельницу и не напрягаться. Профессиональный уход, специалисты знают, что делать. Она кивала. Сказать в ответ ничего не могла. Язык не подчинялся. Или рот не открывался. Катя чувствовала боль и ничего кроме боли. Никакие движения не получались. Но это временно. Она поправится. Она сильная, энергичная. Очень энергичная. Всегда такая была.
Гульнара наклонилась к ней и прошептала:
– Инсульт у тебя. Сильнейшее кровоизлияние в мозг. Левая часть тела парализована. Но не бойся, Катя. Раз пришла в себя, то поправишься. Никого не слушай. Я тебе помогу.
Она исполнила обещание. Леон уехал – ему, как она объяснила, срочно надо в Лондон. Ну, и обиделся очень.
У Кати вопросительный взгляд – Гульнара, о чем ты?
– Пережить не может, при каких обстоятельствах ты свалилась. Ревнует. Я уж ему и так и эдак объясняла, что работа есть работа, а он будто не слышит. Через неделю снова приедет. Как с фирмой-то быть?
Гульнара уговаривала фирму не закрывать. Она заменит Катю и фирма будет в ажуре. Леон вначале твердо вознамерился закрыть «Present-Cadoutje». Для Кэт забаву придумал, а красотка мало того, что неверной оказалась, так еще и полностью параличом разбита. Поделом. Во сне будешь теперь счет в банке видеть. Аннулирую. Безбедную жизнь устроил до конца дней, только не спи с кем попало. Приключений себе искала, сука, – Леон презрительно сплюнул сквозь зубы. Прямо в урну, что стояла в коридоре госпиталя.
Но появилась Гульнара, мягко взяла за локоток и заставила выслушать. Леон дважды напился, дважды протрезвел, но упорствовал: он накажет Кэт по полной программе.
– Леон, она уже и так наказана. Неизвестно, выживет ли. Утихомирься. Все грешны, а в нашей работе святых нет и в помине. Я ее заменю. Фирма крепкая, доход приносит. Я Кате проценты буду платить. Ей сиделка необходима – не с книжкой студентка какая-нибудь, а профессиональная и круглосуточно. Массажи, тренировки, уколы. Сыну деньги нужны – он в академию художественную собирается и ни в чем не провинился. Я все улажу.
Леон подумал и, в конце концов, смягчился. И счет в банке оставил, но с условием: пока Кэт в себя не придет, пользоваться им не позволит. У нее стимул появится в сознании находиться. Деньги она любит. Деньги и сына. Больше никого. Наверное, это нас и объединяло. Я тоже люблю детей и деньги.
Ладно, Гульнара справится, работать с ней приятно, а при случае и клиентов могу прислать. Ублажить, кого надо. Амстердам – город развлечений для серьезных господ. Они чувствуют себя в безопасности», – он задумался, какой будет схема деловых отношений с Гульнарой. Через пятнадцать минут в голове возник план. Недурной, надо сказать. И проценты для Кэт будут капать пожизненно.
Гульнара права – лечение растянется на годы, поможет ли – непонятно, деньги нужны большие. Дура. Развлекалась она. Развлечений на свою жопу искала, а ведь он так ее любил!..
Семь лет Катя-Кэт упорно работала над возвращением в строй. День за днем, час за часом. Разрабатывала пальцы, тренировала память, разучивала заново простые движения. Перерыв – и заново. Перерыв – и все сначала.
Катя не уродовала психику мыслями, что жизнь не удалась.
Некогда.
Она складывала по кусочкам онемевшее тело. Не чтобы выжить, а чтобы стать прежней. Победительной красавицей, влекущей взоры и вызывающей страсть. Она снова трудилась, как каторжная – и не для заработка, попади он пропадом.
Инвалидность ей оформили пожизненно, а деньги заработаны до того, как свалилась от перенапряжения. Благодаря верной подруге Гульнаре и сейчас небольшие деньги капают. Не тратя ни секунды на пустые мысли о злой судьбе и роковых совпадениях, Катя – Кэт шла, нет, уже, скорее – ползла, но только вперед. Только ей ведомыми путями.
Проблемы надо решать настойчиво, ни на минуту не отвлекаясь. Тогда все получится.
Навязчивой идеей стало – выздороветь. Вернуться. Ведь жизнь только начинается. Тяжело заработанная безбедная жизнь: она, красивая и обеспеченная, Дима, талантливый и успешный. Мой Дима! Он поступил в художественную академию и готовился стать дизайнером. Специальность – организация пространства в квартирах и частных владениях. Катя – Кэт может гордиться. Она гордится сыном, да!
Сперва, когда пальцы левой руки пошевелились, Катя подумала, что произошло чудо.
А потом вспомнила, что удачлива от рождения, и ей удается все.
Об Авторе: Светлана Храмова
Окончила Одесскую государственную консерваторию, профессия тележурналист (Одесса), статьи об искусстве и короткая проза публиковались в московской прессе. Ведет блог (эссеистика) в информационом издании “Gazettco”, Нью Йорк. (www.gazettco.com). Автор шести романов, (издательство «Franc-Tireur USA», «Астрель-СПБ», «Рипол-классик») В 2015 г. получила литературную международную премию «Вольный стрелок». Живет во Франкфурте.
Интересно, а сколько же лет было этой Кэт на тот момент, когда с ней случился инсульт? Наверное не 24.