И праздники, и будни шли вверх дном,

Бесследно и зазря,

А я зимой мечтала об одном:

Увидеть снегиря.

 

Ждала: лишь только древа чёрный знак

Измыслит белизна,

Прибьётся к саду птах, иным – инак,

И день прожжёт до дна.

 

Но он, в моём мечтательном жару,

Незнам, как луч в вине,

Невем, как жуткость меты поутру

На белой простыне…

 

Не зазимок ли класть поклоны дню

Велит, ведя подсчёт?

Снегурочка, одетая в броню,

Изыдешь – руслом щёк…

 

Найдётся на тебя твоя страда,

Но – знаешь? – в закромах

Ожжёт внезапно щёки иногда

Зимы закатный взмах!

 

Очнёшься зябкой девочкой в саду:

Ни мет, ни фонарей;

О, я ледово знаю – не уйду,

Не видев снегирей.

 

* * *

 

Ольге Ильницкой

 

Ныне отринем… а проще – отвесим пинка

Дневи заботы и сердцу скомандуем: «Вира!» –

Где, округлив сини очи, побеги вьюнка

Оцепенели над приснотекучестью мира.

 

Пьёшь ли невинную горечь распахнутых уст

Луга в предсмертном жару, подзаборной космеи

Лохмы погладишь ли – вздрогнешь: зазывен и пуст

Омут небесный – и прянешь, помыслить не смея.

 

Вне разуменья, кто выше: пастух или князь, –

Слушай успенские звоны кузнечика в полдень,

Но не утщайся, в слова повиликину вязь

Перелагая для мира, что Слова не понял.

 

Днесь отпущаеши… – лето уходит на дно

Наших стаканов, и меркнет багряная искра.

Не ощущаешь ли, – солоновато вино:

В мирной юдоли закланья свершаются исподволь.

 

Цепким вьюнкам, простодушию их синевы

Зрячей – давай подражать, чтобы здесь, а не где-то,

Жизнь, что короче, прямее и горше травы,

Нам процвела – богородичной щедростью лета.

 

 

* * *

 

«A time to be reaping,                                                         

                                  A time to be sowing»…

 

На последней заставе прохладного детского рая

Мириады секунд, утрамбованных в горстке песка,

Попирает ребячья стопа, и земля не сырая,

И нисколько не хочется верить, что осень близка,

 

И навыкшей душе не без умысла нынче не внятен

Тополиной мольбы шепоток, огорчающий высь.

На песчаной околице рая несчитано вмятин

Человечьих следов, и не вдруг разберёшь: «Лето бысть»…

 

То-то – было, но, как говорила мне бабка, на воды

Помочился, коней придержав, громовержец Илья…

Прощевай, раеванье! Пески всем разводьям – разводы

Объявляют, и певчие птицы не имут жилья.

 

Вот и год, отзвенев, черепковым ложится Трипольем

В недрах памяти: было ли, не было, – ржавы ключи!..

Вот и вся эта жизнь уместилась в размахе топольем,

Вот и вся наша мысль промелькнула зарницей в ночи.

 

Вот и вся тебе, значит, баллада о зелени лета –

В шатком коловращеньи, в уколе алмазной иглы, –

Слушай, девочка, сызнова, слушай: нища твоя лепта

В эту правду, – ты слушай, во тьмы израстая из мглы.

 

В тьмы и в темы людские – но, теменем, долго и тщетно,

В недоступные, взапуски с тополем, выси всходя,

Слышишь, девочка, слушай, – о, небо к послушливым щедро! –

Поминальный канон в бормотаньи листвы и дождя.

 

 

* * *

 

Одноклассники.ru

 

Может, ещё – о салатного цвета

Платьице, с бантом, из креп-жоржета,

Мокром в бесцельной, как буйство грозы,

В гордой собою – хоть выжми! – отваге?..

А об ручьёвой, в осеннем овраге,

Звонкой печали в диезах лозы?..

 

Может, про то, как во времени оном

День испытания пахнет пионом?..

Как за окно, сложены в ястребков,

Пущены в штопор листки с чертежами…

Как, взбудоражен, идёт этажами

Запах мастики в тревоге звонков.

 

Может, о сахаре, может, о соли?..

Об огонёчках в заснеженном поле;

Об разноцветной, во вспышках, росе, –

Сколь прожила, но такой не видала, –

И о, ценой небольшого скандала,

В моду отстриженной детской косе…

 

Может, о пальцах в испуге касаний

Или о мнимости всех расписаний, –

Но, присягну, сколь мя видело глаз,

Столь же историй случилось со мною,

Вряд ли отделаться можно одною,

Общая быль – на особицу сказ.

 

Может, про первую ссадину слога?

О колдовском искушеньи пролога, –

Больше, чем сказка, вмещал он чудес…

Кто-то, поверив манку ожиданья,

К сказке свои приторочит преданья,

Им оправдание – горечи вес.

 

Всякому – благо, и всякому – скверна;

Что унесла я и что я отвергла,

Только одни и покажут весы,

Мёртвых подняв для вселенской огласки…

Память живых – чтоб раздаривать сказки:

Детские сказки нездешней красы.

 

 

* * *

 

Давай же, сводничай, провайдер,

И если сбыться встрече пылкой,

То не в адажио Вивальди,

А за приятельской бутылкой.

 

Чтоб в залежь трезвостей плачевных,

Чей слой благонадёжно косен,

Вошло смятенье, как в сочельник –

Последний выдох павших сосен.

 

Так кукольную несуразность

Вертепа с бойким зазывалой

Живит молитвенная праздность

Тоски по встрече небывалой.

 

Вот так из графика и сметы,

Из колеи, с резьбы, с катушек

Хвост неприкаянной кометы

Сатрапа выбьет и пастушек.

 

Сверчку, цикаде и прибою

Доверимся светло и сиро

В безумном праве быть собою,

Ничем не будучи для мира.

 

А мир, грозящий нагоняем,

Как водится, хватился поздно,

Ведь тот любовник несменяем,

С которым ввек пребудешь розно.

 

Хватило духу бы свирели,

Достало б жёсткости у диска…

Так жаворóнок ночью трели

Излил на смертный одр Франциска.

 

Зажги сочельниковы свечи

И расколи броню ореха;

Вообрази возможность встречи,

Вокруг которой жизнь – прореха.

 

Прими вино и угощенье

В помин любовного страданья

И эту жизнь как обольщенье

Бессрочной грёзой ожиданья.

 

Но в нём сокрыто изначально

Не о земле обетованье!

Вот почему всегда печально

Звезды вечерней волхвованье.

 

* * *

 

У честных керубов, должно быть, засохли чернила,

Которыми ябеду Богу на душу мою

Писали, – я мимо пыталась, но что-то манило;

Вблизи извертелась – уже на коленях стою;

 

Край ленты целую, – смешно, что колени заныли!.. –

Вчера ещё умница, ныне сама простота, –

Вчера ещё паж, посвящаема в рыцари ныне,

На верность обет приношу к основанью креста.

 

Я, Господи, тайны взыскую, – не чуда, не клада, –

Я ведаю силу смиренья и тщéты в борьбе, –

Но дух обкарнать, словно куст монастырского сада,

Мне вряд ли удастся, при всём послушаньи Тебе.

 

Я горькое зелье, полынная веточка в храме;

Мой дар – вопрошанье, от века свободен и сир.

Исправь меня, Боже, как сбой во вселенской программе,

Когда Ты сочтёшь, что поэт не исправил сей мир.

 

 

 

 

 

One Response to “Тина Арсеньева. Из цикла «Благослови мимоидущего»”

1. Неизвестный автор says:

   January 3, 2020 at 12:53 pm

   Мне близок благостный Ваш голос,
   благотворительная Тина.
   Мой где-то рядом с Вашим колос,
   и Ваша песня мной любима.

   Меж нами пять миллионов сажен
   и общий свет от двух лучинок.
   Благословением отряжен
   Ваш ряд небеснейших картинок.

   Вы там одна в своём именье
   газетных строк о том и этом,
   и ваше чудное горенье
   пылает сказочным букетом

   лишь там, поэт где независим
   от напасти, порой глубинной,
   как волен в сочиненьях писем
   Я Вам в окошке при «Гостиной».

   Reply