RSS RSS

Наталия Елизарова. Прогулка в средней полосе

* * *
Из стылого дня в ледяное нутро постели —
свернуться, сложиться, словно тебя и нет,
и только лишь ясное слово — рассвет…
Но тьма и мороз, и застывшие стекла на деле.
Бредешь наугад, только ветер колючий в лицо,
а хочется света, огня, теплой радости в доме.
Но ты одинока, как анахореты и вдовы,
и черпаешь сил в разговорах с Небесным Отцом.
Идешь через стужу, спасибо Ему говоря
за то, что дает испытания, вьюгу и ветер,
за то, что любимые также вот мерзнут на свете,
и мимо плывут в этом сумеречье января.

     

* * *
По застывшему озеру, крытому корками льда
ты идешь мне навстречу, только одна беда:
в легком тумане, в искрящейся белизне
словно не можешь ты подойти ко мне.
Кажется — шаг, и трону тебя рукой,
медленно падает снег, хрустит под стопой.
Губы обветренно шепчут: «Иди…иди…»
Каева льдинка сковала огонь в груди.
Встреча нема, как черная полынья.
Ждет она жертвы, пусть только не ты, не я.
Холод сминает волю, сжимает плоть:
глыбу прозрачного льда нам не побороть.
Убеждаю себя, что лед — это просто стекло.
Не уходи за обледенелый склон.

 

* * *
Козерожья зима настигает, ступает на пятки,
заставляет по дому искать на меху сапоги.
Не услышав вопроса, киваешь обычно: «В порядке»
и идешь на работу — с работы, печешь пироги,
вяжешь варежки… Врешь! Ты вязать не умеешь,
не научена многим простым, но и важным вещам.
В осень — липнет хандра, а зимою, конечно, болеешь,
что-то вечно роняешь и ранишься по мелочам.
Не с кем слова сказать? Снегири — погляди — прилетели
и сидят на рябинах и ягоды гордо клюют.
Обещают под тридцать мороз и метель на неделе,
Брось им крошек тогда или что там обычно дают?..

 

* * *
Летящий снег успеть заворожить,
чтобы соткать салфетки кружевные.
И просто есть на них, и просто жить,
и яблоки наивно-наливные
бросать в сугроб и видеть, как лежат,
теряя яркость жизни уходящей.
И руку до суставной боли сжать.
Зима. Сугробы. Фрукты. Длинный ящик.

 

* * *
В Каменке нет камней, есть огромный ком —
глыба из снега и льда обняла дома.
Если до города ночью идти пешком
или замерзнешь, или сойдешь с ума.
Канешь в бессмыслицу жадной сырой степи,
ляжет в низах туман, поглощая крик.
Вроде бы молод еще, вроде — кровь кипит,
кинешься к зеркалу — смотрит седой старик.

 

* * *
Я чищу снег, его здесь намело
на три зимы, и каждый в теплом доме
сидит, пьет чай, кругом белым-бело.
В мои остервенелые ладони
шершавый деревянный черенок
ложится, как последняя надежда.
Весной когда-то прорасти он мог,
и корни дать, и быть побегом свежим.
Но вот зима, и стынет все кругом,
собаку прямо в будке заметает.
Под белым пледом засыпает дом,
и мир под песню вьюги засыпает.
Гудят за перелеском поезда,
и вот в полях закат уже алеет.
Я ни о чем ушедшем не жалею.
Жаль, разве, что твой поезд запоздал.

 

* * *
А вечером немного снег подтаял,
а утром снова густо повалил.
В апреле снег: куда там до проталин,
обманывают нас календари.
Так пусто в доме, выбелены стены,
забытый стул покоится в саду,
и спящие еще стволы и стебли
весенних соков нестерпимо ждут.
О, манна с неба! В город голубое
твое свеченье после увезу.
Ведь для тепла, понятно, нужны двое,
мужских и женских массу клаузул
переведешь, слова менять устанешь,
согреешь чайник, кошка – тут как тут,
пусть помурлычет, ибо одичанье
конечный, предсказуемый маршрут.
И снова снег, лопату взять, и снова
разбрасывать его, пинать, лупить.
Найти свое, единственное слово
и вылепить, но только не «слепить».
Глаза слезятся — слишком много света,
и неба много — задохнется рот.
Пройдет и то, закончится и это.
Пройдешь и ты… И снег к весне сойдет.

 

* * *
Вот так и вспомнится потом:
Мы — три фигуры в зимнем поле.
Кобель, виляющий хвостом.
Внутри ни радости, ни боли.
Прогулка и почти что март,
пытаюсь догонять собаку,
а позади — отец и мать,
а впереди еще, однако,
полжизни — поле перейти
по насту снежному, по корке,
где каждый шаг — провал почти
туда, куда уходят корни,
куда уходят тихо все
любимые неумолимо.
Прогулка в средней полосе,
машины пролетают мимо.

 

* * *
На дороге зимней — грязь, приглядишься — соль.
И наступишь трижды, а все ж не оставишь след.
Эта боль в подреберье — только моя лишь боль,
этот отблеск случайный — самый надежный свет.
Притаиться задумаешь, тенью безликой стать,
в одеяла зарыться пуховые до весны,
обезличить барашков и досчитать до ста.
Когда сын был маленький, были иные сны.
А сейчас только черточки, палочки и тире,
а сейчас только слезы смолы на сухой коре.

 

* * *
Врастать корнями в ледяное дно,
узнать судьбу поющего в пустыне.
Радеть о дальних, если не дано
беречь своих. Не горько и не стыдно
латать в ночи с прорехами белье,
кормить залетных птиц, котов приблудных.
И прибирать, и украшать жилье,
и целовать любимого прилюдно.
Немилые, как много вас окрест,
как душно, как мне тесно нынче платье.
И тщетно ждать с утра благую весть,
душа ее — не сможет — не оплатит.

 

* * *
Каждый год примиряешься с февралем,
с белизной и холодом заоконным.
Так Господь задумывал мир, а в нем
суть зимы ледяной подковой.
Скачет тройка в лес, а ты лишь блажишь во след,
что зима год от года становится тяжелее.
«Холодно ль девице?» — никому и мороки нет.
Девица стынет, стонет и вот — стареет.
Шаркая ботами, месит февральскую грязь,
пташек прикармливает, кошек бродячих жалеет.
Жизнь удалась? Ну, конечно же, жизнь удалась,
только бы смерть быстрее.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Наталия Елизарова

Родилась в Кашире Московской области. Окончила юрфак и Литературный институт имени А.М. Горького. Автор поэтических сборников: "Осколок сна" (2006г. Москва) и «Черта» (Смедерево, Сербия, 2014), книги для детей "Мой ангел" (Иркутск, 2015) и публикаций в периодике. Участник российских и зарубежных поэтических фестивалей. Шорт-лист конкурса поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна» (2013/2014). Лауреат премии имени Анны Ахматовой журнала «Юность» (2015). Победитель конкурса «Поэзия в парках» (2016). Стихи переведены на английский, сербский, немецкий, польский, румынский, турецкий, даргинский, болгарский, венгерский языки. Живет в Москве.

Оставьте комментарий