Сергей Кузнечихин. Родимое пятно изгойства
ХОЗЯИН
Округлость клумб, опрятность грядок,
Ранетка ветви гнет к земле,
А всероссийский беспорядок –
Не ведьмой в небе на метле.
Он рядышком, он по соседству.
Вон, сколько хлама навезли,
А против дури нашей средства
Пока что не изобрели –
И разбросают, и нагадят,
Чуть отлучись – и сразу вор.
Пустой мешок, как пес поганый,
Ползет с дороги под забор.
Да и заборчик-то не грозен –
Перемахнут за просто так.
Хозяин с виду несерьезен –
Не богатырь и не кулак.
Хозяйка подорожник сушит,
Развешивает не спеша.
Чтобы вложить в землицу душу,
Должна присутствовать душа.
Устал. Оперся на лопату.
Согнал шального комара
И усмехается закату –
Должно быть, ужинать пора.
Бежит котенок за хозяйкой.
Курится банька – пар дозрел.
И воробей торчит козявкой
В шершавой шиферной ноздре.
* * *
По колдобинам разрухи
Не далек, но тяжек путь.
Деревенские старухи,
Если в паспорт заглянуть –
Год рожденья озадачит –
Цифры брешут, как слова.
Арифметика незряча?
Или доля такова?
Вопреки житейским драмам
В городах щедрее счет.
Городским усталым дамам
В этом возрасте еще
Женихи не только снятся –
Сватаются, а они
И не думают стесняться
Ни соседей, ни родни.
Не в мечтах, а в настоящем,
И условности пусты,
Если пахнут так пьяняще
Запоздалые цветы.
Ну а там, где луговые
Отцветают по весне,
Все страданья кормовые
В поле или на гумне.
Дети, куры, грядки, силос,
Хлев, придирки мужика…
И в старуху износилась
К невеликим сорока.
Вроде бы целебный воздух
И парное молоко…
Да не впрок – и баба с возу,
И кобыле нелегко.
ПИКОВЫЙ ВАЛЕТ
Мечта устала догонять,
Ну а надежда ждать устала
И память стала изменять,
Гуляет, падла, с кем попало.
То не дозваться, то придет,
Когда ты чем-то важным занят
И с ней какой-то идиот
С подслеповатыми глазами.
Рассядется и будет мне
Плести дремучую дурнину,
Как будто мы в Дарасуне
Делили лаборантку Нину.
Что Дарасун – дыра без дна
И гастроном без бакалеи.
Его? Не знаю! А она
Была, мне кажется, в Балее.
Брюнетка. Черное белье.
Уединиться было сложно.
И, вроде, не делил ее
Ни с кем, а впрочем, все возможно.
Лиса, но вовсе не змея.
Бывали и больней измены.
Не только женщины – друзья,
Родные люди, даже стены.
Смешно подумать – столько лет
Прошло, как в прорву улетело.
Но этот пиковый валет
Облезлый, мятый…
А задело.
* * *
Памяти Аркадия Кутилова
За то, что рано выбрал верный след,
За легкую отточенную строчку
Он должен был погибнуть в двадцать лет,
Но Некто в черном выдумал отсрочку.
Отравлен был лирический герой,
А сам поэт разжалован из строя,
И между первой смертью и второй,
Нес на себе он мертвого героя,
Которого не мог и не хотел
Оставить или тихо спрятать где-то.
И запах обреченности густел,
Бежал за ним, опережал поэта.
Экзотикой всегда увлечены,
Но устают эстет и обыватель.
Друзья редели. Морщились чины.
Шарахался испуганный издатель.
Замками дружно лязгали дома…
Искал подвал, чердак или сарайку.
И лишь гостеприимная тюрьма,
Как милостыню, подавала пайку.
* * *
А наше Солнце – в лишаях
Аркадий Кутилов
Как превозмочь постылую тщету?
Советчики благи в словесном вздоре.
Пожизненная ссылка в нищету –
Вердикт не самый страшный в приговоре.
Страшней, когда и завтра, и вчера
Ты весь во власти непонятной боли,
Когда вокруг и сплошь одна «вохра»,
А ты еще не в зоне, а на воле.
Страшней, понять – иного не дано.
Одна причина, остальное – свойства.
Что на тебе родимое пятно
( а не клеймо или печать) изгойства.
ЧЕРНЫЙ СПИСОК
Догадался, что не молод,
Понял правила игры.
Не бросает в жуткий холод
Из болезненной жары.
Ожиданий, упований –
Нет,
И не на что пенять.
Список разочарований
Нет желанья удлинять –
Хватит! Битый и ученый,
Выставляешь трезвый счет…
Только этот список черный
Сам ветвится и растет.
* * *
Кипит сирень, дурманным духом
Перенасыщен тесный дворик,
И тополя исходят пухом,
Чихая, матерится дворник,
И голубей блатная банда
Терзает желтую галету…
А дама у дверей ломбарда
Докуривает сигарету.
* * *
Размытые цветные пятна
Преподносились, как портрет,
А все, что было непонятно
Нам впаривал искусствовед.
Напористо, витиевато
Плел паутину темных слов.
И было как-то стыдновато
Не видеть смысла вещих снов,
Сокрытых от простого зренья
И недалекого ума.
Другого взгляда или мненья
Искусствовед не принимал –
Диктатор, основоположник.
А чуть поодаль, в уголке
Молчал нахмуренный художник
С бутылкой пива в кулаке.
Об Авторе: Сергей Кузнечихин
Рожден 14 июля 46 года в поселке Космынино под Костромой. После окончания химфака Калининского политехнического института выбрал на распределении самую восточную точку –– г. Свирск (Иркутская обл.) потом перебрался в Красноярск. Первое стихотворение напечатал еще школьником. Первая книжица (24 стр.) вышла в Красноярске (в 33 года). Прозу стал писать после женитьбы (в 30 лет). Первый рассказ напечатал в 1981 году в альманахе “Енисей”. Первая книга прозы вышла в издательстве “Советский писатель” (в 44 года). В политической жизни участия не принимал, ни Ленинских, ни Сталинских ни Букеровских премий не получал. Но за рассказ «ТЕПЛОЕ МЕСТО» браконьеры славного города Туруханска премировали пудовым осетром. Печатался в “Литературной газете”, в журналах: “Арион”, “Дальний Восток”, “Дети Ра”, “Сибирские огни”, “День и ночь”, “Киевская Русь”и др. Выпустил поэтические сборники: “Жесткий вагон” (79), “Поиски брода”(91), “Стена”(92), “Похмелье”(96), “Неприкаянность”(98), “Ненужные стихи” (2002) “Дополнительное время” (2010) и четыре книги прозы: “Аварийная ситуация”(90), “Омулевая бочка” (94), “Где наша не пропадала” ( 2005), “Забавный народ” (2007). Принимал активное участие в становлении журнала “День и ночь” и книжной серии “Поэты свинцового века ”, был составителем сборников А. Барковой, А. Тинякова, Н. Рябеченкова, А Кутилова. Собрал антологию любовной лирики “Свойства страсти”.