АВГУСТОВСКОЕ

Еще не осень, но уже не лето,
А приворота два ─ в одном флаконе.
Явился август царственный, как вето.
Как время года, – а не межсезонье.

Представив стаям, сделает авгуром,
Лишив поблажек, сблизит с мудрецами,
Повергнет образ мыслей в редактуру,
Чтоб мыслить, ничего не отрицая.

Вот он ступил на «зебру» аллегорий
И дал добро к началу перехода.
И голубыми кляксами цикорий
Отвел от глаз возможность антипода.

Немного осень и немного лето, –
Он, глядя в перспективу, чинит платье.
И, начеканив медные монеты,
За чуткость ранним увяданьем платит.

 

                     *  *  *
Скрип открываемых ветром ворот,
Колья ограды на страже запретов.
Лето ─ без меж. Но проходит и это,
Думая, что никогда не пройдёт.

А листопад уже сводит с ума,
Блажью, сквозным потрясением, вспышкой.
Как заклинанье, на листьях кайма
Медью чеканена. И передышки

Сколько б ни чаялся, не дает
Осень, лишь стрелки назад переводит.
Так говорится, что время идет,
А посмотреть: не прощаясь, уходит.

Что остаётся? Немое кино
Памяти, ─ дальше смотреть без тапёра, ─
Далью намоленное окно,
Письменный стол со всегдашним укором,

Карего чая спадающий зной,
И с уплывающей в лодочке утлой
Паузой ─ игры в гляделки с Луной,
Где все равно побеждаешь под утро.

 

                     *  *  *
Пусть будет завтра, входят в обиход
Стресс новизны, фигурные репризы,
Венки сонетов, призраки свобод,
Почтовых птиц манящие карнизы!

Пускай от ветра с дерзостью блатной
Подол волны из кружев будет задран,
Но, выпив чай с лимонною луной,
Взрослеет ночь, перерастая в завтра.

Да будет день! Ершистый, как стерня.
Дозор атлантов, не сменивших облик,
Приморских кранов грузная возня,
Вне злобы дня ─ воспоминаний оклик.

Пожав плечами, остаются пусть
Флешмоб вокзала, расторопность будок
В рассвете том, которого дождусь
И буду, если вдруг меня не будет.

Сквозь форс-мажор из книжек записных,
В душе отвоевав, отсумасбродив,
Пусть просочится в утро каждый стих
Простой и светлый по своей природе.

 

                 *  *  *
Ночь осыплет звёзды  ─ только задень, –
На секреты поцелуйной скамьи.
На досужую сверчков дребедень,
Не дающую побыть в забытьи.

Дверь плечом упрется в чёрный засов,
Завертит над лампой шар комарьё,
Я на стук твоих ночных каблучков,
Невзначай открою сердце своё.

Переулок, битый шашелем лет,
Где мгновения клюют сизари.
─ Что нас дальше ждёт? ─ спрошу, а в ответ:
─ Проживи здесь жизнь и сам посмотри.

Каждый раз, когда не спится, я ─ там,
Но завидовать себе не велишь
Опускающимся с неба домам
Под  седыми парашютами крыш.

Мы искали здесь с тобой маков цвет,
Приходили здесь любить тишину.
Переулок мой, которого нет.
Загляну в его глаза ─ и тону.

 

                 *  *  *
Здесь хвастались домохояйки,
Мирились вином мужики.
Здесь шило меняли на швайку,
Стучали годов каблуки
По лестницам, и попрошайки
Канючили.
Им как поблажку
Бросали из окон в бумажку
Завернутые пятаки.

Калека с прокуренным ртом
Беззубым, как пороховница,
Кричал: «А кому прохладиться,
Кому освежиться-напиться
Холодной водички со льдом?!»

И в праздники для детворы
Цыгане с утра надували
В малиновой краске шары
Малиновыми же губами.
И бойко на счастье гадали.

Простите, любимые дали:
Теперь ни даров, ни шаров,
Ни хриплых мембран патефонных,
Ни контуров крыш, заключенных
В миражных квадратах дворов.
И нас в той обители нет.
Лишь выкроен неба кусочек,
Похожий на синий платочек
Из песенки маминых лет.

 

          *  *  *
У города на каменном лице
Не видно прежней радостной улыбки,
Как будто роль ведущей первой скрипки
Играет барабан.
Зато в конце

Квартала, где «чумак» * уткнулся в высь,
И флюгер вторит пению уключин, –
Там детство и отечество слились,
Переплелись и стали неразлучны.

Я б всё оставил, чтобы жить с тобой,
Когда б не здесь была моя планида,
Когда б весну не выдумал прибой,
Чтобы дурачить удочкой ставриду,

Не дом, – хоть ты в нем больше не живешь, –
Где расцветает кактус на окошке,
А воробей веснушчатые крошки
Ворует, как пронырливый Гаврош.

Когда б туда стальная колея
Не уводила лунною дорожкой,
Где на ходу запрыгнув на подножку,
Вослед мне машет молодость моя.

_________________
*«Чумак» – дерево-дичок

 

                    *  *  *
Трамвайчик проходит неспешно и плавно,
Как такт полонеза в прощанье недавнем,
Но длящемся, словно скольженье минуты
По рельсам, где счёт остановкам маршрута
Звоночки ведут металлическим боем.
Кто может сказать мне, что я не с тобою?
Как можно представить, что ты не со мною
Проходишь сейчас под шершавой стеною
С высоким окном, обрамлённым лепниной?

С горячностью польской звучит пианино,
Скользит полонез, будто масло льняное.
Что стало с тобою? Что будет со мною?
Что важно в судьбе?
Не итоги, не факты,
Но их восприятье, но значимость фанта,
И то, что достаточно лишь оглянуться
На город с оставленной чашкой на блюдце,
С пружинкой его музыкальной шкатулки
Близ юркого, как воробьи, переулка,
Где с легким кивком проплывают трамваи,
Присутствия нашего не замечая.

 

                    *  *  *
Надеждами шуршащий дождик,
Крылатый шепот за плечом,
И день, что навсегда продолжен
В листве желтеющим лучом.

И мы под зонтиком горбатым
Скрываем видный всем секрет,
Уже заране виноваты
В одышке разобщенных лет.

Буклет советов залежалых,
Софистика глухих тетерь,
Дожди, смущённость листьев ржавых –
В кругу вещей. Но как теперь

Обряд случайных встреч исполнить:
Кивнуть ли, руку подавать?
И что трудней: любить и помнить
Или любить и забывать?

 

           ПРОГУЛКА
Пришёл свой час ─ назначил свой порядок,
На склонах осень выпала в осадок.
На Пушкинской октябрь, и на бульваре
Октябрь.
Я, этой данности частица,
Эстетствую, любуюсь продавщицей,
Представив в северянинском муаре.
Иду, опальным золотом шурша,
Грош за душой докажет: есть душа!
Лишь хлеб небесный дан по птичьим крохам.
Я не спляшу под дудку скомороха,
И мировых проблем не разрешу.
Я только возглас. Продолженье вдоха,
И выдоха.
Чем море не эпоха?
Бездельничаю. Денег не прошу.
Спускаюсь к морю. Думаю. Дышу…

 

*  *  *

                                               Самый старый мёд из когда-либо найденных,
                                                 имеет возраст 5000 лет.
                                                                                          Википедия

Дай мёду мне, звенящая пчела!
Крылатый мускул в небе золотится,
Объятия раскрыла медуница,
Вонзается волшебная игла
В душистый ковшик.
И нектар искомый,
Мастеровым сноровистым народцем
Из рода лекгокрылых насекомых
Добытый, по усам и пальцам льется
Уже пять тысяч лет.
Пчела умрёт.
Приходит преходящее … Но мёд
И мухи – это остается.

 

                  *  *  *
Витийствуют бесстыдные уста,
Бесчинствует невежество в тумане,
И чтоб казалось, что душа чиста,
Тщедушно фига прячется в кармане.

Дискретно ретро, воздух взаперти,
Зажатое в углу немеет слово.
До прошлого ли снова дорасти,
Дождаться ли пришествия второго?

 

                      *  *  *
Горячей  линзой выгнутый зенит.
Потемкинская лестница. Гранит.

Зачем-то с вечера невозмутимо море.
Как в оркестровой яме, порт лежит
В оправе берегов.
Маяк в дозоре
Зачем-то щурится на мельтешню хамсы.

Прямая речь причальной полосы
Наводит на швартовщиков дремоту.

Здесь белый свет сошёлся клином отчего-то,
И меркнет легкомыслие острот,
И отступает боль глухонемая.

Вот так и сам, не различая нот,
Ты, задыхаясь, музыке внимаешь.

 

БОТАНИЧЕСКИЙ

С утра был весел, а теперь грустит,
Глядит, уняв бузинную жалейку,
Как, взяв метелку, ветер норовит
Расчистить хмарь с нехоженой аллейки.

Вздыхая, как живое существо,
Он был, но не хотел быть просто садом
И сделался нескучным оттого
С листвой, её кругами и glissando,

С  избушкой, что стоит особняком,
С особняком старинным и неброским,
С не менее лирическим дуплом,
Чем то, где прятал весточки Дубровский.

Да и о нас намного больше нас
Казалось, знали ясени и кедры,
Когда скрывал просмоленный каркас
Биенье сердца в ксилофонных недрах.

Сад не внимал ни числам, ни годам,
Но понимал за жесткостью ограды,
Что растекаясь мыслью по ветвям,
Он лишь приблизит сумерки распада.

В кругу трамвайных трелей и орбит
Он, тишиной укрывшись с головою,
По-детски притворялся, будто спит,
Чтобы его оставили в покое.

 

                 *  *  *
А если жизнь закончится во сне?
Нет! Нет, так хуже, чем в чужой стране
Мытарствуя, глотать чужбины смог.
Я под грозой охотней бы промок,
Продрог бы, наглотавшись слёз метели!
Никак не представляю в самом деле,
Как прежде, чем предстать перед Всевышним,
Не побродить по мостовым булыжным,
От вечности уже на волосок?
С добром не оглянуться напоследок?
Не развести руками гущу веток,
Взглянув на свет? Не поблагодарить
И облака, и горизонта нить
С их отраженьем в утреннем окне?
Мы все не вечны…
Только б не во сне

 

*  *  *
Всё ли отдал на откуп словам? ─
Жадный  спор не решить полюбовно!
И трещит, расползаясь по швам,
Пустота в этом мире бесшовном.

А в углу завелись пауки
И раздумья сплетают кругами.
На любого акына тоски
Вдоволь жизнь припасала веками.

Лучше всуе зарок не давать,
От стыда одиноко сгорая,
Опасаясь мечтам подражать
И любимым избранникам рая,

И фортуне в сердцах надерзив,
У дающих не брать подаянья,
И просить себе трудной стези,
И неведомо в чём пониманья,

И жалеть, что ты не от сохи,
Чтоб весну бороздою разметить…
Только так и напишешь стихи,
За которые стоит ответить.