* * *
Боги времени злы,
беспринципны, скупы и коварны.
Боги вяжут узлы
на серебряных струнах гитарных,
тянут белый песок
в ненасытное чёрное жерло
и летящим лассо
улыбаются избранным жертвам.

Кто-то «просит ухи»*,
но со времени Взрыва Большого
в тронном зале глухи
к пожеланиям самым грошовым.
Запах гари, смолы,
вздохи-всхлипы сосны под стамеской…
Боги чистят стволы
до пугающе мёртвого блеска.

Беспокойны стрижи…
Ноты, звуки, слова, вдохновенье –
всё идёт на пыжи,
на повальное самозабвенье.
Из стволов нарезных
боги мечут разящую плесень…
Боги времени злы
и не любят оконченных песен.

*«Брат Митька помирает, ухи просит» – крылатая фраза советских времён из кинофильма «Чапаев», ставшая символом отчаянной мольбы.

 

В ТОННЕЛЕ

Тесно и страшно в тоннеле.
Но за тоннелем страшнее!
Что значит – «стигмы на теле»?
Что значит – «крестик на шее»?

Крики и стоны снаружи.
Жутко. А было так тихо…
Зван ли? Желанен ли? Нужен?
Выйду – себе же на лихо!

Страшно!.. Но так любопытно –
Новая жизнь, перемены…
«Небо»… звучит аппетитно,
«Звёзды»… вкусны непременно!

Склизким комочком наружу…
Только души в нём не чайте,
Если не очень и нужен…
Режь пуповину! Встречайте!..

 

ТЕТ-А-ТЕТ

На самом дне Вселенной, в Черноморске
молчу и пью на кухне сладкий чай,
черпаю ночь и тишину по горстке;
шипит уютно в тишине свеча.

Как будто занесло меня в аббатство,
где свет – не свет и темнота – не та,
зато к услугам целое богатство:
перо, бумага, воля и мечта

в пыли тысячелетней по колено.
Как будто там, в божественных стена́х,
укрывшийся от суеты и тлена,
от благ земных отрекшийся монах, –

поэт, пропахший дальними мирами,
блюду к словам и небу пиетет.
На дне Вселенной, в стихотворном храме
я с тишиной общаюсь тет-а-тет.

 

ЧЁРНОЕ МОРЕ

Чайки. Шум прибоя. Запах йода.
Грёз моих священная купель.
От вечерних звёзд и до восхода
здесь моя качалась колыбель.

Детство. Юность. Зрелости дороги.
Каждый миг движенья своего,
огибая вечности пороги,
восхищаюсь, глядя на него.

Стоек в нём закон калейдоскопа:
буря – полный штиль и снова – шквал.
И рапа становится сиропом,
если в норме связка «курс-штурвал».

И каким бы не был столбик ртути,
хоть каким накрой его руном,
это море – белое по сути,
Чёрное – на глобусе земном.

Это море – альфа и омега,
инь и ян обычности земной.
Это море – суть моя и эго –
всё до капли прожитое мной.

 

НОЧНОЕ

Степь. Ночное. Аромат полыни.
Первое тепло твоей руки.
Звёздно, и вот-вот из сердца хлынет
свежее дыхание строки.

Мочку уха стебелёк щекочет,
рдеет над картофелем зола,
Млечный Путь, впадая в бездну ночи,
делит глубь Вселенной пополам,

где, в порыве страсти неделимой,
мы блуждаем в трепетной тиши.
Степь. Ночное. Зов неодолимый
для познавшей истину души.

 

ЛЬВОВ

А дело оказалось плёвым –
собрать себя из пазлов лет
и растранжирить в недрах Львова
за пару дней: за горсть монет,

растраченных на сувениры,
и пиво с привкусом веков,
разбитых на года-пунктиры,
трассирующих у висков;

отбросить календарь настольный,
отречься от весны в садах,
и в глубине кофейной штольни,
во мрак влюбиться навсегда;

привыкнуть к важности гусиной,
по сути, львиной суеты,
к мерцанью лампы керосинной,
и Полтвы* в бликах маеты.

Как оказалось – всё реально:
и тьма, и свет, и пазлы снов,
которые не виртуально
вдруг соберутся в Старый Львов.
——————
Полтва – река. Приток Западного Буга

 

РИТМИЧНО-НЕРОМАНТИЧНОЕ

Когда-нибудь несомненно, в целомудренные времена,
когда, семеня, выйдут из моды личные имена,
перелётные пингвины осядут в тропических лесах,
тело Сахары до песчинки перетечёт в песочных часах,
и я разучусь читать, писать, считать на пальцах до ста,
ты рухнешь на голову восьмой нотой партитурного листа.
Эскимосы станцуют образцовый вариант гопака,
но в ответ на игривое «Привет!» услышишь стальное «Пока!».

Игра есть игра…

 

* * *
Жизнь,
словно приз без дубликата –
одна –
бери и не теряй,
и от восхода до заката
плоды сомнений собирай,
ведь жизнь
желанна даже в клети –
за жизнь мы на кон всё кладём…

Никто идти не хочет к Лете,
Но… мы идём.
Идём.
Идём!..

 

У РАЗВИЛКИ

По Мирославу Дочинцу

Развилка.
Два пути
в стихию дня…
Проспектом – вбок,
тропинкой узкой – прямо.
К шалману – вбок –
проедут три коня,
а тропка – к храму.

Контрасты бытия –
кабак и храм,
душевный голод
и веселье плоти…
Зачем
вкусившим зелья
штурманам
к спасенью плотик?

Стихий развилка:
ладан-кальвадос –
смертельный клинч
страстей земных всех паче.
А рядом тихо
на кресте Христос,
Вздыхая, плачет…

 

ЭТЮД ОДНОЙ ФРАЗОЙ

Гребень багровый костра
лижет подошву заката,
снявшего девственный страх
хитросплетеньем токкаты –

вечной подруги Луны –
стражника грани бездонной,
где, нетерпенья полны,
звёзды спешат к ладоням,

что чуть дрожат на весу,
словно на персях халатик,
вдруг обнажающий суть
тайны незримых галактик…