Плывут в воде не только облака —
ряды фасадов отражает Влтава,
на рукаве твоем моя рука
и, как обычно, ты шагаешь справа.

По набережной топаем вдвоём,
времён волной прибитые друг к дружке,
и проступают на лице твоем
чуть видимые милые веснушки.

А это значит, в городе весна,
пусть ветерок по-прежнему колючий —
на полчаса речная даль ясна,
ну а потом опять сомкнутся тучи.

Порой ловлю украдкою твой взгляд —
вздымает ветер волосы копною,
а чайки, словно листья в листопад,
легко парят над светлою водою…

         

* * *
Вверху холма волненье хвойное,
то просто дождь, то снег с дождем —
какое утро беспокойное,
что есть в запасе на потом?
Трамвай звонит вдали, как чокнутый,
а день прибавился слегка,
материками с карты контурной —
висят над крышей облака…

 

* * *
А жизнь мгновеньем хороша,
хоть от событий скулы сводит —
но снова, по делам спеша,
часы сверяю по погоде.

Часы надежные, не врут,
хоть жизнь…Но не сейчас об этом —
по скверам крокусы цветут
деталью, яркой для поэтов.

Сочась с заоблачных высот,
дождь, как всегда, неверно понят,
опять, идя на поворот,
трамваи весело трезвонят.

Жизнь всё сильней под детектив
косит, но длится, слава богу —
тебя в объятья заключив,
целую в губы, а не в щёку…

 

* * *
Сойди на станции Раздоры
в обыкновенный серый день,
пусть электричка, словно скорый,
отбросит на откосы тень.

Окинь с пустынного перрона
пристанционный реквизит –
палаток ряд. Вспорхнув, ворона
накаркать что-то норовит.

Под сумрачно-пастельным небом
острее грусть, черней печаль –
возврат зимы, и мокрым снегом
занесены поля и даль.

 

* * *
Примечаю на прогулке —
алыча цветет в проулке,
ну а главная,
это яблоня.

Да назавтра в том же месте
слива, как фата невесте —
распускается,
наряжается…

Вишня тоже цвет включила
и магнолия вступила
в круг цветения —
заглядение!

Маргаритки на поляне,
словно кнопки на баяне,
где же пальчики?..
Одуванчики!

 

* * *
Садится солнце в толщу облаков —
одно горит подобием короны
и, как в картинах старых мастеров,
с подробностями выписаны кроны.

В аллеях парка горбится асфальт,
внизу темнеют крыши в полумраке,
вдруг воздух огласит щенячий альт —
по первой травке бегают собаки.

Пришло тепло, со лба стираешь пот,
пейнтбол за парком — выстрелы, как тире,
и время, кажется, застыло, не течет
и ничего не происходит в мире…

 

* * *
Весна пришла такая странная,
но вновь сводящая с ума —
такая вновь непостоянная,
как ветер, дующий с холма.

Казалось, что такая ранняя,
такая нежная Ассоль —
и вдруг опять похолодание,
и куртку надевать изволь.

Как будто устрашенья акция —
погожих дней попятный ход.
И только белая акация,
еще цветёт, еще цветёт…

 

* * *
Живется то лучше, то хуже,
как форте-пиано в строфе —
присяду за столик снаружи
в одном из соседних кафе.

Сижу, отодвинув тревоги —
в одной из прекрасных столиц —
любуясь на стройные ноги
и бюсты идущих девиц.

Вы это поймете едва ли,
вам мысль эта вряд ли близка —
но, сидя во внутреннем зале
пить пиво — такая тоска.

 

* * *
Я в Праге отхожу от всех дурных забот
и хочется мне к ней в доверие втереться —
здесь пребыванья срок пошел на третий год,
но снова на нее гляжу, не наглядеться.
В трамвае по мосту качусь, везенью рад,
громады облаков покачивает Влтава —
налево Вышеград, направо Пражский град,
а я сижу, гляжу налево и направо…

 

* * *
Готов признаться ли, покаяться:
я подсмотрел апрельским днем,
как шла неспешною красавица
походкой под моим окном.
За ней следил минуту целую
и били чувства через край —
она в машину села белую
и навсегда, прости-прощай…

 

* * *
Каштанов бледно-розов цвет,
и солнце щурится умильно,
асфальт еще не разогрет,
но спину припекает сильно.

Прохлада прячется в тени,
а день, наверно, будет жарким —
мы, наконец, с тобой одни
минуты цедим в ближнем парке.

И с головою голова,
и только так, а не иначе,
и с губ горячие слова,
как никогда — так много значат…

 

* * *
Отцвела сирень, однако.
Утро сносное вполне.
Ярко красный венчик мака
в чьём-то высвечен окне.

Значит, жизнь-индейка длится,
в силе случай-господин…
На асфальте вереница
вставших в очередь машин.

Вдоль оград – стеной крапива,
ветром тронута щека,
в синеве плывут красиво
кучевые облака.

Где родная Хуторская,
Лужники и Разгуляй?..
Вспоминаю, вспоминаю,
по дороге на трамвай.

 

* * *
Дождь, наградив избытком влаги,
как в барабан, стучит в зонты —
сев у окна, скольжу по Праге,
костёлы вижу и мосты.

А где-то есть ещё Лорета
и Микулаш, и острова —
как живописец для портрета
находит краски, я слова.

И замечаю глаза краем:
пригожа, волосы, как медь,
бежит пражанка за трамваем,
чтоб к остановочке успеть…

 

* * *
То ли веянье Гольфстрима,
то ль зиме пришёл конец —
ветер туч уносит схимы,
виден неба голубец.

Всплески ветра всё напевней
держат тему на весу,
жизнь, как спящая царевна,
просыпается в лесу.

Пенье птах не а капелла —
ручеек журчит во рву,
и травы пронзают стрелы
прошлогоднюю листву.

В неказистых буднях вешних
утешенье и залог —
может, всё-таки нас грешных
не совсем оставил Бог?..

 

* * *
В свете нежном, изысканном, утреннем,
преломляющем краски зари,
разглядеть, как во дворике внутреннем
выкликают весну сизари.

Не рокочет моторами улица,
сохраняют покой этажи —
только сизым так истово гулится
в полумраке дворовом, в тиши.

Это утро — подобие праздника,
лучик солнечный — яркая нить,
и от шума кипящего чайника
веселее становится жить…