Наступление урагана, что свирепствовал в тот злополучный день в Старом Крыму, было внезапным и для жителей городка неожиданным. Городок избалован своим местоположением. Укрытые лесом горы и степь, соединяющая их с морем, создают здесь редкую розу ветров. Она обеспечивает ровный климат зимой, смягчает жару летом и рождает целебный воздух. Многие, приезжая сюда для лечения лёгочных заболеваний, переселяются потом в эту местность насовсем.

Переехал в Старый Крым по состоянию здоровья и Владимир Викторович Селиванов. Попав сюда однажды в санаторий, он прислушался к советам лечащего врача, учёл свои собственные ощущения, и – решился на переезд. На новом месте Селиванов устроился легко и быстро. Ему удалось приобрести пригодный для проживания небольшой домик на окраине города. Расположение дома позволяло гулять в окрестностях, вдыхая целебную горную прохладу или тепло степного разнотравья.

Соседство с городским кладбищем нового жителя не смутило, – он воспринимал его как музей под открытым небом. В первый же, свободный от работы в местной школе день, Селиванов устремился к мемориалу. Владимир Викторович очень хотел увидеть место последнего пристанища Грина. Найти могилу автора любимых книг оказалось не сложно, – у входа был указатель. Поднимаясь по крутой тропинке, огибающей густые кусты, Селиванов, чтобы не сбить дыхание, вынужден был наклонить голову. Как только подъём закончился, мужчина облегчённо выпрямился и замер, поражённый. Навстречу ему протягивала руки несущаяся в порыве бега бронзовая девушка с развевающимися по ветру волосами и распахнутыми навстречу миру глазами.  Владимир Викторович сразу узнал в этом памятнике, высившемся над могилой писателя, Бегущую по волнам. Она была точно такой, как мраморная фигурка Фрэзи Грант, описанная Грином в повести: та же приподнятая нога в то время, как другая отталкивается; те же тонкие вытянутые перед собой руки; та же улыбка. Но поразило Селиванова не это успешно переданное скульптором соответствие бронзовой фигурки книжному описанию, а невероятное сходство увиденного сейчас образа с другим, – девушкой, когда-то так же мчавшейся к нему с вытянутыми вперед руками! Это на ту девушку он пытался произвести впечатление; из-за неё, по студенческому легкомыслию, вписался в лыжные состязания с приятелем!

Воспоминания живо нахлынули на Владимира Викторовича: волна озноба пробежала по его телу, – словно он снова неосторожно съехал с крутой заснеженной горки и провалился сквозь мартовский лед в стылую воду лесной реки. Тех минут, проведённых в образовавшейся под ним полынье, оказалось достаточно, чтобы круто изменить жизнь подающего надежды студента-выпускника Володи Селиванова. Перенесённое воспаление лёгких спровоцировало возникновение в его организме хронического недуга. Дальнейшая жизнь Владимира протекала с поправкой на болезнь. Из жизнерадостного подтянутого юноши он очень скоро превратился в дышащего с затруднением, полноватого, подверженного сменам настроения мужчину. Нормально дышать ему теперь помогал впрыск лекарства из постоянно находившегося при нем ингаляционного баллончика.

За прошедшие с тех пор годы Селиванов не раз корил себя за легкомысленность, – вот и сейчас тень сожаления промелькнула по ставшему из-за болезни одутловатым лицу мужчины. Набежавший лёгкий ветерок внезапно взъерошил ему русые волосы, прикрывающие наметившиеся проплешины. Отворачиваясь от ветра, Владимир Викторович непроизвольно взглянул на бронзовую фигурку: вовсе не Фрэзи увиделась ему сейчас, а показалась однокурсница Татьяна, что мчалась к его полынье со снежного обрыва. Её волосы, выбившись из-под съехавшей на бок лыжной шапочки, развевались на бегу; глаза горели тревогой и решимостью; руки стремились скорей прийти на помощь. От этой картины и от невидимого прикосновения ветерка мужчине сделалось легко и радостно. Возникло чувство, словно он только что вернулся после длительного отсутствия туда, где его давно ждали…

С этого первого раза Селиванов стал навещать Бегущую часто. Владимир Викторович приходил к памятнику, словно на встречу с добрым другом: незаметно для себя стал делиться с бронзовой Фрэзи подробностями будней, желаниями, планами. После этих встреч он испытывал прилив бодрости: не такими горькими стали воспоминания об отказе от аспирантуры и о том, что из-за болезни потерял из виду Татьяну.

Владимир Викторович часто заставал у памятника посетителей, – могила Грина была местом паломничества для многих. Уходя, некоторые из них оставляли на ветках символично растущей здесь алычи красные ленточки, как дань «Алым парусам». Ритуал своей трогательностью нравился Селиванову, но, по его мнению, алыча не очень для этого подходила, – её следовало беречь: она – продолжательница сливового дерева, растущего во дворе писательского дома! Поэтому Владимир Викторович посадил неподалёку берёзку. Местный климат не очень подходил для берёзы, но, благодаря стараниям Селиванова, деревце вскоре окрепло и уже активно тянуло свою крону навстречу высокому южному небу.

Именно об этой берёзке с острой тревогой Владимир Викторович думал всё время, пока в Старом Крыму бушевал неожиданно налетевший ураган. Ветер, разыгравшийся поздно вечером, набрал такую силу, что с легкостью клонил до земли уличные деревья, с треском ломал на них сучья. Многие дома из-за обрыва проводов были обесточены, с некоторых крыш сорваны куски кровли. Владимир Викторович всю ночь не сомкнул глаз, то прислушиваясь с скрежету веток о кровлю дома, то вглядываясь в темень оконного проема, пытаясь разглядеть происходящее снаружи. Напуганные разгулом стихии, окрестные жители, как и Селиванов, с нетерпением ждали утра.  С его наступлением все стали осматриваться у своих жилищ, оценивая последствия урагана.

Владимир Викторович же без промедления отправился проверить, цела ли берёзка. Поравнявшись со входом на кладбище, Селиванов на всякий случай воспользовался ингалятором, а затем, пытаясь справиться с волнением, стал подниматься по знакомой тропинке. Издали заметив берёзу, он обрадованно устремился к дереву, чтобы убедиться в его целости, но вдруг кожей ощутил неладное. Резко обернувшись в сторону памятника, Владимир Викторович почувствовал, как земля уходит у него из-под ног: фигуры Фрэзи на постаменте не было! «Неужели ветер сорвал её?» – подумалось мужчине. Он подбежал к колонне и осмотрел торчавший на ней обломок ноги, служившей опорой скульптуре. Обломок представлял собой ровный срез, – не похоже на слом от ветра. Владимир Викторович растерянно осмотрелся: на мраморных плитах кроме набросанных ветром листьев и мелких веток ничего не было. На смену беспокойству пришло осознание случившейся беды: статуэтку похитили! Буря негодования охватила поражённого этим кощунством Селиванова: вандалы покусились не просто на погребение, а на могилу известного писателя!  «Да как они посмели! – кипело в сознании Владимира Викторовича возмущение, – и для чего?!» От волнения лоб мужчины покрылся липкой испариной, дыхание участилось. Не обращая на это внимания, подгоняемый только желанием немедленно призвать на помощь, сообщить о случившемся ещё кому-то, – Селиванов поспешил вернуться к дороге, ведущей в город. Ему справедливо казалось, что по горячим следам можно что-то сделать. Почему-то он решил, что первым делом нужно сообщить о трагедии в музей писателя, а уж потом – в полицию.

Мужчина направился к Дому Грина. Торопливо шагая вдоль трассы, тянущейся вдоль кладбищенской ограды, Селиванов пожалел, что у него нет машины. «Хорошо, что во время урагана обошлось без дождя, – подбодрил он себя, – обочина не размыта, идти не так сложно». «Но каковы мерзавцы, – вернули его к проишествию мысли, –так подгадали с моментом: сделали своё грязное дело во время урагана, – не слышно и не заметно!»

Тем временем, путь предстоял не близкий: музей находился на другом конце города. Мужчина стал заметно уставать: дыхание его становилось всё тяжелее, из груди стали вырываться протяжные сипы, – первые предвестники подступающего спазма. Владимир Викторович остановился, достал из кармана спасительный баллончик, но воспользоваться им не успел, – его взгляд натолкнулся на металлический ангар с противоположной стороны дороги. Надпись на нём гласила: «Приём цветного металла». Страшная догадка пронзила Селиванова: «Ну, конечно! Для чего же ещё, если не на лом! Бронза же!» И сразу исчезновение Бегущей предстало перед ним невозвратной потерей. Воображение живо нарисовало ему картину переплавки скульптуры: он почти наяву видел, как пламя горна охватывало руки, волосы, одежду фигурки, превращая их в бесформенную массу… К горечи, испытываемой Селивановым, прибавилось чувство вины: ему казалось, что это он не уберёг скульптуру от похищения. Владимир Викторович воспринимал потерю как свою личную – вторую в его жизни – потерю девушки, бежавшей ему навстречу… Ему стало очень плохо. Понимая, что не может нормально вздохнуть, мужчина из последних сил перешёл на другую сторону дороги и, теряя сознание, ввалился в дверь небольшого придорожного кафе рядом со злополучным ангаром…

Пришёл в себя Владимир Викторович на больничной койке. Сосед по палате, увидев это, позвал врача. К Селиванову подошла приятная женщина средних лет. Она внимательно взглянула своими миндалевидными карими глазами на больного, проверила его пульс, чуть сдвинув при этом тонкие чёрные брови, – и, улыбнувшись, сказала:

– Ну, вот, совсем другое дело! Что же Вы, Владимир Викторович, так нас напугали?

В ответ больной смог только вопросительно взглянуть на врача.

– Вам очень повезло, что в кафе вчера так рано уже были хозяева. Это они вызвали «скорую». Сказали, что находились в кафе, смотрели, не повредил ли чего ураган, – как вдруг – Вы! – последовало разъяснение.

– Я спешил сообщить о вандалах, – нашёл в себе силы произнести короткую фразу Селиванов.

– Ах, вот в чём дело!  Об этом уже весь город шумит! Вчера вечером в полицию позвонили из Энска, к ним в пункт приема некие молодые люди привезли куски бронзовой скульптуры. К счастью, приёмщики оказались порядочными людьми: рассчитавшись за «лом», тотчас же позвонили в Старый Крым, – фигурку, несмотря на распил, они сразу опознали.

– А сейчас скульптура где? – волнуясь, Владимир Васильевич непроизвольно взял доктора за руку.

– Не волнуйтесь так, – она успокаивающе прикоснулась свободной рукой к плечу больного, осторожно освобождаясь из его ладони, – я слышала, что полиция уже всё изъяла и ищет похитителей. Говорят, что уже сообщили о случившемуся скульптору, – она обещала выехать из Москвы сюда.

– Спасибо Вам, доктор! Хоть что-то узнал, – поблагодарил за рассказ Владимир Викторович.

Врач, слегка улыбнувшись в ответ, собралась уходить. Но, видимо, что-то вспомнив, на минутку задержалась и добавила:

– Скульптор, кстати, наша землячка, – она родилась здесь, в Старом Крыму. Её Татьяной зовут, как и меня. А я – Ваш лечащий врач, Орехова Татьяна Дмитриевна.

Селиванов не нашёлся даже что ответить: не мог же он ни с того, ни с сего сказать доктору, что для него она тёзка не только упомянутой ею скульптору…

 

 

Послесловие.

Не быстро, но всё же скульптор Татьяна Гагарина смогла восстановить фигурку Бегущей на могиле писателя.

Снова на кусте алычи алеют повязанные ленточки, а растущая чуть поодаль береза позволяет посетителям укрываться от южного солнца.

Часто под сенью этого дерева можно заметить любующуюся бронзовой Фрэзи пару: склонного к полноте лысеющего мужчину с глазами много пережившего человека и – в рост ему, подтянутую, миловидную женщину с копной густых темных волос.

В тот день, когда коллеги по работе поздравляли Владимира Викторовича с приобретением им супружеского статуса, он, отшучиваясь от их любопытства, сказал: «Это – последствие моего давнего и, как мне казалось, неудачного съезда со снежной горки».