Как всегда, в номере, посвящённом Пушкину, и материалы, непосредственно связанные с Пушкиным, и публикации, косвенно относящиеся к пушкинской теме. Пушкин не пытался закрепить себя за конкретным жанром или стилем. Его задачей было создание иного направления в литературе. Пока Западноевропейские писатели активно развивали жанровую литературу – ходкую, всегда востребованную и неубыточную для издателя, следующую определённым схемам и не обманывающую ожидания читателя, – Пушкин развивал практически в одиночестве то, что обозначил в своих письмах как «литература действительности». Жанр этот был не оценён в его время, просто-напросто не понят, но зато в дальнейшем вся русская литература, её крупнейшие образцы в лице классиков стала развиваться в этом направлении, вдохновив и крупных писателей Запада. Нет, Пушкин не призывал к унылому реализму и более всего чтил писательскую фантазию и воображение. Назвав себя «поэтом действительности» (точнее, заменив «краткой и точной формулой» «расплывчатую характеристику его творчества, данную Киреевским» [Томашевский 1978: 474]), Пушкин имел в виду национальную и психологическую достоверность характеров и описаний. В заметке «О народности в литературе» (1825-1826), которая «являлась программой его собственного творчества» [Томашевский 1961: 118], Пушкин даёт определение народности, которое, несомненно, смыкается с представлением о «поэзии действительности» как базирующейся на народности.

Народность в писателе есть достоинство, которое вполне может быть оценено одними соотечественниками — для других оно или не существует, или даже может показаться пороком. Ученый немец негодует на учтивость героев Расина, француз смеется, видя в Кальдероне Кориолана, вызывающего на дуэль своего противника. Всё это носит, однако ж, печать народности. Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии. Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу (VII, 28–29).

 

Пушкин продолжал двигаться в направлении развития своих идей от произведения к произведению, развивая национальный характер, его нюансы и особенности, делая его узнаваемым и по сей день.

Над стилевыми особенностями жанра «действительности» Пушкин размышлял с ранних пор. Они рождались не в соответствии, а в противовес популярному стилю и бросались в глаза по контрасту, знаменуя собой переход к новому жанру. В черновом наброске 1822 года «Проза» Пушкин противопоставляет витиеватый описательный стиль популярного тогда нравоописания стилю естественному по самовыражению и точному по мысли. «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат» (Пушкин (V, 12–13). В дальнейшем он придерживается этого правила. Его детали точны, они никогда не используются в качестве описательности и служат выражением его художественной мысли. Позднее, в черновом наброске «О поэтическом слоге» Пушкин вводит условие «благородной простоты» как необходимое для развития нового жанра. «Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность, поэзию же, освобожденную от условных украшений стихотворства, мы еще не понимаем» (Пушкин VII, 57).

Читая пушкинские произведения, нужно иметь в виду не только стилистические предпочтения Пушкина, но и концептуальную направленность этих предпочтений в купе с его отношением к нравоописанию как прикладному жанру (о прикладном жанре в наши дни читай эссе Ефима Бершина в этом номере). Например, за основу «Повестей Белкина» взяты наиболее популярные разновидности нравоописания, в которых пробовали себя русские литераторы. Имеются в виду романы Булгарина, успех которых в читательской среде был небывалым за счёт их прикладного элемента, направленного на морализирование, резонирующее со «злобой дня». Пушкин вводит в «Повести» контекст литературной борьбы и литературного процесса, при помощи деталей кодируя признаки реальных лиц и событий и создавая свою собственную «историческую поэтику» «Повестей». Не задумываясь над истоками тех или иных образов, сюжетных линий, деталей и подробностей, отметая ассоциативно-гипотетический пласт, связанный с историко-литературным ракурсом, читатель лишает себя возможности проникнуть вглубь генезиса пушкинских «Повестей», «ибо поэзия не только психологический, но и исторический процесс» [Веселовский 2011: 121].

Выделив характерные признаки нравоописания и перенеся их в белкинский рассказ, Пушкин формирует на «встречном течении» различные типы совмещений нравоописания с жанром «действительности» — от частичного заимствования до творческой адаптации наиболее эффективных элементов коммерческого повествования. В лице Белкина Пушкин создаёт собирательный образ коммерческого писателя средней руки, потрафляющего вкусам массового читателя. Таким писателем в историко-литературном пространстве являлся в глазах Пушкина и его круга Фаддей Булгарин.

Над нравоописанием, приучившим читателя к «нравоученью», он иронизирует и в «Домике в Коломне»:

XXXIX

<…>

Ужель иных предметов не нашли?
Да нет ли хоть у вас нравоученья?»
— «Нет… или есть: минуточку терпенья…

XL

Вот вам мораль: по мненью моему,
Кухарку даром нанимать опасно;
Кто ж родился мужчиною, тому
Рядиться в юбку странно и напрасно:
Когда-нибудь придется же ему
Брить бороду себе, что несогласно
С природой дамской… Больше ничего
Не выжмешь из рассказа моего».

 

Противопоставляя своё направление существующему, Пушкин, однако, верил, что его течение будет подхвачено, и не только современниками. Это отразилось и в «Евгении Онегине». Мысленно погружая свою героиню в контекст западной культуры и давая предполагаемую реакцию на неё со стороны французов («Она казалась верный снимок / Du comme il faut») и англичан («Никто бы в ней найти не мог / Того, что модой самовластной / В высоком лондонском кругу / Зовется vulgar»), Пушкин в конце выстраивает образ «европейской общежительности» («О предисловии г-на Лемонте…»). В этом слышится вера в то, что новый жанр не будет стоять особняком, а станет достоянием мировой литературы.

Возвращаясь к началу вступительного слова, скажу, что отбор поэзии, прозы, эссе и др. материалов для этого номера осуществлялся на основе их внутренней общности и следуя принципам «литературы действительности», сформулированным Пушкиным.

__

Использованы отрывки из моей монографии:

Зубарева В. К. «На встречном течении». Пушкин сквозь призму Веселовского. ЯСК, 2024.

 

Литература

• Веселовский А. Н. Избранное. Историческая поэтика / Сост., вступ. ст., посл., коммент. И. О. Шайтанова. СПб.: Университетская книга, 2011. (Сер.: Российские Пропилеи).
• Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. / Сост. Б. В. Томашевский. 4-е изд. Л.: Наука, 1977–1979. Томашевский Б. В. Пушкин (1824–1837): в 2 кн. Кн. 2. М.; Л.: АН СССР, 1961.
• Томашевский Б. В. Примечания // Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Л.: Наука. Ленингр. отделение, 1977–1979.

 

2 Responses to “Вера ЗУБАРЕВА. Поэзия действительности: пушкинское направление”

1. Boris Zherebchuk says:

   June 18, 2025 at 6:51 pm

   Дорогая Вера! С удовольствием прочёл Вашу статью! Особое внимание привлекла позиция Поэта относительно “литературы действительности”. Как точно соотносится этот тезис с его же максимой – “Драматического писателя надо судить по законам, им самим над собою признанным”! Помимо всего прочего, это налагает известную ответственность на всех, кто берёт на себя смелость писать о нём. Вы в полной мере обладаете этим качеством, чему подтверждением Ваши труды, посвящённые Пушкину.

   Reply
   • Вера says:

     June 18, 2025 at 8:03 pm

     Рафик, дорогой, очень рада! Абсолютно согласна с Вашим комментарием касательно пушкинского высказывания. Спасибо за отклик.

     Reply