Когда не знаешь, чем себя занять,
к кому или к чему теперь придраться,
напялив куртку, выйдешь погулять,
сказать точнее — выйдешь прогуляться,

Уже вокруг затих машинный гул,
и различить нельзя прохожих лица —
не спутаться чтоб, где ты повернул,
углу на третьем вдруг остановиться.

Тут крышей небо, тротуар, как дно,
впечатан дом в чернильные потемки,
вверху, заметишь, светится окно —
и рвет воображение постромки.

Воображенье рвется на простор,
соединяя прерванные звенья —
там рандеву, а, может, разговор,
исполненный особого значенья,

Там, может, дама ходит неглиже,
а, может быть, читает Кафку, Пристли…
Окно заметишь в верхнем этаже —
и странные на ум приходят мысли.

 

* * *
Было так, а не иначе,
в пиве истина, не в квасе —
впятером на чьей-то даче
мы сидели на террасе.

Помню, как мгновенье длилось,
длилось (где-то и когда-то)
и при этом золотилась
чья-то прядь в лучах заката.

Кобо Абэ, Сарасате,
наливали, выпивали,
время двигалось куда-то,
нажимая на педали.

По закону бутерброда
«”а“упало,”б “ пропало» —
вдруг испортилась погода,
настроение упало…

 

* * *
В суматохе праздничной столичной
на фасад старинный заглядеться,
понимая — время исторично,
никуда от этого не деться.

Продвигаясь в том же направленье,
светофора ждать у перехода,
продолжая вечное движенье
от возникновенья до исхода.

Вспоминая мифы, прототипы —
все, что попридумано на свете,
подмечая, как ерошит липы,
проходя вдоль набережной, ветер.

Затеряться в уличном потоке,
безмятежно время избывая,
а потом у мертвой синагоги
ожидать попутного трамвая …

 

* * *
Опять как будто ждешь чего-то,
неясные в душе намеренья,
как очертанья самолета
над яркой парковою зеленью.

Пенсионерка на скамейке
читает Чапека ли, Гашека,
дитя водичку льет из лейки,
в траве краснеет мака чашечка.

В сознанье вся эта нелепица,
как небо в луже, отражается,
а время через сито, цедится,
да всё никак не убавляется.

Гул затихает самолёта
и замирает мироздание …
Как будто созревает что-то,
чему пока что нет названия.

 

* * *
На дороге полосы
солнца поперек
и ерошит волосы
тёплый ветерок.

Листья за оградою
в венчиках луча,
жёлтенькая падает
с веток алыча.

Молоточки, кузница –
скок кузнечик, скок,
бабочка капустница
села на цветок.

Звук со звуком вяжется,
ясно и светло,
только лето, кажется,
на уклон пошло…

 

* * *
День был с утра как будто вторником,
хотя совсем не обязательно,
нехорошо сидеть затворником,
пройтись без дела — познавательно.

Иду без дела и без повода,
а улиц каменные струи,
втекают в панораму города,
переходя одна в другую.

В фасадах, выставленных Прагой —
люблю архитектуру всякую
и мимо них неспешным шагом
хожу отъявленным гулякою.

На солнце облака корона,
гудков, звонков разноголосица…
Или в трамвай сажусь «У звона»
и выхожу, когда захочется…

 

* * *
Теплый шарф и перчатки не лишни,
если вышел пройтись вдоль оград —
алыча у соседей и вишни
облачились в осенний наряд.

Да и зонт на руке не в обузу —
так осенний красив антураж,
где полотна бессмертных французов
подновляет окрестный пейзаж.

Только небо опять цвета стали,
да чернеет в терновнике дрозд
и туманом задернуты дали,
словно тряпкой завесили холст.

Снова в теме осенние строчки —
листопада глухая пора,
и листочков топорщатся точки,
как под нервною кистью Сёра…

 

* * *
Ведь всё в конце концов кончается,
хотя спасибо и на том…
Всё по иному представляется
и в свете видится ином.

И прошлое, и настоящее,
которое, как хочешь, правь,
и время, попусту пропавшее,
не воплотившееся въявь.

И позапрошлые страдания,
истлевшие в страстей золе —
и страсти, и конфет «Melanie»
набор, лежащий на столе.

И осень, грустная красавица,
и лес в исходе октября,
и всё — что так, казалось, нравится,
и что не нравилось. А зря…

 

* * *
Вот дозрела осень до кондиции,
мир как будто затаился в страхе —
дом соседний красной черепицею
в утреннем зарылся полумраке.

Лает пёс фальцетом, как простуженный —
всюду той же осени уловки,
фонари над улицей потушены,
никого с утра на остановке.

По утрам трава на склонах в инее
и унылы, как с похмелья, клены…
И мелькают вдоль трамвайной линии
грустных лип растрепанные кроны.

 

* * *
Склоны крУты и отлоги —
кроны яркие, как флаги,
проплывают вдоль дороги,
так случилось, что из Праги.

Облетают, облетают
желтый лист и цвета чили,
на ходу мотор глотает
километры или мили.

В путешествии недлинном
для растравы есть причина:
меж Москвой и Тель-Авивом
средне-чешская равнина.

И кого тут спросишь, чей я —
жизни край, конец эпохи…
Облаков косые перья,
ветра горестные вздохи.

 

* * *
Всё изведано: броды и воды,
и Арбата, и Праги огни —
не считаю прошедшие годы,
но ловлю уходящие дни,.

Не впадаю в сердечную смуту
и не сыплю золу на власы
оттого, что в любую минуту
вдруг застопорит жизни часы.

Я пока обнимаюсь с тобою,
пусть он длится и длится мой век,
пусть на ветки, недавно листвою
шелестевшие, падает снег.

Облака проплывают над лесом,
как неведомый горный массив…
Я пока что живу с интересом
и, не взыскан ни богом, ни бесом,
на любовь навожу объектив…