RSS RSS

ЛИАНА АЛАВЕРДОВА. ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЕЖЕГОДНИК «СВЯЗЬ ВРЕМЁН» (выпуск 4, 2012).

Год рождения – 2009. Место рождения – Сан-Хосе, Калифорния. Итак, четыре года назад возник новый ежегодный альманах, прекрасно и профессионально изданный, созданный энергией и волей одной женщины, редактора и издателя в одном лице, Раисы Резник. За небольшой срок издание успело обрести широкий круг авторов и, что еще более важно, стать непохожим на других. «Связь времен» в его названии не для красного словца. Она отражает преемственность поколений, существующих в русской литературе, как в эмиграции, так и в метрополии. Альманах «Встречи» был в прямом смысле предшественником или пращуром «Связи времен». Валентина Синкевич, которая тридцать лет редактировала и издавала «Встречи», теперь пишет о встречах без кавычек со Львом Лосевым, а статья Ирины Чайковской подхватывает эстафету, продолжая разговор о Лосеве уже в контексте читательских предпочтений поэта. Фет или Баратынский? Кто из них был ближе Лосеву и почему? Я всегда с большим интересом читаю статьи Ирины Чайковской. Не была исключением эта и другая статья, посвященная иной крупной фигуре современной поэзии – Ларисе Миллер, вернее обзору ее новой книги «Четверг пока необитаем». Альманах как будто прошит насквозь нитями, связующими разные времена и страны, прошлое и настоящее. Франция, США, Германия, Россия, Люксембург, Израиль, Англия, Швеция, Чехия – рассеяны по белому свету авторы, которых объединяют любовь к русской литературе и русский язык. Голоса представителей трех волн русской эмиграции переплетаются с голосами из метрополии, и поистине каким терпением и кругозором надо обладать, чтобы соткать гобелен представительного альманаха, причем делать это ежегодно!

Художница Нина Горланова пишет статью «Мои портреты Ахматовой», а Александра Смит беседует с Дмитрием Бобышевым, одним из ахматовских «сирот», ныне убеленным сединами профессором. Стихи ушедших поэтов соседствуют с размышлениями об их творчестве и воспоминаниями о встречах с ними (Ольга Анстей и Алексей Прасолов, Игорь Чиннов и Татьяна Фесенко). Тесно связаны проза и стихи, непроизвольно чередующиеся, дополняя образы неповторимых личностей. Так, стихи Д. Бобышева ведут к интервью с ним, а затем следуют его же воспоминания об Игоре Чиннове, поэте поколения первой волны эмиграции, для которого Бунин и Цветаева, Адамович и Зайцев были не просто великими именами, но и живыми людьми, увиденными вблизи, со всеми их слабостями и несовершенствами.  Cтихи Игоря Чиннова написаны в русле лучших классических традиций и очень живописны. За стихами Ольги Анстей, известной поэтессы второй волны русской эмиграции, тесно связанной с другой крупной фигурой в эмигрантской поэзии, Иваном Елагиным, следует статья Татьяны Фесенко, лично знавшей Ольгу и ее первого мужа Ивана, и написавшей интересный очерк о ее поэзии. Но и Татьяны Фесенко уже нет в живых, и очень уместно «привязаны» ее собственные стихи к статье об ушедшей подруге. Обе подборки талантливых поэтесс предоставляют удачную возможность ознакомиться с их творчеством, и за это отдельное спасибо составительнице альманаха!

После стихов Андрея Новикова-Ланского мы находим его же краткую статью об одном стихотворении английского поэта Эдварда Томаса и о том значении, которое придавал этому стихотворению Иосиф Бродский. Тут же следует перевод этого стихотворения с английского, на мой взгляд, просто мастерский,  принадлежащий Новикову-Ланскому, а затем стихотворение И. Бродского «Август», написанное в сходной поэтической манере. К этому материалу совершенно естественно примыкает очерк Игоря Померанцева о Чеславе Милоше, освещающий столетний юбилей поэта. Очерк мне понравился за исключением сленгового словца «кайф», представляющегося инородным включением, что усиливается его троекратным повторением, не дожидаясь вызова «на бис»,  на протяжении всего двух с половиной страниц. Мне показалась заслуживающей внимания мысль о принципиальной непереводимости поэзии на иные языки, которую, кстати, разделял и Варлам Шаламов. Мысль настолько бесспорная, что она постоянно опровергается новыми шедеврами литературного перевода. 

Содержание альманаха включает в себя прошлое и настоящее русской литературы, не ограниченное временными и географическими барьерами и границами. Очень интересна статья Николая Голя «Поклон с Сенатской».  Анализ последнего стихотворения Александра Блока, написанного по заказу (кто бы мог подумать?) библиотекарши Пушкинского Дома перекликается с отсылками к пушкинскому вольнолюбивому наследию и все это преподносится в историческом контексте двадцатых годов, задушивших самого великого символиста России. 

Статья Патриции Стюарт «Черный монах» на экране и на сцене России и Америки» стоит особняком, так как не ограничивается литературным анализом,  выходя на смежные виды искусства: театр и кино. Ее может прочитать каждый заинтересованный читатель, чего, увы, нельзя сказать о статье Лазаря Флейшмана с интригующим заголовком «Несколько замечаний к проблеме литературы русской эмиграции». Статья без сомнения украсила бы профессиональный журнал, предназначенный для специалистов по лингвистике, однако в данном альманахе она выглядит инородно, этаким приходом колдуна на крестьянскую свадьбу с известной картины художника Максимова. Проверьте свою эрудицию цитатой из статьи: «Аналогичен пастернаковскому прием акцентировки абсурдной противоречивости членов синтагматических рядов (и легитимизации их «взаимозаменяемости») при неожиданной идентификации их в парадигматическом плане. При этом широко использованы потенции метонимических ходов». Если справитесь – подыщите себе другой альманах для дальнейшего самосовершенствования, а в этот вы попали, как Молчалин, в другую комнату.

Статья Марины Гарбер «На берегах Гудзона: о современной русскоязычной поэзии Нью-Йорка» написана несравненно более легким для восприятия языком и читается с интересом, не скрою, еще и потому, что тут задеты наши кровные интересы эмигрантов-литераторов. Не могу не согласиться с замечанием автора статьи о том, что «эмигрантской поэзии недостает интенсивности литературного процесса, характерной для метрополии», хотя, на мой взгляд, можно оспорить утверждение, что «здесь нет формальных школ и течений». Формальных литературных школ в поэзии российской диаспоры также не наблюдается, а уж об эмигрантской поэзии и говорить не приходится. Литературные течения же, на мой взгляд, не декларируются, но несомненно проглядывают в творчестве поэтов-эмигрантов. Поэзию Елены Литинской и Ирины Машинской, которые представлены а альманахе, только то и объединяет, что пишут они обе на русском языке, фамилии их созвучны и стоят рядом в русском алфавите. Но если Ирина Машинская, по определению Марины Гарбер и непоименованных читателей Ирины, – «поэт поиска», добавлю от себя – склонный к экспериментам, то Елена Литинская пишет в традиционной классической манере, что не отменяет ее новаторства, хотя и в русле традиции.

Интересно замечание Марины Гарбер об отличии эмигрантской поэзии третьей и четвертой волн от предшественников, «так как в ней, помимо прочих отличий, заметно снижен – или вообще отсутствует элемент трагичности и ностальгии по оставленной стране, все чаще заменяемых воспоминаниями о конкретном месте, периоде, лице». Оно и неудивительно: если первая и вторая волны эмиграции в основном убегали от преследований, то эмигранты третьей и четвертой волны, за некоторыми исключениями, уехали в результате сознательного выбора. Как пишет Д. Бобышев, «Потому что у каждой из волн – свой образ России, который они унесли с собой, как Роман Гуль в его «Новом журнале». У первой волны Россия буколически-усадебная, у второй – страшная сталинская, а у третьей – брежневская, скучно-постылая». Как бы в подтверждение этих слов свидетельство Сергея Голлербаха: «Мы – вторая волна»,// мы испытали сполна// все тяжести нашей эпохи,// мы слышали стоны и вздохи…»

Трагизма, впрочем же, хватает и у тех, и у других: что за поэзия без страдающего сердца? Скорее тут дело в индивидуальных различиях художественных миров и судеб разных поэтов.  В стихах Ирины Машинской, при всей их музыкальности, часто проступает лишь силуэт чувства, как распознаваем был абстрактный портрет Клетчатого – председателя клуба самоубийц из  фильма по роману Р.Л.Стивенсона. У Елены Литинской в конце стихотворения, посвященного печальному десятилетию трагического момента истории – 11 сентября 2001 г. – просто и горько подводится итог: «Зола над городом кружит,// как снег, летает.// Те, у кого осталась жизнь,// ее латают»… Интересно, что Елена Литинская и Раиса Резник выбрали один и тот же размер, описывая этот день. У Р. Резник: «В две тыщи первом… Вот тебе// и веха века…// В год с единицей – пали две// осенних ветки»… Родство душ или магия? Оставим, однако, зыбкую почву гаданий.

Мало общего между поэзией Рудольфа Фурмана и Виктора Фета. У первого – ярко выраженный примат чувств, что даже выражается в откровенной декларации «Не выстрадав, не надо, не пиши, -// в поэзии не мысль первооснова,// не разум, нет, а таинство души.// Cначала было Чувство, а не Слово!» ( «Формула поэзии»), у второго – постоянная игра ума, стихи, что называется, «головные», где слишком много о тайнах природы и почти ничего о тайнах души. «Мозг», «знание», «геометрические страсти» (о, кто б объяснил, что это такое?). Так, в стихотворении «Корабли живописцев» В. Фета читаем: «Здесь ежечасно ощутима// преувеличенного Крыма// альтернативная тропа;// метафизическая ясность,// странноприимная причастность,// неравновесная стопа». О чем это он?

Поэзия, представленная в альманахе настоящая феерия разнообразия! Лирика Юрия Казарина, например. Вот у кого много воды. Подборка так и называется «В нервном зеркале воды». Хотела бы проникнуться эмпатией, но… Вода везде, вода везде –//оседлая и кочевая.//И не узнаешь никогда,//что ночью чувствует вода,//вздуваясь и отвердевая… (Из стихотворения «Коснешься неба на воде…»)

Некоторые строки недоступны, как горные вершины. Что означает «проглотить астраханский аршин»? И как автор собирается «время рубить топором»? Не могу удержаться от искушения и приведу все стихотворение.

 

Перемучиться. С горем поладить.

Проглотить астраханский аршин.

 

Если воздуху щеки погладить –

Возникает в ладонях кувшин.

Это чудo из глины без глины

Запотеет чужим серебром…

 

И наполнится эхом долины,

Если время рубить топором.

 

Помимо воды автор явно неравнодушен к глине. Что за этим стоит? Какой символ или метафора? Не берусь судить. Если я читаю «Но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность» то понимаю, о чем это. А «чудо из глины без глины», к тому же запотевшее чужим серебром не понимаю, даже если меня, вместо времени, будут рубить топором.  «Скоро глиной умоюсь – войду прямо в плотную влагу покоя…». И еще дополнительная глина: «Покуда тело помнит глину и лепки ласку и отлив…».

Возвращаясь к стихотворению, приведенному выше, скажу, что меня привлекла интересная находка «Если воздуху щеки погладить – возникает в ладонях кувшин». Однако ее явно недостаточно, чтобы стихотворение стало цельным и стройным произведением искусства, а не набором туманных эзотерических метафор, содержание которых едва ли поддается читательской расшифровке.

У Вадима Крейда – пейзажная лирика, пусть и не столь изобилующая водами.  Особенно удачным мне кажется отрывок, которым заканчивается его подборка.

 

Прочищает горло сова,

Проступает звезда за звездою,

И у дома пахнет трава

Бесконечностью и резедою,

Словно не двадцать первый век –

Все изгладила ночи завеса,

Словно и не вершил человек

Своего шутовского прогресса.

 

Недостаток воды компенсируется обилием солнца в стихах Рины Левинзон. Много солнца (в прямом смысле), а также наличествуют звезды, луна и воздух. В общем, космос! Поэт Андрей Попов гораздо более заземлен и пишет, ничтоже сумняшеся: «Дитя порыва и невроза,// хоть нету истины в вине,// в мечтах, как Гегель и Спиноза,// пью на скамейке «Шардоне». (стихотворение «В парке»). Не стоит в угоду рифме «невроза – Спиноза» отождествлять мечты с философскими размышлениями гениев. Когда его лирического героя (или самого поэта?) сгоняют со скамьи, он неадекватно реагирует: «Чего ворчите, маргиналы?!// Все это родина моя…» Скамейка – это тоже часть родины, все резонно…

Чистые, юные духом стихи Ларисы Миллер. «Ох, у меня такие связи!// Якшаюсь с вязом я роскошным// и с сойкой, что сидит на вязе,// и с юным ветром заполошным». Мне вспомнилось давнее стихотворение Юнны Мориц «Мой кругозор»: «Только любовь, только воздух и суша, и море,// только цветы и деревья в моем кругозоре». Лариса Миллер – еще один удивительный пример творческого поэтического долголетия, и то, что ее поэзия так молода и жизнеутверждающа, отмечает Ирина Чайковская в своем критическом обзоре новой книги поэтессы «Четверг пока необитаем». Она пишет, что у Ларисы Миллер «календарь обжит и любовно обласкан с первого до самого последнего дня». Воистину так!

Альманах подарил много сюрпризов и счастливых находок. Вот великолепная метафора у Андрея Сизых: «Расшифруем клинопись дождя.// Выбил он сто тысяч вещих знаков,// каплями всесильными дробя// прошлое, всю ночь насквозь проплакав». В том же самом альманахе, однако, у Романа Бар-Ора читаю стихотворение «Птица и дерево в дождь». «Клинопись резких взмахов на выцветшей мешковине// зимнего неба, поведав о середине, потерявшей в себе начало,// себя – в конце, пропадает из виду». Одна и та же метафора, но здесь она не так ярко звучит. Одно дело выбивать клинопись, а другое – клинопись взмахов да еще на мешковине. Образ размывается… Вот размышления о России Виталия Амурского «И, глядя на твой силуэт вдали,// об этой стране теперь я// скажу откровенно: – Господь, не дари// так много ей мук и терпенья!» Еще одна прелестная кондитерская метафора у Татьяны Царьковой «Строфоид рифмами прослоен,// как бабушкин наполеон». И все же ностальгические ноты пусть приглушенно, но звучат и у последних волн эмиграции. София Шапошникова вздыхает: «Ох, Молдавия, чудо-Молдавия,// лет безоблачных череда.// Я сыта – их бедою придавлена.// Кто-то едет?… Молю передать…» Ей вторит Валерий Пайков: «А в доме том другие пьют вино,// и двор огромный разделен на  части,// и городское новое начальство// уже метет по-новому давно». («Чуден Днепр»); Александр Калужский: «…сюда, где по дому кручина// и липкий скитальческий страх,// как пеночка на капуччино,// растают у нас на губах», и Владимир Борзов: «Там, на родине, чернее вода,// небо ниже и слеза солоней,// но хотел бы я вернуться туда,// хоть на месяц, хоть на несколько дней». («Пенсильвания»); Александр Мельник: «Беспомощный, как рыба на песке,// я слушал гул чужого лексикона…» («Крест изгнанья»); Ирина Акс: «Двухминутной ностальгии //умиленная слеза… Ну, любуйся ясный сокол,// малой родиной из-за// сплошь тонированных стекол!» Nostalgia»). Вот и ответ: если мы и говорим о ностальгии, то не как о поглощающем чувстве, отравляющем существование, а об эдаком облегченно-двухминутном варианте ее. Ничего не поделаешь: таков наш век, таковы наши сердца. Да не примет мои слова за упрек вышеназванная И. Акс, чьи два стихотворения «Пралюбофь» и стихотворение без названия, начинающееся со слов «…четыре страницы петитом в строчку» я нахожу превосходными и проникновенно-душевными. Жизнь трагична, и поэты улавливают ее трагизм, как пчелы сигналы мобильников. Сознаю, что сравнение хромает: пчелы дезориентируются или погибают, а поэты? Пишут стихи. Как сказал Александр Мельник, «Даже гуглу неведом ответ на вопрос// о загадочном смысле проглоченной жизни». Строки Анатолия Нестерова «Дом из бревен нежилой,// окна наглухо забиты.// Те, кто жил здесь, позабыты.// Так забудут нас с тобой.» перекликаются с безрадостной констатацией И. Акс: «…и едва ли осмыслена жизнь// в которой чего уже ни захоти там// все уйдет без следа как в песок вода//  в эти четыре страницы петитом// которых никто не прочтет никогда…».

Пронзительное стихотворение Александра Калужского, посвященное брату, в котором боль утраты локально «привязана» к рыбалке, и от этой конкретики осознается и передается острее и полнее. Если бы можно было одним словом обозначить подборку стихов Валерия Пайкова, то я бы предложила слово «память». Как четко он подытожил в одном стихотворении: «Вывел себе формулу Екклесиаст:// «Все проходит». Всё останется – не учел». Тоска по прошлому, что «казалось привычным и будничным,// а оказалось особенно ценным» звучит в стихотворении Максима Лаврентьева («В парках гуляли, ходили по булочным…»). Болью исторической памяти своего народа пронизано стихотворение Геи Коган «Они пришли»: «Моей заслуги нет в моем спасенье// и нет вины, но остро, как игла,// судьбой незавершенных поколений// в меня чужая память проросла».

Со времен «Трактата об ангелах» Веры Зубаревой я не читала стихов на эту небесную тему.  Рустам Карапетьян разместил стихи из цикла «…и ангелы», и его размышления об ангелах более заземленные, удаленные от небесных сфер настолько, насколько позволяет существо сего бестелесного «предмета».

Не могу не сказать о Наталье Резник, Марине Генчикмахер и Борисе Кокотове. Опять же, разные таланты и будоражащие воображение стихи. У Натальи Резник, безусловно, богатая фантазия. Ну, кому бы пришло в голову написать любовное стихотворение о Синей Бороде, alagothique? А получилось, и замечательно! Или любовное стихотворение о человеке «без походки, лица и почерка»? Или о том, как Тверская улица трещит по швам, когда по ней идет госпожа гулливерша – лирическая героиня стихотворения. Жаль, что подборка всего на две странички! 

У Бориса Кокотова с фантазией тоже неслабо. Судите сами: «Что знаем мы о жителях Урарту?// Они изобрели зубило и грин-карту,// скрестили с ишаком электрокофемолку,// затеяли войну без смысла и без толку.» («Взгляд на историю») или: «все смешалось в доме облонских – заметил умберто эко.// в горы ушел алитет из тысячи-и-одной ночи.// с нежностью вспоминаю свою альму-матер с ее альтер эго,// и двух капитанов вечных с их капитанской дочкой» («Улисс»). Даже ностальгическая тема решается Кокотовым в абсурдном варианте «Я проплываю над ночной столицей,// неотвратимо двигаясь к «Трубе»,// нелепый призрак в талесе и цицес,// бездомный странник в кедах и кипе». Остроумной фантазии Б. Кокотову не занимать!

Марина Генчикмахер представляет в альманахе некоторые стихотворения, знакомые нам уже по интернет сайту www.grafomanam.net. Стихами из рубрики «Посиделки с классиками» поэтесса заслуженно гордится и, помнится, на нью-йоркском выступлении они были наиболее щедро представлены. Во всяком случае, отталкиваясь, словно веслом от чужого берега, лирический дар позволил Марине достичь новых заманчивых берегов. Могу добавить, что вне «посиделок» у нее получается не хуже.

У некоторых поэтов фантазия настолько богата, что выплескивается за края здравого смысла и становится непостижна уму. «Мать, земля, – я тыкаюсь – родная…// Молока бы, лежа, полакать», или «Я распят и обездвижен,// Вознесен тире унижен,// с бесконечно дальним сближен – //что ни пишем, ноль в уме» (Александр Верников). Комментарии излишни, но все же не удержусь и напомню слова Евгения Минина: «И он не знает в час ночной,// строкой исчеркав лист,// то, что у музы за спиной// таится пародист…» («Поэту»).

Мне пора остановиться: ведь нельзя на нескольких страницах охватить все содержание нового выпуска альманаха, где представлено гораздо больше авторов, чем я смогла упомянуть. Я отметила только тех авторов, которые меня затронули, безотносительно к ценности их творений. Возможно те, о которых я не упомянула, заслуживают не меньшего внимания. Надо ли напоминать, что «нельзя объять необъятное».

Хотя Марина Гарбер и пишет, что «пока не нашлось преемника у альманаха «Встречи», единственного в русско-американской диаспоре издания, ориентированного на поэзию эмигрантов», все же я считаю, что альманах «Связь времен» можно назвать достойным продолжателем традиции. Различия между ними в том,  что на страницах «Связи времен» представлена литературная критика и даже, как мы могли убедиться, лингвистика чистой воды, и география его участников шире, но взыскательность вкупе с доброжелательностью, удобный формат и вкус не только сближают, но и роднят их.

Счастливого плаванья новому выпуску альманаха по водам современной словесности!

 

Лиана Алавердова, Нью-Йорк

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Лиана Алавердова

Лиана Алавердова живет в Нью-Йорке. Ее стихи, статьи, переводы с английского и азербайджанского языков неоднократно публиковались в журналах, газетах и альманахах в России, Германии, США, Украине, Канаде, Азербайджане, включая «Знамя», «Дружба народов», «Знание-сила», «Слово/Word», «Новый журнал», «Литературный Азербайджан», COLLEGIUM, «Шалом» и др. Лиана Алавердова – автор двеннадцати книг стихов и документальной прозы (популярная психология, литературная критика, публицистика, мемуары). Она заведует библиотекой Kings Bay, одним из отделений Бруклинской публичной библиотеки. Лиана является волонтером Американского фонда превенции суицида (AFSP).

Оставьте комментарий