РИТА БАЛЬМИНА ● РЕКВИЕМ ПО ОРФЕЮ
* * *
Мы обнаружим не роман, не повесть,
А лишь сюжет для крошечной новеллы,
Когда на койку, чистую, как совесть,
Меня уложишь ложью неумелой.
Мы обнаружим не ума палату
И даже не палату психбольницы,
Когда проснемся утром поздновато,
Чтобы на яркость солнца разозлиться.
Мы обнаружим Ялту или Сочи
Вчерашней жизни, прожитой немудро.
Чего от нас еще Всевышний хочет? –
Ведь вечер был уже – и было утро.
Орфей
Ты прошел сквозь меня, как Орфей сквозь зеркальную гладь,
В преисподню безлюбья, к покойным своим Эвридикам.
Мне осталось осколками скользкий твой путь устилать,
Отражая лишь миф о тебе в искажении диком.
Мне осталась косая от флюса луна в небесах,
Густозвездных пустых небесах мусульманского юга,
И тактильная память о длинных и гладких твоих волосах,
По сосцам у меня проползавших упругой змеюкой.
Мне остался – врачи называют – "летальный исход":
Летним вечером к Лете забвенья претензий немного
Эта Лета на улице Алленби пересекается вброд,
По фекалиям аргусов, лающих под синагогой.
Боль и память умерив, умелым дантистом Харон
Дани ищет в немых гнилозубых провалах.
Я открыта для жизни и смерти с обеих сторон,
Из которых по ломким обломкам себя доставала.
Не достанься Харону! Храни тебя местный Аллах
Под перстом минарета – для дактилей, ямбов, хореев,
Для сквозных силуэтов в изломанных злых зеркалах.
Не твоей ли кровищей расщелины их багровеют?
Реквием
1
Кто выдумал тебя, дурная весть,
Порвавшая струну арфистки-стервы?
Употребляя ржавые консервы,
Мы угрожали дирижера съесть.
Скрипичный ключ скрипел, корежа нервы,
И струнные настроились на месть.
И только ты, вальяжный, как рояль,
Предпочитая на рожон не лезть,
Топтал в сердцах рояльную педаль
И неуемно пил, зачем невесть.
Stakatto опрокидывал стакан,
На время обезвреживая рану,
И нотный стан бежал во вражий стан,
И пальцы беглые взлетали рьяно.
От горьких возлияний затяжных
На нет сходило нежное piano,
И уводили пьяного буяна
Под белы руки двое пристяжных.
2
В гастрольном, безалаберном раю
Шуршали по обоям тараканы.
Ни их, ни нас не приглашали в Канны.
Ты говорил: "Кантату раскрою,
Сошью не фрак, а тройку из пике
Фартовей, чем с помойки налегке".
Но дирижер был в черном сюртуке,
И он махнул на нас из горних сфер,
Своей волшебной палочкой взмахнул,
Чтобы душевной музыки баул
Скатился в скверный маргинальный сквер,
Где ты блевал и задыхался, силясь
Подняться, до скамейки доползти.
А у рояля ноги подкосились –
И сделалось с тобой не по пути.
3
Морозный миг финального аккорда,
Тромбон – небритая с похмелья морда –
Свое лекарство разливал по флягам.
Венки проплыли под пиратским флагом –
Вчерашние концертные цветы,
И наконец, с небес увидел ты,
Что, как невеста белый и нарядный,
Взбежал рояль по клавишам парадной,
Ампирные перила теребя, –
Туда, откуда вынесли тебя…
Мегаполис
1
Мегаполис, продрогший до мозга костей
И промокший до синевы.
Я попала сюда, как в хмельную постель
К чужаку, с которым на "вы".
Мегаполис туннелей и эстакад,
Над Гудзоном дающих крен,
По мостам и трассам сползает в ад
Под воинственный вой сирен.
Мегаполис: Эмпайр попирает твердь,
Припаркованный к облакам,
На Бродвее рекламная круговерть –
Мельтешат мультяшки "дот кам",
Но армады высотных жилых стволов
Неустанно целятся в высь.
Пожирай журнальных акул улов
Да избытком быта давись.
Поздний брак по расчету с тобой – постыл,
Но вопящую душу заклеил скотч,
И на сотни миль твой враждебный тыл…
В мегаполис по-лисьи вползает ночь.
2
город-ад
город-гад
ты настолько богат
что сидишь на игле без ломки
героиновой дури сырой суррогат
да прикольных колес обломки
город рай
самый край
здесь живи-умирай
марафетным жрецам на потребу
шприц-эмпайр обдолбаным шпилем ширяй
варикозные трубы неба
смерти нет
это бред
упразняю запрет
над тобой косяком проплывая
ты пейзаж я портрет
над бродвей лафайет
траектории тает кривая
я обкурен и пьян
и тобой обуян
и бореем твоим обветрен
обнимая кальян
разжимаю капкан
вертикальных твоих геометрий
3
Я вернулась в мой город – до слёз незнакомый,
на хайвэй, под сирены впадающий в кому,
где названия улиц – знакомы со школы,
где ржавеют друзья на игле под приколы,
где на каждом шагу – вавилонские башни
упираются в твердь. Когда рушатся – страшно…
Отцепись от меня, незнакомый прохожий,
на вэст-сайдском наречье своём чернокожем!
4
Это просто Нью-Йорк и ноябрьская стылость,
Это просто полтинник уже "на носу",
И небесная твердь прорвалась, опустилась
На плечо, на котором ребёнка несу.
Он устал и уснул, шебутной почемука,
Я от стужи его прикрываю рукой.
И не крест, но крестец и крестцовая мука,
Мой последний шедевр, невербальный такой.
Что писать? и зачем? После Вертера – ветер,
После Бродского вброд сквозь бурлящий Бродвей.
Озаряется вспышками Верхний Манхэттен,
Подколёсной водой обдаёт до бровей.
Это просто Нью-Йорк, ноября декорации…
Как бы мокрым зонтом от борея отбиться и
На прокрустову лажу второй эмиграции
Положить отсечённые ею амбиции?
* * *
Корявый пень, замшелый, заскорузлый,
И свет давно угаснувшей звезды,
И древней речки высохшее русло,
И допотопных ящеров следы,
Старинный герб на выцветшей купюре,
Лет двести пролежавшей в тайнике, –
И в будущих веках и их культуре –
Поэзия на русском языке.
* * *
Когда любовь, сходящая на нет,
Вас оттесняет до крутой обочины,
Где преют листья рифмы навороченной,
Где одичалый чахнущий сонет
Среди дождливых зябнущих примет
В немых плодах скрывает червоточины
Точеных фраз, когда-то напророченных,
Чтобы созреть через десятки лет –
Притормозите там, где, одинок,
Сонет чернильным соком изнемог,
Бесплатный плод поспел в словесной кроне
У Ваших ног, как брошенный щенок,
Он тоже может получить пинок,
Когда рука листок его уронит.
Об Авторе: Рита Бальмина
По профессии художник-дизайнер. Публиковалась в периодических изданиях и толстенных журналах России, Украины, Европы, США и Израиля, а также в многочисленных альманахах и антологиях. Член Союза писателей Израиля. Член Международного ПЭН-клуба. Лауреат литературной премии имени Д. Кнута за 1995 год. Номинант Бунинской премии за 2007 год. Автор книг: «Закрытие Америки», «Флорентин, или Послесловие к оргазму», «Стань Раком», «Из бранного», «Лишняя жизнь», «Недоуменье жить», «Бал мин». Обитает в Нью-Йорке.
НО ПОРТРЕТЫ МНЕ НРАВЯТСЯ БОЛЬШЕ.
Среди нагромождения метафор бросилось в глаза стандартное “яркость солнца”. И – то: первоначально (по Фрейду ) прочел – “ярость солнца”. Представьте, воля ваша, мне обчиталька (по аналогии с оговоркой) больше понравилась. Прим. и пр.
Владимиру Ривкину: сочувствие и соболезнования , поэзия – предмет еще более сложный, чем портреты …
Владимиру Ривкину: сочувствие и соболезнования , поэзия – предмет еще более сложный, чем портреты …
Рите: Спасибо! Безукоризненно хорошо. Песня Песней эмигрантской лиры. Спасибо