АЛЕКСАНДР МЕЛЬНИК ● «И СЛУШАЕШЬ СВИРЕЛЬ…»
Допит коньяк, дописана строфа.
Сегодня ночь святого Валентина.
Мне в кои веки выпала лафа
добыть кусочек счастья не алтыном.
Закрой глаза и думай ни о чём,
забудь про службу Богу и мамоне,
пока из ночи счастье бьёт ключом
и замирает в сонном угомоне.
* * *
Вольному – воля, степные привычки, гульба.
Щурится хитро звезда в раскалённой пыли.
Мне до неё, вертихвостки, дойти не судьба,
как Моисею – до обетованной земли.
Счастье моё в стороне от холодной звезды.
Вот оно, сонное, тёплым свернулось клубком,
мирно сопит возле острой моей бороды.
Много ли ведают звёзды о счастье таком?
Теплится в памяти стынь покосившихся стен.
Ты – Золотая орда моя, Древняя Русь…
Я из привольных степей заманил тебя в плен
и у колен твоих тихо над волей смеюсь.
БУДНИ
Проснёшься в три и слушаешь свирель,
отчётливо звучащую в подкорке,
пока её не сменит птичья трель.
На миг уснёшь, но день стучит в каморку.
Звенит будильник. Чёрт стоит в углу.
Пора менять прострацию на бденье –
служить добру и подчиняться злу,
не насовсем, конечно – на мгновенье.
Ложь во спасенье – не святая ложь,
её не втиснуть в белые одежды,
и чёрт сегодня тот же, что и прежде,
и грош цена добру, когда ты врёшь…
А впрочем, кто-то ищет этот грош.
* * *
От сонаты вмиг перейти к сонету,
невзначай сорваться с высоких круч.
Повстречав Харона у сонной Леты,
обнажить перо и скрипичный ключ.
По второму кругу летать и падать,
разбиваться насмерть и оживать.
Губы смерти – в чёрной губной помаде,
а глаза – аидова тишь и гладь.
Пусть по-детски Муза сопит в кровати –
чтобы Парка прясть не устала нить,
от сонета вновь перейти к сонате,
умереть от счастья и снова жить…
* * *
Чем дальше в лес, тем больше недотрог…
Который век дожди разводят сырость!
Одна надежда – что воскреснет бог,
Дионис ли, Таммуз или Осирис,
и вдоволь даст забытого тепла,
чтобы природа вновь зазеленела.
Всего-то надо – жить, но то и дело
вдруг возникают срочные дела,
а то зайдёт с бутылкой виски Поль,
залить за галстук, чтоб душа не ныла,
и ты чужую впитываешь боль,
как промокашка – школьные чернила.
Так и живёшь с дождями визави
и ждёшь, когда тебе подбросят боги
тепла, а лучше капельку любви
какой-нибудь соседской недотроги…
ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ
Соседний парк опять постригся наголо,
как призывник в поволжском городке,
где жизнь одной рукой ласкает ангела,
другой – чертёнка треплет по щеке,
где полуправдой мягкой всё укутано,
а глас народа – робкое нытьё,
и всё вокруг настолько перепутано,
что лучше впасть с природой в забытьё.
Исчезли птичий гомон и жужжание
неугомонных пчёл. В моём окне
дожди с картины смыли содержание,
лишь парк остался в мутной желтизне.
Опять октябрь – привычная история…
Ритмичный дождь навеял полусон,
полудремоту – женщину, в которую
я с неких пор отчаянно влюблён.
* * *
Скажешь: «лю…» – порозовеет. За окном – белым бело.
Целовать приятней в шею, чем в оконное стекло.
От рождественских морозов стынет «Опель» в гараже.
К чёрту будничную прозу, нынче Муза – в неглиже.
На моей щеке декором – поцелуйное тавро.
Две упругие рессоры эффективней, чем «Monroe».
Позабыты все маразмы, белый снег и тяжкий труд.
От сарказма до оргазма в быстром темпе – пять минут.
ЛЮБИМАЯ И КОТ
Гроза не пролилась, лишь только напугала…
Напрасно котофей в окно не кажет глаз –
там ветер-озорник давно поднял забрало
и птички на ветвях расселись напоказ.
Выводят все свои коленца без разбора,
внимание стремясь привлечь любой ценой,
а вечер между тем спускается на город
с котомкою-луной за сгорбленной спиной.
Входи, бродяга, в дом, снимай свою котомку.
У нас тут без огня не видно ни рожна.
Вон там с самим собой играет кот в потёмках,
а тут к моим губам приклеилась жена.
Пора зажечь бы свет, да скучно с белой лампой.
Забавнее считать во взглядах огоньки
и наблюдать, как кот кого-то ловит лапой –
похоже, на луну слетелись мотыльки.
Я рай сей отыскал давно на старой карте,
простым карандашом к нему провёл маршрут,
потом к стране спиной стоял на низком старте
и ноги втихаря освобождал от пут.
Остались позади гаранты конституций
и пыль, что испокон веков стоит столбом.
Там новые теперь на древках стяги вьются,
а красный комиссар о стенку бьётся лбом.
Приют мой освещён обычным лунным светом,
в нём дела нет до дел великих и благих.
Любимая и кот мурлыкают дуэтом,
лишь я один не сплю – о них слагаю стих.
ДО ТОЧКИ
Всё то, что я наутро написал
про судорогой сжатые глаза,
про волны, пробежавшие по коже,
всё то, что я привычно подытожил
о половинках, слепленных в одно –
поверхностно, неполно, неумно.
Какие там обыденные строчки,
когда я без неё дошёл до точки?
Об Авторе: Александр Мельник
Родился в 1961 г. в Молдавии. Окончил Московский институт геодезии, аэрофотосъёмки и картографии («морская геодезия»). 18 лет прожил в Забайкалье, в Улан-Удэ (картографирование дна Байкала, геодезические работы, космическая география, бизнес). С 2000 года живёт в Бельгии (в Льеже). Закончил с отличием третий цикл Католического университета Лувэна по специальности «Космические методы исследований и картография». Доктор наук (география). Участник IV международного русско-грузинского поэтического фестиваля «Мир поэзии - мир без войны» (2010 г.). Вошёл в шорт-лист специального приза и диплома «Русской премии – 2014» «За вклад в развитие и сбережение традиций русской культуры за пределами Российской Федерации» (за проект «Эмигрантская лира»). Публиковался в поэтических сборниках и журналах 9 стран. Автор книг стихотворений «Лестница с неба» (2010 г.), «Метаморфоза» (2012 г.) и «Вселенная, живущая во мне» (2014 г.), автобиографической хроники «Зимовье губы Ширильды» (2013 г.), книги прозы «Полтора километра льда» (2014 г.), а также книги «Почему Бог один, а религий много?» (2012 г.). Президент некоммерческой ассоциации «Эмигрантская лира» (Всемирный поэтический фестиваль, международный поэтический интернет-конкурс, выездные поэтические вечера в разных странах, литературно-публицистический журнал).
МНЕ ЗАТРУДНИТЕЛЬНО ЧЕГО-ЛОБО СКАЗАТЬ, Я НЕ БЫЛ ПРИЗНАН НА ЕГО ТУРНИРЕ…