RSS RSS

ИРИНА ЕРМАКОВА ● ЗЁРНА

А лёгкие люди летят и летят
Над нами и строятся как на парад
Смыкается клин продлевается клином
О нить человечья на воздухе длинном
Их лица почти не видны за домами
Летят и свободными машут руками

На тягу земную глядят свысока
И нет им печали и нет потолка
И нету им пола и тела и дела
Остался ли кто на земле опустелой
Им лишь бы достать дотянуть достучаться
К начальнику счастья – к начальнику счастья?

А кто ж его знает какой там приём
Любовь моя мы наконец-то вдвоём
В отчизне любезной и в теле полезном
Под солнцем горячим под небом отверстым
Где красная-красная тянется нить
Как жизни летучее жало как жалость
И чтоб уцелело вернулось осталось
Давай их любить

 

***

…Эрос Танатосу говорит: не ври,
у меня ещё полон колчан, и куда ни кинь –
всякая цель, глянь – светится изнутри,
а Танатос Эросу говорит: отдзынь!

Эрос Танатосу говорит: старик,
я вызываю тебя на честный бой,
это ж будет смертельный номер, прикинь на миг…
А Танатос Эросу говорит: с тобой?
Ты чего, мелкий, снова с утра пьян?
Эрос крылышками бяк-бяк – просто беда.

А у Танатоса снова чёрный гремит карман,
он достает и в трубку рычит: д-да…
и поворачивается к Эросу спиной,
и в его лопатке тут же, нежно-зла,
в левой качаясь лопатке, уже больной,
огнепёрая вспыхивает стрела.

 

КУКУРУЗА

Зёрна,
зёрна,
в каждом растёт звук,
звонко сплющенные, млечно-щербатые, –
кувыркая небо, гривна летит на слух.
Всюду музыка. Всюду её солдаты.

Он бежит за джипом (пять ему или шесть?)
и заводит утро на зубной гармошке початка.
Жёсткий оскал. Ненормативный жест.
Зёрна падко хрупают, капают в гравий сладко.

Грязные локти – скобками, явно ничей
(проигрыш, лязг, мычание, кантри местный),
явно знакомый с непостоянством вещей
(кукурузный дух приплясывает над бездной).

Кнопки зёрен стонут – хит и его предмет,
(южный свет – золотой, зернистый, как смех бомжонка),
он вгрызается в день, вращая свой инструмент
до заката солнц в большак за бензоколонкой.

Оттопырив ухо, всхлипывает во сне.
Спит, накрытый кепкой трофейной, как на войне
трубачи. Как в траве монеты спят. Как спят дети.
Музыка всюду. Особенно в тишине.
Изнутри грохота в придорожном кювете.

 

***

Зарубили липку сломили
скорчевали в прошлом ещё веке
а она всё скрипит или
припевает и фалангой ветки
вязким лыком в стекло стучится
так что дыбится занавеска

Отвяжись – ничего не случится
отлепись – я тебя забыла
душегрейка головорезка
ты ж фантомная липовая сила
голый воздух между словами
от себя до себя пролёт
ты как родины бывшей сила
щедро пущенная в расход

А она пропадёт и длится
шелестит ехидная шутиха
затаится и тихо-тихо
зелеными фыркнет огнями
и покачиваясь глумливо
всхлип-лип-тает
в ночи дождливой

 

ХОР

Напрягись, вспомни – остался пустяк, зазор.
Голова горит – сейчас ты услышишь хор.

Узкий воздух зазорный дрогнул – вот уже,
округляя гул, растущий в ракушках ушей,
дирижёр взлетел на носки, втянул живот,
замахнулся, навис, плеснул руками, вот –
звук ударит в купол, ухнет в прожилки плит:
и-и-раз –    …но хор молчит.

Больно всем. Вспоминай. Каждого! Вспомни их.
Всех живых и мёртвых и прочих – как живых.
И-и-раз – ещё! интонацию! жест! взгляд!
…и опять волна по ушам, и опять – назад.

Хор стоит колонной в затылок, открыв рот,
надрывая связки, слушай! – сейчас, сейчас,
дирижёр взмок, машет, беззвучно орёт,
и волна, крутанув, срезает его на раз,
накрывает зазор, хлещет во весь напор –
вспоминай, пока поднимается новый вал, –

и спокойно имя твоё произносит хор
всех – кто хоть раз в жизни тебя позвал.

 

***

Жизнь не движется
стоит себе в одной точке
переминается с ноги на ногу чешет репу
а кругом господитвояволя птички-листочки
так и чиркают-чирикают по зелёному небу

А она ёжится озирается словно
первый раз на свете живёт и впрямь сробела
как сиделец кровный выпущенный условно
в этот день белый из смерти осточертелой

За спиной вечная вечность и всё что было
впереди вечная вечность и всё что будет
сквозь неё время со временной своей силой
а внутри неё море-море и люди-люди

Люди добрые! добрые люди? переживая
эту жизнь как ужас или привычку к чуду
или как всегда как лучшую здесь минуту
это я в зелёном небе стою живая
и машу – беги!
и я тебя!
не забуду!

 

***
  … кто смежал этой розы завои…
                                                     Фет

погоди уймись обернётся легендой сплетня
покружит окрепнет и обратится в миф:
на веранде открытой миру на вечнолетней
чёрный чай зелено вино белый налив
дождевая плёнка горит покрывая грядку
златоклювая капля в ржавую метит кадку
больно глянуть полдневный бес истоптал сетчатку
у прохожего пугала тысяча солнц в рукаве
от крыльца краснеет кирпичная пыль дорожки
кубометры лени валяются в жирной траве
пролетает ребёнок счастливый как на обложке
и победное радио резонирует в голове
чтобы тёк этот свет свободно сквозь стены в щели
и полоски решёткой строились на полу
и гуляли по потолку как захотели
и вились-велись живые на самом деле
чтоб накалываясь на солнечную иглу
всякий мимоидущий
задравший к затылку брови
обернувшийся
не оторвал бы глаз

Световой завой. 58-й. Подмосковье.
Миф как миф. Прочти его ещё раз.

 

ГЕРМЕТИКА

Это лифт на небо — в мокрые провода.
Есть у нас всякие сердобольные средства:
ржавый левый гвоздь в груди (именины сердца)
и слова, слова, слова, например: никогда.

Вниз летят города, лица, лета, детали,
вспоминай скорей, что там ещё осталось,
есть слова крылатые, например — сандалии.
Есть слова забытые, типа — жалость

зацветает Нил
по жилам плывет жара
и бензин радужный
кольцами
и запястье
жадно тикает
золотой шар и гора
Есть же ещё слова, например — счастье.

Выше, выше, чужая уже голова,
бело-халатный Гермес в госпитальном лифте,
клацнет дверь, и сразу вспомнятся все слова.
Я всегда была счастливее всех в Египте.

 

***

                        Оле Добрицыной

Стрелка солнца обломилась
радугой мгновенной
выгнул жилистую спину
лист обыкновенный
и на нём полузелёном
с жёлтого края
просияла половина
капли золотая
так
что сплавился прозрачно
в половине этой
целый свет и засветились
все детали света
так
что было есть и будет
блик одновременный
в полукапле полуточке
полудрагоценной
так
что все недо-уменья
недо-разуменья
выжег фокус натуральный
моментальный луч
скандальной
ясностью свеченья

Лист прожжённый содрогнётся
и легко от края
оторвётся капля солнца
длинноклювая литая
на лету сверкая

 

***

Лето Господне. Луч на плече. Жара.
(воздух течёт – хоть выжимай платье)
В доме радость – гостья! переполох с утра:
– Знаешь, Маша, ты мне теперь сестра.
– Все мы сёстры!
– Некоторые – братья.

Их тела прозрачны. Тени прошиты светом.
Каждая – носит в себе сына.
– Человек – это глина.
– И дух!
– Дух и глина.
(сыновей убьют – но они не знают об этом)
Они болтают, пьют лимонад, смеются.
(о Утешитель всех сокрушённых сердцем)
Кудри одной морем червонным льются.
Косы другой – крупная соль с перцем.

– Лиза, смотри, какие вчера браслеты
подарил мне Оська – яхонт на изумруде!
(лёгкость моя – летняя лёгкость где ты)
Солнце на крыше, что голова на блюде.
Тень на стене сложилась крестообразно.
На столе лукум, орехи, гроздь винограда
в каплях розовых, луч в разломе граната.
Чудятся дальние громы, а небо ясно.

Первая – девочка. Вторая – почти старуха.
Над головами их по горящей сфере.
– Слушай, Маш, а он… он тебе верит?
Верит Иосиф, что… от Святого Духа?

Что такое две тысячи лет?
Глоток лимонада.
Миндаля ядрышко в сахарной пудре липкой.
Две слепых минуты.
И тёмная ночь над зыбкой
(сумки-шуба-шапки-валенки – из детсада
на руках – ангина – градусник на пределе
человек – дух дух дух – дух и глина
скорая – заблудилась где-то в метели
Боже – не оставляй моего сына).

Усмехнулась Мария. Сияет Елизавета.
Луч сломался. Лица подсвечены снизу.
Тонет солнце за кровлями Назарета.
И родится Свет. Но прежде – Свидетель Света.

Красноглазый голубь разгуливает по карнизу.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Ирина Ермакова

Ирина Александровна Ермакова – поэт, переводчик, лауреат нескольких литературных премий, автор семи книг стихов: «Провинция» (1991), «Виноградник» (1994), «Стеклянный шарик» (1998), «Колыбельная для Одиссея» (2002), «Улей» (2007), «Алой тушью по чёрному шёлку» (2012), «Седьмая» (2014) и двух книг избранных стихотворений: «Ninna-nanna per Odisseo e altre poesie» (в переводе на итальянский, 2008) и «В ожидании праздника» (2009). Стихи переведены на семнадцать языков, публиковались в журналах «Арион», «Вестник Европы», «Девушка с веслом», «Дружба народов», «Интерпоэзия», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Рубеж» и других изданиях.

Оставьте комментарий