Маша РУБИНА. Жизнь и плиты
Вронский
Пригладив чубчик свой пижонский,
Как Бог, в мерцании светил,
В один колхоз приехал Вронский
И всех колхозниц совратил.
Сердца незрелые волнуя,
Он победил их без ружья.
И вот уже на посевную
Спешат рогатые мужья.
Но девам, право, не до смеха.
Они волнуются: На кой?
На кой он в их колхоз приехал,
На кой нарушил их покой?
Они не пашут и не сеют,
Их женский организм ослаб,
Ночами к дому Алексея
Струится очередь из баб.
Они, друг другу строя козни,
Живут так эдак лет шесть-семь.
Но поголовие колхозниц
Не уменьшается совсем.
А Вронский чахнет без лекарства,
Во сне вздыхая: «Вашу ж мать,
Какое жуткое коварство
Полуживого забавлять!».
Куда сбежать, куда бросаться?
В колхозе (это ль не беда?)
Нет железнодорожных станций,
И там не ходят поезда.
Спаси, спаси его, Создатель,
Не покидай его, постой!
Приди, спаси его, писатель
Лев Николаевич Толстой!
Ведь нет предела тем страданьям
Его измученной души,
Приди весенним утром ранним,
Приди и рельсы проложи.
Но Лев сказал, глотая мотрин:
«Спасенья нету от оков –
Такой конец не предусмотрен
Для настоящих мужиков».