Маша РУБИНА. Жизнь и плиты
Вронский
Пригладив чубчик свой пижонский,
Как Бог, в мерцании светил,
В один колхоз приехал Вронский
И всех колхозниц совратил.
Сердца незрелые волнуя,
Он победил их без ружья.
И вот уже на посевную
Спешат рогатые мужья.
Но девам, право, не до смеха.
Они волнуются: На кой?
На кой он в их колхоз приехал,
На кой нарушил их покой?
Они не пашут и не сеют,
Их женский организм ослаб,
Ночами к дому Алексея
Струится очередь из баб.
Они, друг другу строя козни,
Живут так эдак лет шесть-семь.
Но поголовие колхозниц
Не уменьшается совсем.
А Вронский чахнет без лекарства,
Во сне вздыхая: «Вашу ж мать,
Какое жуткое коварство
Полуживого забавлять!».
Куда сбежать, куда бросаться?
В колхозе (это ль не беда?)
Нет железнодорожных станций,
И там не ходят поезда.
Спаси, спаси его, Создатель,
Не покидай его, постой!
Приди, спаси его, писатель
Лев Николаевич Толстой!
Ведь нет предела тем страданьям
Его измученной души,
Приди весенним утром ранним,
Приди и рельсы проложи.
Но Лев сказал, глотая мотрин:
«Спасенья нету от оков –
Такой конец не предусмотрен
Для настоящих мужиков».
Девушка из Нагасаки
Когда бы я в Японии жила,
То я скорей всего была бы гейшей.
Я бы беседы умные вела,
Прикидываясь дамою умнейшей.
Я б ублажала песнями гостей,
И кое-чем ещё бы ублажала.
Перед гостями всяческих мастей,
Я б очень грациозно гарцевала.
Неся подносик в крошечной руке,
И бёдрами застенчиво виляя,
Я б угощала всех гостей сакэ,
Остротами напиток разбавляя.
И пудра бы белела на щеках,
И взгляд мой был бы ласковым и странным…
Так размышляла Гейшина А.К., –
Буфетчица вагона-ресторана.
Воспоминание
Я это помню наизусть:
зелёной лодочки качанье,
из солнца сотканную грусть,
и губ протяжное мычанье.
Как я могу забыть, скажи,
шуршанье лёгких игл сосновых,
а после, под луной, во ржи,
опять мычанье Казановы?
Ты был на реплики не скор,
но я ничуть не приукрашу,
когда скажу, что до сих пор
я помню как ты шепчешь: «Ммммм-мммааааша».
О жизни и плитах
Что ни день-то на кухне сраженье
до икоты, до слёз, хрипоты.
Неужели моё назначенье
в том, чтоб вечно торчать у плиты?
Что ни праздник, то новая пытка,
от которой так горько во рту:
шоколада приносят мне плитку,
а хотелось бы больше – плиту.
Но, однако, жива, не завяла,
и вперёд с оптимизмом гляжу –
У кухонной плиты постояла,
под могильной потом полежу.
Так пройдут мои лучшие годы
средь кухонной возни, суеты.
Нанялась я вам, что ли, уроды,
жизнь прожить от плиты до плиты??
Эмма
«В пустых страданьях нету толка,
Кто зря страдает, тот дурак.
Ведь ты же, Эмма, комсомолка.
Зачем ты слопала мышьяк?
Всё как-то пошло получилось.
Разнообразия ища,
Зачем ты, Эмма не училась,
Как В.И. Ленин завещал?
Ведь ты не голой и не босой
Росла. Травиться-то на кой?
Ходила б, собирала взносы
Своей мозолистой рукой.
И крепли б мощи год от года
Твои. Зачем ты померла?
Зачем же ты с врагом народа
Роман внезапно завела?
Ведь он не наш советский парень,
Он рожей просто гамадрил.
Ну, понимаю бы, Гагарин
Тебя собою охмурил.
Вы не стремились к коммунизму,
И, страстью движимы одной,
Вы предавалась пессимизму
В разгаре летней посевной.
Ты жизнь закончила нелепо.
Ты аморал и вертопрах.
Твои обугленные скрепы
Наводят на прохожих страх.
Теперь лежишь в земле под горкой,
Имея очень бледный вид.
И о тебе Максимыч Горький
Роман уже не сочинит…»
От этой речи – краткой, сжатой,
Всплакнуло пол-СССР,
И вдаль ушёл парторг усатый –
Густав Иванович Флобер.
Об Авторе: Мария Рубина
Мария Рубина. Родилась в Петербурге. С 1990-го года живу в пригороде Бостона, США. Печаталась в изданиях "Чайка", "Секрет", "Нева", "Фонтан".
И В СТЕНГАЗЕТУ БЫЛО Б ОЧЕНЬ!!!
Маша, мне понравились все твои стихи.
Хотелось бы прокомментировать каждый твой стих,
но это не легко.
Ах, Алексей Кириллыч Вронский,
В колхозе, убедишься сам,
Навоз коровий или конский
И бабы – не шаршэ ля фам.
У профессиональной гейши,
Уверен я, забот не меньше.
Её работа не легка.
Уймись, буфетчица А.К.