RSSАлик ТОЛЧИНСКИЙ. Река времени
Comments (2) 
Алик Толчинский
Алик Толчинский — москвич. Сразу после окончания института начал заниматься исследованиями в области химии и физической химии. Доктор наук, профессор. C 2000 живет в США, в одном из пригородов Бостона. Писать начал в середине 70-х годов прошлого века. Среди его книг — роман «Отраженный в зеркалах» (М., Либр, 1998), несколько сборников рассказов и повестей (Бостон, 2004–2009), две книги эссе (Бостон, 2011, 2014).
Алик Толчинский: Публикации в Гостиной
Comments (2) 
Алик ТОЛЧИНСКИЙ ● Маленький рассказ о большой любви ● Рассказ
Сеня Пинскер роста был небольшого. Скрипка сузила и без того неширокие плечи музыканта. Из отличительных черт была у него необыкновенно густая, черная в синеву щетина, которую он брил два раза в день. Нос был некрупный, картошкой, а вот, глаза были яркоголубые. Выпуклые яркоголубые глаза.
Наш Харьков – город довольно большой. Харьковчане не забывают, что был он некогда столицей Украины. Поезд, везущий москвичей из столицы в Сочи, обязательно останавливается в Харькове. Город настолько велик, что в нем есть своя увесистая прослойка интеллигенции. Это те, кто работает в основном головой и любит художественную литературу. Вот, к примеру, мой приятель Яша Гринберг приехал как раз из Харькова поступать в Московскую консерваторию по классу скрипки, но не прошел по конкурсу и потому стал ученым-химиком, доктором наук. Потом он уехал в Иерусалим, где работает по контракту и ждет, когда его выгонят по старости. Тогда он возьмет жену и чемодан тряпок и поедет стариться к сыну в Чикаго. Видите, какие люди выросли в Харькове!
Читать дальше 'Алик ТОЛЧИНСКИЙ ● Маленький рассказ о большой любви ● Рассказ'»
Алик ТОЛЧИНСКИЙ ● Рондо в турецком стиле
Давно люблю музыку Моцарта. С детства. Люблю за легкую дымку грусти. Это как напоминание: «memento mori». Часто по радио исполняют «Турецкий марш». Играют виртуозно, звуки искрятся, сыплются, рассыпаются, игра идет в бешеном темпе. А мне хочется продлить наслаждение, хочется сказать: «Не надо играть так быстро. Сочетание звуков так прекрасно, так изящно. Ну что вам стоит исполнять хоть вдвое медленнее…»
И память при этом возвращает меня в маленькую комнатку на втором этаже, где когда-то жила Натка. Уже и домика того нет. Стоит на его месте серая двенадцатиэтажная дылда-башня с глупыми глазами-окнами. Эх, проскочила, промелькнула наша молодость. Насколько же я старше тебя, Натка? Лет пожалуй, на тридцать. Ты осталась там, в прошедшем. Я сидел на диване напротив пианино, которое занимало добрую четверть вашей комнатки-кельи. Ты разучивала «Турецкий марш». Это была музыка, разъятая на части, на звуки, но она все равно оставалась прекрасной, как остаются прекрасными рука или голова античной статуи, отделенные от туловища силой времени или обстоятельств.
