Алик ТОЛЧИНСКИЙ ● Маленький рассказ о большой любви ● Рассказ
Сеня Пинскер роста был небольшого. Скрипка сузила и без того неширокие плечи музыканта. Из отличительных черт была у него необыкновенно густая, черная в синеву щетина, которую он брил два раза в день. Нос был некрупный, картошкой, а вот, глаза были яркоголубые. Выпуклые яркоголубые глаза.
Наш Харьков – город довольно большой. Харьковчане не забывают, что был он некогда столицей Украины. Поезд, везущий москвичей из столицы в Сочи, обязательно останавливается в Харькове. Город настолько велик, что в нем есть своя увесистая прослойка интеллигенции. Это те, кто работает в основном головой и любит художественную литературу. Вот, к примеру, мой приятель Яша Гринберг приехал как раз из Харькова поступать в Московскую консерваторию по классу скрипки, но не прошел по конкурсу и потому стал ученым-химиком, доктором наук. Потом он уехал в Иерусалим, где работает по контракту и ждет, когда его выгонят по старости. Тогда он возьмет жену и чемодан тряпок и поедет стариться к сыну в Чикаго. Видите, какие люди выросли в Харькове!
В отличие от моего приятеля Сеня Пинскер состоялся, как скрипач, хотя и не поступал в Московскую консерваторию, а окончил Харьковскую и в то время работал в филармоническом оркестре второй скрипкой.
Общество, в котором он появился впервые, состояло из учителей, врачей, вообще людей, любивших читать книжки. Одна из его знакомых была общественным распространителем литературы, и в ее задачу входило всунуть покупателю с дефицитом заодно пачку партийно-воспитательной дури, на что многие шли с охотой, потому что в те времена еще существовала учеба на манер политпросвета и некоторым, особенно партийным, приходилось иногда выступать с докладами.
Однажды появилась в их интеллектуальном собрании девушка Вероника, ну, очень красивая, высокая, под метр семьдесят, волосы золотые, глаза серые с зеленой искрой, талия тонкая, рот большой, с блистающими белыми зубами. Оказалось, что высшего образования у нее нет, а работает она старшим продавцом в одном из крупнейших книжных магазинов после окончания торгового техникума. Естественно, что люди к ней потянулись. Но Сене её книжки были ни к чему. Сене нужна была она сама. Ничего не поделаешь. Любовь с первого взгляда. Шансы у него, прямо скажем, были никакие. Тем более, что в кругу своих подруг она говорила, что евреи ей несимпатичны. Здесь же, на интеллигентных вечерах она предпочитала молчать и сдержанно улыбаться. Она охотилась за баранчиком пожирнее и не торопилась. В ближайшем окружении ей равных не было. Вы спросите – почему? Да потому что к этому времени подоспела эпоха миниюбок. Скрывать Вероникины ноги природа была уже не в состоянии. Сильные, длинные, гладкие, смуглые. Они радовали, озадачивали и звали мужчин. Они печалили смотревших в зеркала женщин и постоянно заставляли сравнивать несравнимое…
Интеллигентная публика была хитра и наблюдательна. Увидев, как бедный Сеня мается (Сеню они знали не первый год), они решили способствовать его счастью и по возможности оставлять их наедине. Так что спустя месяца три Вероника к досаде своей обнаружила, что ходит туда общаться с каким-то еврейским недомерком, который ест её глазами и ухаживает в поте лица.
После умных разговоров и остроумных анекдотов в интеллигентном окружении, после фортепиано или скрипки, или того и другого вместе, общество подружек с громогласными и похабничающими хахалями ей совершенно обрыдло. Однако к мужикам её тянуло, как королевскую аналостанку к помойке, и противиться инстинкту она не могла. Сколько раз она налетала на аборт, не сосчитать, но это было её сугубо личным и тайным, а в глазах влюбленного Сени золотая монета не тускнела, а лишь сияла всё ярче, всё обольстительнее. Как только она входила в гостиную, он без стеснения впивался в неё глазами. И не отводил их, и не отходил до самого конца вечера. Если её приглашали танцевать, он либо отвечал «Не разрешаю» на просьбу «Разрешите?», либо, если её все-таки удавалось увести, подходил к танцующей паре и со словами «Позвольте вас разъединить!» уводил Веронику на место. Однажды вечером он пошел провожать Веронику, и тогда же у них всё и случилось., но не по её желанию, а от её усталости бороться с его домогательствами. Она его гнала от себя, унижала, всячески доказывала, что он ей не нужен, но его желание обладать ею лишило его гордости. Вся его прошлая, настоящая и будущая жизнь, так аккуратно расставленная по полочкам его родителями, вдруг свернулась в крошечный бессмысленный (без Вероники) комочек, в том числе и предстоящие скрипичные концерты. И вот, из-за того, что без этой женщины всё в жизни обесценивалось совершенно, даже сама жизнь, Сеня смог выиграть битву за своё право любить и обладать.
В один из вечеров Вероника принесла гостям восемь томиков Волошина.
– Вы понимаете, мы все здесь свои, и я не могу брать с вас лишнее, но директору магазина деньги сдать надо, не то в другой раз ничего не получим.
Гости одобрительно загудели:
– Какой разговор! Конечно заплатим! Сколько?
– Всего три цены.
– Задаром! Ур-ра нашей богине поэзии!
Кто-то вынесся за букетом цветов. Это был Сеня. Мокрый, запыхавшийся он ворвался в гостиную с букетом пунцовых роз и бросил их Веронике на колени под апплодисменты присутствующих.
Когда толпа рассосалась, Сеня наклонился к Веронике и прошептал:
– Я люблю вас, Ника, и буду любить вечно! Станьте моей женой!
У Вероники в это время раскручивался очередной роман с одним шофером-дальнобойщиком, но она отчетливо понимала, что ни он ей, ни она ему на дальний срок не нужны. Одно дело страсть, а другое – семейная жизнь. Поэтому в ответ на признание Сени она спросила:
– А ты меня с детьми прокормишь?
– И не сомневайся, Никочка! Мы, музыканты, снимать деньгу умеем. Царских хоромов не купить, но на хлеб с маслом и колбаской хватит, а со временем и машину заведем.
Их роман продолжался. Исступленно жаркий и жаждущий с одной стороны, с другой – снисходительно-прохладный. Если бы Сеня даже очень захотел проверить чувства своей возлюбленной, у него ничего бы не вышло. Он даже придумал прозвище «зачарованная царевна». Ему не приходило в голову, что с некоторыми другими она вовсе не холодна, а напротив, подобна жаркой степной кобылице. Каково же было её негодование, когда она от него понесла! То есть по её подсчетам, виновником мог быть только он. Когда она потребовала деньги на аборт, он валялся у нее в ногах и умолял сохранить ребенка, что вначале вызывало у неё глухое раздражение и желание выругать его по всей матерной форме, а потом она смягчилась и ей стало даже лестно, что он так сильно её любит. Он определенно был счастлив. Он не говорил о своей любви к ней, он вообще не говорил об их отношениях. Он говорил только о нём:
– Ты увидишь, ты его полюбишь, потому что он будет замечательный. Это я тебе обещаю…
Веронику это поразило. Ни страха, ни смятения, ни неуютности не было в его глазах. Словно он каждую минуту своей жизни был готов к этому сообщению и не сомневался в наилучшем исходе. Ей казалось, что все оставшиеся восемь месяцев он так и простоит перед ней на коленях.
– Наши так не умеют, – думала она.
Нет. Это была не просто любовь. Это было отточенное тысячелетиями, утонченное почитание женщины, будущей матери, которая понесет и передаст факел наследственности мужчины его сыновьям и дочерям. Когда однажды Сеня прочел ей «Песнь Песней» царя Соломона, прочел прерывающимся от эмоций голосом, она почувствовала – эта древняя песнь о ней. Это она способна одним взглядом сделать мужчину счастливым.
Спустя короткое время она пришла к выводу:
– Если хочешь быть счастливой в супружестве, выходи замуж за любящего тебя еврея. – Не бог весть какая мысль, скорее всего даже банальнейшая банальность, но, увы, всё человеческое счастье держится на банальных истинах.
Свадьбу сыграли в той же дружеской компании. Как выглядит человек, выигравший в лотерею миллион? – Вот так же выглядел жених Сеня. Медовый месяц у него плавно перешел в медовый год. Вероника принесла ему чудесного мальчишку, а еще через год вновь отворились врата, и выпорхнула прелестная девочка.
Мир у Вероники разделился надвое, причем каждая половина была по-своему интересна и не сцеплялась с противоположной. В одной она встречалась с друзьями и коллегами мужа, там велись разговоры о науке и искусстве и редко-редко кто-либо из присутствующих проходил матерком по поводу «свинцовых мерзостей» жизни. Во второй половине она пребывала со своими прежними подругами, которые часто приводили новых приятелей. Они очень интересовались ею и по жадным их вопросам она понимала, что они завидуют её теперешней жизни, ведь её муж не пил и не дрался, занимался воспитанием детей и зарабатывал довольно, чтобы сделать ей к празднику или дню рождения ценный подарок.
Однако в глубине её души тлела жажда дикой и необузданной любви с проклятиями и слезами, с неблагодарным любовником, негодяем и пьяницей ( а может быть, и вором), которого хотелось бы прощать за побои и низости, умирать в его объятиях и снова безрассудно любить.
Кончилось всё тем, что подружки познакомили её с весьма и весьма крупным мужиком по прозвищу «Большой», который гулял в разных компаниях. В его отношениях с бабами он руководствовался двумя максимами, которыми поделился в пивной со своими корешами: «Бабы – это скот» и «У любовника должен быть больше, чем у мужа». Впрочем, парнем он был неглупым. Со своей должностью прораба на строительстве жилого комплекса справлялся и даже, кажется, был коммунистом.
Внешность Вероники, конечно, ему здорово понравилась, равно как и её самоотдача в постели. Она же прилипала к нему всё сильней. Короче – в один погожий день они вдвоем с дружком заявились к ней на квартиру, чтобы решить окончательно вопрос о разводе и новом счастливом браке.
Сеня Пинскер сидел на кровати и пощупывал струну скрипки. В голове была суматоха , а в душе тоска. Он чувствовал, что дело идет к разводу, хотя скандалов и истерик не было. Эта холодная и красивая женщина ухитрилась пройти кусок их совместной жизни, словно его и рядом не было. Уж лучше бы она пила и скандалила.
Когда они вошли в комнату, Сеня всё понял. Он готов был отдать её, если ей при этом будет хорошо, если она действительно этого хочет. Его любовь не позволяла что-либо не разрешать ей, но он должен был убедиться, что всё будет так, как она себе это представляет. Он сходил за детьми и привел их. Глядя в глаза сопернику своими измученными глазами, в которых затаилась тысячелетняя скорбь от нескончаемых мучений и обид, он спросил только:
– Ты женишься на ней?
И столько было в этом вопросе отчаянья и муки, что широкоплечий гигант ответил, может быть, лукавя, кто знает:
– Нет, не женюсь!
Потом соперник ушел, тихо притворив дверь, а Вероника впервые за шесть лет супружеской жизни принялась тихо плакать, прислонившись к дверному косяку.
Говорят, что Сеня Пинскер с семьей уже давно живет в Хайфе. Вероника вполне там освоилась, неплохо знает иврит и работает учетчиком на большом аптечном складе. У них хорошая квартира. Дети растут, заканчивают школу и если не случится несчастий, которыми так богата наша жизнь сегодня, они вырастут хорошими и работящими людьми на радость маме и папе…
Говорят, правда, что имевшая место заключительная сцена выглядела совсем не так. Мужик по прозвищу «Большой» ответил Сене:
– Женюсь!
После чего Сеня как-то боком вышел из комнаты и пошел к приятелю плакать, а Вероника стала в спешке собирать детей и шмотки, на что Будущий муж сказал ей, чтобы она не суетилась, а денька через два он пришлет за ними машину. Семья поселилась у Большого в однокомнатной квартире и сразу после бракоразводных дел он подал заявление на расширение жилплощади. Строителям, как известно, квартиру дают в первую очередь. Потому что поварам – приварок, продавцам – дефицит, доходягам на закрытых предприятиях – казенный спирт. С чем работаем, то и имеем.
Сеня таскался к детям три раза в неделю и даже подменял взрослых, потому что работа у него такая. Вечерняя, как у всех артистов. Большого постная фигура бывшего мужа, разумеется, раздражала, но усыновлять чужой посол он не собирался. Мир в семье сохранялся до первой крупной ссоры. Дети забились в угол и заплакали. Вероника их утешала, а Большой уяснил себе, что в эту семейную историю он влез совершенно понапрасну. Ну, красивая баба, ну, тело ладное. Игры в постели стали привычными, мечты воплотились. Дальше что? Ссоры всё нарастали, особенно по пьяному делу, и через год с небольшим Вероника уже стояла перед дверью своей бывшей квартиры с двумя детьми, четырьмя чемоданами и большим-большим животом. Сеня отворил на звонок и сразу всех обнял. Дети пустились бегать по квартире, вспоминая заветные уголки, а Сеня с Никой сели на диван и всласть поплакали.
Спустя короткое время они уехали в Хайфу, как вы уже слышали раньше от других.
Об Авторе: Алик Толчинский
Алик Толчинский — москвич. Сразу после окончания института начал заниматься исследованиями в области химии и физической химии. Доктор наук, профессор. C 2000 живет в США, в одном из пригородов Бостона. Писать начал в середине 70-х годов прошлого века. Среди его книг — роман «Отраженный в зеркалах» (М., Либр, 1998), несколько сборников рассказов и повестей (Бостон, 2004–2009), две книги эссе (Бостон, 2011, 2014).
Хороший рассказ!