* * *
Как на нечетком фотоснимке
лицо возлюбленной твоей,
с утра пораньше – солнце в дымке,
без видимых полутеней.
Сегодня холодно и влажно.
Замерзла в воздухе вода.
Но солнце светит – это важно.
А то, что дымка – не беда.
Свет преломляется,
сверкают
кристаллы льда в морозной мгле,
манят и взоры привлекают
людей, живущих на земле.
Поскольку люди верить склонны
игре природы,
чудесам
и доверять во всем бездонным,
нерукотворным небесам.
Читать дальше 'Владимир САЛИМОН. Пусть думают, пусть знают'»
Для романтизма можно было пить
и есть, качаясь на волнах канала,
дня на три в кругосветку уходить.
Здоровья было много, денег мало.
Кораблик швартовался у стены
гранитной тяжеленными цепями.
С воды в иллюминаторы видны
пакгаузы и портовые краны –
задворки Стрелки,
места, где тогда
еще призывно пахло шоколадом,
а не гнилой водой из-подо льда,
как пахнет ныне с тем каналом рядом.
Читать дальше 'Владимир САЛИМОН. Поставить запятую'»
«О Бальмонте я услыхал раньше всех…»
Стихи я начал писать лет тринадцати-четырнадцати, услышав от отца и матери о поэтах начала века. О Бальмонте я услыхал раньше всех и страшно заинтересовался им, так как мама сказала, что мой дед был вылитым Константином Дмитриевичем. Деда я никогда не видел, лишь на редких фотографиях, и представить его в образе поэта было лестно. У нас дома, к счастью, имелась весьма обширная библиотека, поэтому вслед за Бальмонтом, что называется, потянулась ниточка.
До того, целыми днями гоняя мяч, я вызывал у отца сожаление, близкое к разочарованию: – Для кого я покупал все эти книги?! – громко восклицал он. Теперь по вечерам он самозабвенно множил на пишущей машинке мои вирши.
Моих родителей давно нет на свете, и это горько и больно.
В те годы я не то чтобы полюбил книгу, скорей понял ей истинную цену. Вероятно поэтому меня нисколько не страшат расхожие ныне рассуждения о конце бумажной литературы. В электронике я разбираюсь слабо, между тем, знаю точно – книга останется неприкосновенна, так как по сути страшно далека от народа, она элитарна в лучшем смысле, тогда как интернет – детище общедоступное, как публичная девка, как квадрат Малевича по сравнению с портретами Рембранта.