«Поэт-подвижник Русского Безрубежья» – не конкурс, не выбор лучшего из достойных, а номинация поэтов, активно участвующих в литературном процессе и помогающих открывать новые имена и поддерживать уже известные. Каждый год список поэтов-подвижников не обновляется, а пополняется новыми именами. Поэтому каждого поэта мы номинируем только один раз.

 

В этом году в список номинантов вошли не только поэты,  стоящие у руля литературного процесса, но также издатели и редакторы журналов и альманахов, организаторы и ведущие литературных мероприятий, президенты литературных организаций. Все они подвижники, многие годы сочетающие участие в литературном процессе с творчеством. Благодаря их стараниям, были услышаны голоса многих достойных авторов.

 

В.З. В этом году мы открываем рубрику «Поэт-подвижник» беседой с поэтом, чьё творчество известно и любимо ценителями большой поэзии, проживающими в различных уголках Русского Безрубежья. Дорогой Даниил, мы рады приветствовать тебя в нашей Гостиной в качестве лауреата в номинации «Поэт-подвижник»! Ты так много делаешь для русской литературы, являясь и заместителем Главного редактора литературно-публицистического журнала «Эмигрантская лира», и ведущим рубрики зарубежной русской поэзии и выпускающим редактором ежегодного альманаха «Под небом единым», и членом  редколлегии журнала «Этажи», и членом жюри нескольких международных фестивалей русской поэзии… Помимо этого ты пишешь предисловия к поэтическим сборникам, рецензии, встречаешься с литераторами и обсуждаешь с ними насущные литературные проблемы. Какая проблема в нашем литературном мире видится тебе сегодня наиболее острой?

 

Д.Ч. Мне трудно представить, что есть какая-то проблема в литературном мире, не являющаяся именно нашей, российской, проблемой. Теряем хорошее, усиливаем несимпатичное. Грызня между, условно называя, «прогрессистами» и «охранителями», мало похожая на собственно литературный спор. Была, не исчезла, усиливается. Грустно! Нет, не единомыслия хотелось бы, а достойного отношения к оппонентам. Увы! Не уверен, что благополучной окажется судьба «толстых» журналов – это наша традиция отражения литературного процесса, терять её негоже. Никакие ссылки на то, что мало где в мире есть что-то подобное, не оправдывают возможную потерю. И, наконец, самое  печальное – потеря читателя поэзии! И опять же – меня не убеждают ссылки на то, что мы приходим к некой всемирной «норме» количества людей, читающих поэзию. Причины разрыва между читателем и поэтом разные. Но главное в том, что потенциальный читатель занялся прагматичными вопросами быта, что свобода прессы в 90-е годы, «избавила» поэзию от весомости её «эзопова языка», при этом поэзия не остановилась, она развивалась, а читатель отстал. Меньше всего хотел бы, чтобы эти мои слова воспринимались, как литераторское высокомерие. Я в данном случае объективен. Я вижу процесс герметизации поэзии, превращения её во внутрицеховое занятие, и это печальный ответ на уход читателя. Но вот парадокс: есть в этой ситуации очень позитивный момент – нынешний, количественно небольшой, читатель поэзии – настоящий! Он нуждается в поэзии, следит за поэтическим процессом, реагирует на него, покупает книги, заглядывает на встречи и вечера! Главный враг поэзии – продавец книги! Не буду оперировать цифрами, но соотношение между отпускной ценой издательства и ценой книги, стоящей на прилавке, порой вопиющее. И стенания продавца – поэзию не покупают! – фарисейство.

 

В.З. Удивительна твоя добронаправленность и чуткость по отношению к авторам, с которыми ты работаешь как редактор, рецензент и критик. Что более всего ты ценишь в поэзии современной и классической и почему?

 

Д.Ч. Мне кажется, что критерии не изменились. Стихи должны зацепить, затронуть душу, вызвать эмоциональный отклик. И для меня не имеет значения, каким способом, приёмом автор этого достиг! Это может быть глубокая мысль, получившая воплощение в яркой образности, метафоричности, это может быть «легкомысленное» изящное стихотворение – не суть важно! Свобода движения поэтической мысли, стихотворного сюжета, непредсказуемое развитие стихотворения, нестандартное видение поэта – по-прежнему представляют главную ценность поэзии. Её способность воздействовать на читателя – эмоционально и интеллектуально. Стихи – настоящие стихи – всё ещё пишутся не умом, а умным сердцем и умным сердцем воспринимаются! И когда я вижу тексты, соответствующие этим критериям, я радуюсь текстам, радуюсь их авторам.

 

В.З. А чего, с твоей точки зрения, не достаёт современной поэзии в сравнении с классической? Есть ли какой-то существенный ракурс, которым современные поэты пренебрегают?

 

Д.Ч. Ответ на этот вопрос, как мне кажется, звучит в ответе на предыдущий вопрос. Во-первых, в моём представлении, настоящая современная поэзия ничем не хуже классической, а произведения определённой части современных поэтов войдут в состав русской поэтической классики. Если говорить о ракурсе, которым некоторые современные сочинители пренебрегают, так это их пренебрежительное отношение к «вдохновению». Технологически современное сочинение стихов оснащено основательно, число людей, умеющих написать грамотные и внешне современные стихи, огромно! Только читать скучно! «Ни божества, ни вдохновенья». Холодным умом писано! Я это называю «стихи умных людей». Никакой иронии! Они, действительно, умные, авторы таких стихов. Но ведь есть стихи, а есть поэзия!

 

В.З. В прежние времена многие поэты, в том числе и поэты известные сегодня, писали в стол. Это время ушло навсегда. Наконец-то поэту представилась возможность быть услышанным. Более того, поэту представилась возможность завоёвывать популярность, столь желанную для многих. Каково твоё отношение к этой ситуации? Были ли позитивные моменты писания «в стол» и если да то, что теряется с их исчезновением?

 

Д.Ч. Ну, думаю, с утверждением, что это время ушло навсегда, торопиться не следует. Никто тут предсказателем выступить не может. В писании в стол ничего хорошего не вижу. Надо было иметь мужество и уверенность в своём призвании, чтобы писать в стол. А популярность завоёвывать в те времена было проще тем, кто не в стол писал и официозом привечаем был. Была же и аудитория! Сегодня популярность поэта – сомнительное понятие. Высокий рейтинг во внутрицеховой иерархии, известность в узком кругу читателей популярностью не назовёшь.

 

В.З. Что привлекает тебя в подвижнической деятельности, которая отнимает время от твоего собственного творчества? Что приносит удовлетворение от работы с другими авторами и их рукописями?

 

Д.Ч. Возможность проявлять своё редакторское видение, возможность открытия нового имени, возможность формировать имидж издания, в той или иной степени воздействовать на процессы, происходящие в литературной жизни!

 

В.З. Твои стихи всегда оставляют во мне щемящее чувство, как при взгляде на что-то целомудренное, от чего отвыкает повидавший виды мир, бравирующий иронией и обороняющийся скепсисом. Признаюсь, я частенько укрываюсь в твоём мире, где можно прикоснуться к живительному роднику образов и вернуть себе поэзию жизни. В этом году вышла твоя новая книга стихов «Стихия и пловец». Что кроется за этим названием?

 

Д.Ч. Спасибо за добрые слова! Но меня они смущают. Что до названия книги «Стихия и пловец», в книге есть подсказывающее стихотворение:

пловец владеет телом/ владеет он водой/ в движенье оголтелом/ не знается с бедой/
вода владеет телом/ усталого пловца/ в движенье оголтелом/ и нет ему конца/
принадлежа друг другу/ стихия и пловец/ всё движутся по кругу/ как завещал творец

 

я понимаю это как вечное сражение, в котором Стихия – слепая сила и мощь – не может одержать верх над творческой силой, но в этой вечной борьбе и связанности их Пловец – творческая сила – одержать победу тоже не может, он обречён на эту борьбу!

В.З. И ещё одно знаменательное событие этого года – твоё семидесятилетие, которое отмечается в феврале. Позволь поздравить тебя с этой замечательной датой и пожелать тебе той же энергии, света и вдохновения, которыми живы и твои стихи, и твои деяния.

 

Д.Ч. Сердечное спасибо! Спасибо за внимание, это так приятно и неожиданно! Мне – 70?! Я никак не могу поверить в эти цифры, они у меня смех вызывают! Всё кажется, что во мне ещё полно молодой дури! Вот тебе экспромт:

 

поскольку брит не видно что седой/ мне 70 а я балда балдой

 

В.З. Прекрасный экспромт! Смеялась до слёз. А что касается возраста, то я давно подозреваю, что нам просто навязывают представление о том, как мы должны выглядеть и как мы должны ощущать себя в том или ином возрасте. Я точно знаю, что у каждого – свой внутренний возраст, с которым он рождён и с которым идёт по жизни. Кстати, сколько там было Моисею, к моменту исхода? Он был старше тебя ровно на десять лет. То есть, Бог посчитал, что 70 – недостаточно зрелый возраст для такого большого дела… Прости, не хотела тебя разочаровывать…

 

К сожалению, наше интервью подошло к концу, а хотелось бы ещё столько обсудить! Оставим это на следующий раз. А теперь – стихи из твоей новой книги.

 

 

Стихи из книги «Стихия и Пловец»

 

         *  *  *

куклы зайчики медведи

или прочие зверьки

эти милые соседи

плюшевые уголки

 

эти белочки свинюшки

и другой набор лесной

эти детские игрушки

под рождественской сосной

 

что за славные подарки

это кто же их принёс

это к вам ли из-под арки

пробирался дед мороз

 

вы нагуливали щёки

в ожидании чудес

находил же старый щёлки

как-то в дом он к вам залез

 

чем гулял мороз морозней

тем желанней благодать

возвратясь с прогулки поздней

торопиться угадать

 

что в кулёчках что в мешочках

ватный снег в сверканье звёзд

верит сын и верит дочка

это дед мороз принёс

 

и покуда мир невечный

этой веры был не лжив

я и сам-то был беспечный

весел молод крепок жив

 

 

 

* * *

по скольку примем крепких грамм на нос, но

при этом меру зная, зная нас, но

об этом рассуждая лишь наносно

и можно согласиться что напрасно

 

мы сколотили быстрое застолье

и очень скоро влезли в злые споры

о том как нам жилось во дни застоя

когда мы не сворачивали горы

 

как всякий пьяный спор наш был бессмыслен

наш гомон шанса не давал раздумью

в конце слова какие-то провисли

как мокрый парус, ветер вроде дунул

 

но не осталось воли для движенья

и глядя на разбросанные брашна

на том столе не сразу пораженье

мы осознали нам не стало страшно

 

гляжу не в телескопы — значит в лупы

приблизившие время прожитое

мы были юны счастливы и глупы

и это всё чем славен час застоя

 

 

* * *

неловок стих и проще в прозе

хотя цветок раскрылся ал

поговорить об этой розе

наркоз катарсис карнавал

 

придёт пора когда припёрло

и время обгорать свечам

и розы тоненькое горло

колышет ветер по ночам

 

так и тебе сгоревшей в страсти

как будто заключённой в клеть

не избежать такой напасти

мучительно и долго тлеть

 

 

* * *

я ж не музыкант а дурачок

ничего про музыку не знаю

главное что струны и смычок

вот уже и музыка сквозная

 

главное притронуться к струне

так чтобы дыхание коснулось

нот и фраз созвучных только мне

чтобы это и в тебе проснулось

 

главное скольжение смычка

чтобы сердце вздрагивало нежно

чтоб уверенной была рука

приникая к сердцу безмятежно

 

листья стелют осени постель

вейся же музыка тихо вейся

я владеть тобой виолончель

научусь ты только мне доверься

 

 

* * *

короткие удары пульса

спор о диагнозе прогнозы

знаток четвёрки ливерпульской

он жить предпочитает в грозы

 

он бос и гол в шестидесятых

он сытый на исходе века

судья другим вполне предвзятый

ещё подобье человека

 

мне грустно видеть что купюры

ему давно и совесть застят

что выпускник престижной юры

он крепь и стан бесстыдной власти

 

что кровь его давно прохладна

что лоб его кровавят розы

что он иссяк иссох и ладно

и не страшны ему морозы

 

* * *

беде не помочь слезами

иди и отыскивай брод свой

во всём виноваты мы сами

кто жизнь превращает в уродство

 

бывало судили-гадали

нельзя ль отступить по-хорошему

но только душа не горда ли

ступив на сухую горошину

 

и вот накопили усталости

похожей на все поражения

уже не пригодны по старости

на отповедь на возраженье

 

не красные мы и не белые

под этим напором Стихии

застыли как обледенелые

а проще сказать — никакие

 

* * *

что-то мент тарахтит по рации
встал уазик на тротуар
дождь прошёл от цветков акации
отлетает весёлый пар

ты конечно меня забыла
школьный двор где скамейки пусты
чтоб там ни было – что-то было
обрывали мы эти цветы

не цветы а цветки жевали
так что двигались желваки
ты припомнишь меня едва ли
разве только приступ тоски

 

* * *

за окном прошли снега

и пришли дожди

говорю я ни фига

лучше подожди

 

сам с собой иду гулять

берег Рейна пуст

теребит речную гладь

ветер-златоуст

 

млечный свет на ней лежит

на речной воде

отражением дрожит

свет звезды звезде

 

и пока ты вдалеке

мной владеет грусть

за звездой на поводке

нехотя плетусь

 

ФРОСЯ

 

а как Фрося жаловалась кресло выцвело и нема чехла

и весь день держалась приблизительно той же тематики

вспоминала отцову жену вместо матери — мачеха

а отец школьный учитель математики

 

и всё детство — школа потом прибегала: двор сад огород

отцу помочь мамке помочь прибрать к лету дом и пристройки

а то ж понаедуть и всё городской народ

а там пересчёт бюджета на человеко-койки

 

и так за годом год пока один

по вечерам не повадился с Фросей гулять на речку

весь из себя такой вальяжный такой господин

а Фросе было неловко отказать человечку

 

и когда она эту Наталку свою родила

то болящие батя с мачехой стали Фросе опорой

и жизнь текла как раньше одни и те же дела

только чаще названивать приходилось «скорой»

 

и в ночь когда торопливо и жадно любила она

заезжего ферта и про жизнь рассказывала ему тож торопливо

обвалилась старой пристройки глухая стена

где жизнь её протекла счастливо-несчастливо

 

с плачем Наталка прибежала к реке

мол дед и бабка кажись и не пострадали

и Фрося рванулась крик зажав в кулаке

а ферт запрыгнул в машину только его и видали

 

так и не привадила баба себе мужика

так и жизнь протекла небылью былью

я слушал её вздыхал смотрел на раздавленного ужика

уже присыпанного придорожной пылью

 

 

* * *

помню она вздымала весёлую чёлку

помню дразнила ныряя в кипучую пену

помню сердился отмахиваясь к чёрту

а сам подкрадывался проскальзывал постепенно

 

разве мы думали о какой-то там смерти

брызжа юностью в набегающую волну

если сможете время с памятью сверьте

объявляя былому завистливую войну

 

мы были гости мы были всего лишь гости

в этой беспечной пляске дождей и гроз

мы были горсти мы были всего лишь горсти

охапка шипов но только без ярких роз

 

когда бы я знал как сильно как смертно рискую

пренебрегая разрывом нежных аорт

я бы не стал идиллию эту морскую

переиначивать глупо обидчив и горд

 

время теснит мою память и медленно бродит

мыслей усталых рассыпанная гурьба

вроде забыто вроде размыто и вроде

это судьба повторяется это судьба

 

я возникаю виденьем в полночной пучине

берег не оберег он не спасает уже

нас не учили беречь и беречься — учили

лёгкой небрежности и наказали уже

 

* * *

 

венецианские мосты

без нас задумчиво пусты

тиха почти чугунна

пуста без нас лагуна

 

и пуст без нас небесный свод

над тихим всплеском тёмных вод

и только тем прельщает

что чудо обещает

 

ах ты надежды милый бес

тебе ли ждать их от небес

да и каких таких чудес

а вот жива трепещет —

и взлёт мелодии в зенит

как будто пенье аонид

как будто голос вещий

 

и значит снова жизнь течёт —

душа трепещет и поёт

распахнута безумна

вдохни и грудь освободи

веди мелодия веди

туда где спит лагуна

 

её разбудим мы с тобой

не посчитаемся судьбой

не зная постоянства

не сдать бы души на убой

солируй медленный гобой

пронизывай пространство

 

* * *

это грустно и непонятно

снова время кричит пестро

и толпятся слова невнятно

как набитый вагон метро

 

лишь одно словцо-неотложка

спит у сердца оно пока

не распахнуто нам окошко

уж ли участь его горька

 

и стеною непреодолимой

подступает тоска к нему

молчаливой печальной длинной

той которую не пойму

 

от которой не жду привета

от которой не жду обид

демон тьмы или ангел света

днём и ночью в трубу трубит

 

One Response to “Даниил ЧКОНИЯ: «Я вижу процесс герметизации поэзии…» ● Интервью ведёт Вера Зубарева”

1. Анатолий Токарев says:

   February 15, 2016 at 3:37 pm

   Замечательное интервью.Замечательный прооникновенный поэт. И как верно сказано:…
   стихи – всё ещё пишутся не умом, а умным сердцем и умным сердцем воспринимаются!”

   Reply