RSSСергей НАДЕЕВ. Преамбула к новой рубрике
Но в стороне всего этого мощного пласта остаётся едва ли не главное из того, что меня всегда интересовало.
Мы знаем, что Блок начал писать стихи в 5 лет, Пастернак – в 19, Мандельштам и Маяковский – в 15, Цветаева и Пушкин – в 6.
Так откуда что берётся? Как пишется первое стихотворение? Почему вдруг обычного ребёнка как подменили? Откуда явилась эта его будущая страсть? С чего вдруг пробуждаются писательские намерения и проявляются способности складывать слова? Ведь был же этому какой-то толчок!
И с точки зрения психологии творчества, и в русле банального обывательского любопытства, очень хочется знать все эти подробности.
Поэтому я завёл себе особую, нет, – особенную папку: «История первого стихотворения», куда собираю свидетельства поэтов о том, как было написано их первое в жизни стихотворение и что явилось ему поводом.
Часть этих откровений будем публиковать в Гостиной, а все они – лягут в основу будущей книги. Милости прошу, присылайте свои воспоминания на заданную тему.
Сергей Надеев
Об Авторе: Сергей Надеев
Поэт, переводчик, издатель, главный редактор журнала «Дружба народов». Родился в 1956 г. в Кировской области, в г. Арбаж. Окончил Политехнический институт в Волгограде. Автор 5 книг стихов и 2 книг прозы. Живет в Москве.
Опубликовано в выпуске: Партитура встреч
Уважаемый Сергей (извините, не знаю Вашего отчества)!
Вы ведёте интересную рубрику. Спасибо.
О своём первом стихотворении я писал на этом же сайте в материале “Странствия души”. Посмотрите, пожалуйста. Может быть это Вам пригодится.
С пожеланием успеха. Ваш Д. И. Гарбар
Спасибо, Давид, обязательно посмотрю.
Сергей, добрый день! Такое удивление – Вы из Арбажа! Дело в том, что моя мама из этого поселка. Она всю жизнь мечтала увидеть свой детский Арбаж, но, к сожалению, не случилось. И вот я, ее дочь, встречаю человека, который может рассказать мне об этом местечке и людях, которые (возможно) могут помнить о моих родственниках.
Буду рада любой информации. Извините, что обращаюсь через журнал.
С уважением,
Ирина Савицкая
Ирина, я был увезён родителями из Арбажа в четырёхлетнем возрасте и больше никогда там не бывал. Увы.
Моё первое стихотворение
В январе у нас выпал обильный снег. Он падал по прямой, грациозно, красиво. Всё стало белым, даже на душе посветлело, словно снежок стёр как в компе все мои печали дня, все грустиночки старого человека.
Я вышел на улицу расчистить подъезд к дому. Закон у нас в Колорадо Спрингсе такой, не расчистишь, упадёт кто нибудь, пострадает, тебя и накажут.
Одев свою «русскую экипировку»: валенки, шапку, куртку, которые привёз мне как-то братишка из России, и которые неизменно вызывают зависть у моих соседей, я стал медленно отгребать пушистенькое чудо с подъезда на сторону, где под снежком приютился мой красавец-газон. Медленно, потому что я на пенсии, и как говорится, «ямщик, не гони лошадей». Вот я и не гоню. – спешить некуда. Да и снежок этот такие воспоминания на душу привнёс, что сразу же захотелось спуститься в подвальчик и «причаститься», или позвонить друзьям в Россию, Казахстан, Германию, Украину… Но одному пить не с руки, а в этих странах уже за полночь, и я, напевая песенку, свою любимую песенку на слова Евтушенко, чищу снежок: «Идут белые снеги, как по нитке скользя… Жить и жить бы на свете, но, наверно, нельзя…»
Господи, какая силища в этих словах! Вроде бы они не витиеватые, простенькие, словно Поэт говорит со мной как со своим другом, а мороз – по коже, да и мелодия* слилась со словами, со смыслом напрочь, что даже и не поймёшь, что было вначале – мелодия или слова!
Эти-то стихи много лет назад и встрепенули моё сердце, не побоюсь сказать, изменили моё мироощущение, всего меня…
Было мне восемнадцать лет, влюблён был по уши в одну чернобровую казачку. Бегал к ней на хуторок, где время словно застыло и где то и дело попадались то гришки мелеховы, то аксиньи, где люди жили в прошлом. И это прошлое меня очаровало. Хуторок был недалеко от нашего рабочего посёлка, который прилепился к городу Уральску. Была поздняя осень, небо свинцевело низко над головой, река была уже скована льдом, а снега всё не было.
Дом моей красавицы стоял на берегу и мы в тот вечер стояли и целовались у калитки, позабыв всё на свете. Домой я летел словно лебедь. Любовь негой обволокла всё моё естество, в душе звучала её мелодия. Лес, совхозный сад, кустарник, растущий по берегу речки, даже хмурое небо источали какое-то неземное очарование; вся природа, весь мир, казалось, уменьшился до размеров этой поляны по которой я шёл, вернее не шёл, а плыл, летел…
Неожиданно я остановился, поражённый новыми чувствами, доселе неизведанными, необъяснимыми, но не отпугивающими, а нежными, как губы любимой, как её поцелуи . И эти чувства плавили мою душу, унося её куда-то в высь, в облачную прелестную серость. Вдруг пошёл снег, он шёл ровненько, действительно «скользя по невиденным нитям», и мне так захотелось жить вечно, дышать этим морозным воздухом, хватать эти крупные снежинки, танцевать и кричать в небо, дарящему мне такое нечаянное счастье! Музыка высокой Поэзии закрутила меня, я упал и, лёжа на прошлогодней траве, смотрел на эти снежинки, которые падали прямо на моё лицо. И тут в голове появились сами собой первые строчки моего стихотворения:
Сыпит снег – ни зги не видно,
Как мука из решета.
Стала белой, белой, белой,
Вся окрестная земля.
Поглядишь, вокруг снежинки –
Въются, падают, летят,
На дороги, на тропинки,
…. Дальше рифма не пошла, и я сфантазировал: … На галдеющих ребят.
Рассмеявшись, я вскочил на ноги и побежал по тропинке легко, повторяя эти наивные строчки, вылившиеся из моей не менее наивной, но чистой души, чистой, как тот первый снег. Они, эти строчки, казались мне безупречными, и по форме, и по содержанию…
Наутро я впомнил их и записал. Но стихотворение было незаконченным, и как я не бился, не смог ничего придумать.
Я вышел на улицу, глаза резало необыкновенной белизной, всё было покрыто снегом. Солнце сверкало в каждой снежинке, ещё более ослепляя меня. И тут музыка евтушенковского стихотворения снова заиграла в моей душе и я, забежав в дом, дописал своё первое в жизни стихотворение:
Снег лежит никем не тронут,
В своей юной красоте,
Чище этих вот кристаллов,
Что найдёшь ты на земле?
Много снегов пролетело с тех юных дней. За плечами богатая жизнь, три изданных книги, много статей в различных газетах и журналах разных стран, но то наивненькое стихотворение мне очень дорого. И каждый раз, когда идёт снег, ровненько, «скользя как по нитке», мне делается хорошо и покойно на душе и я мысленно благодарю бога за то, что посылает Он иногда на землю гениев слова, таких, как Евтушенко.
Идут белые снеги,
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.
Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.
Идут белые снеги…
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
Я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.
И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?
А любил я Россию
всею кровью, хребтом –
ее реки в разливе
и когда подо льдом,
дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.
Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.
И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.
Пусть она позабудет,
про меня без труда,
только пусть она будет,
навсегда, навсегда.
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня,
Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.
Павел Кожевников, Колорадо Спрингс