RSSЛюдмила ШАРГА. Белый шум. Цикл стихотворений
Так приближается
белый шум:
девственно белый лист;
я ещё думаю, что пишу –
он уже снова чист.
Утренний кофе давно остыл,
тает апрельский лёд,
длань подступающей пустоты
больно – наотмашь – бьёт.
Ангел умаялся.
Век со мной хлопотно коротать.
Тихо.
Лишь маятник за стеной
мечется аки тать.
И проступает иная суть –
крыльями, и болит.
Кто пошутил, что небесный суд
вынес земной вердикт,
и отпустил меня без меча
и прошептал: иди,
и на прощанье пообещал
сумерки и дожди,
сада весеннего тихий свет,
яблони под окном…
Господи, ты меня помнишь… нет?
Вспомни.
Давным-давно
ты окунул меня в снегопад,
и не сказал: нельзя.
Может, тропинка в цветущий сад –
и не моя стезя?
Было ли, не было:
первый взлёт,
первый невинный хмель,
первый, обманчиво тонкий лёд,
Радоница… апрель,
гомон в скворечницах.
Всё пишу…
Ангел уснул давно.
Маятник мечется,
белый шум
шепчется за окном,
словно обычный апрельский дождь
смешивает следы.
Просто… на белый шум похож
шум дождевой воды.
* * *
Я знаю: доверять опасно нам
такому раннему теплу,
апрель, неласков, словно пасынок,
дождём струится по стеклу.
Поток холодный и неистовый
пронизывает до кости,
а эта вишня серебристая
опять надумала цвести.
Пока о холоде писала я,
он к ней просился на постой,
окутывая ветви саваном,
иль подвенечною фатой.
Ну как её утешить, дурочку?
Стоит, роняя цвет как снег,
Как будто девочка-снегурочка,
что приходила по весне.
А что потом?
Былины баяли,
что ни следа… а ведь была,
любви ждала, просила, таяла
и лёгким облачком плыла
дорогой горнею да длинною,
чтоб наяву, а не во сне
преодолеть судьбу былинную
и возродиться по весне.
И вновь апрель глядит неласково,
и ночь пасхальная светла,
и наяву, как будто в сказке, в ней
снегурка-вишня расцвела.
Былые беды перемолоты,
шепчу: «Пожалуйста, живи…
Мы погибаем не от холода –
не от жары.
От нелюбви…».
* * *
… далёко, на озере Чад
изысканный бродит жираф…
Николай Гумилёв
Дожди намывают стихи и смывают печали,
и падают в тихую долгую-долгую ночь:
Ни сна – ни рассвета.
Лишь только б они не молчали,
иначе придётся безмолвие в ступе толочь.
Так, ночь превращается в день – ни звонка и ни звука,
но гости – один равнодушней другого – в мой дом
спешат наяву, где бессонница – благо иль мука,
где в зеркале тень одиночества дымным крестом,
что повелевает кромсать по живому и резать:
мол, это не больно – ты только однажды решись,
узри над собой ореол добровольной аскезы,
и переживёшь эту долгую-долгую жизнь.
Молиться о чём и на что уповать. За снегами
нахлынут дожди и до края наполнят тетрадь,
дотянут до осени и обернутся стихами;
я б вспомнила их, если б знала, на что уповать.
Зачем неизбежно тону в океане сансары,
какая иллюзия нынче случится со мной?
В поэтов играет бомонд.
Я же просто писала
и странной слыла, и, наверно, немного смешной.
Спасенья ищу в обращении к первоистокам,
где лица – как лики – иконны, но взгляды молчат.
Там пел конквистадор о жизни,
о том, что далёко
он видел жирафа на призрачном озере Чад,
о том, что сулит возвращение ад круговерти:
попробуй, из равного выбрать, да не ошибись.
И он научил меня быть и не чувствовать смерти,
но как пережить этот дождь,
эту ночь,
эту жизнь.
Вот разве что только стихи…
Пусть окончится крахом
любая иллюзия, заново долго ль начать.
Пройдёт эта ночь, эта жизнь и я стану жирафом,
там дождь уходящий наплакал мне озеро Чад.
МНЕ ВЫПАЛ САД
Я вышла в сад…
Белла Ахмадулина
Гаданье на кофейной гуще
когда-нибудь – да приведёт
не к пресловутым райским кущам,
а в сад.
Весенний старый,
тот,
где полстолетья не ступала
ничья нога, и заросли
тропинки.
Тщетно я пыталась
пройти меж одичавших слив
и диких яблонек-китаек,
что так безудержно цвели,
их цвет – как снег – казалось, таял,
не долетая до земли.
В прозрачных сумерках апреля
терялся яблоневый след,
а сад казался акварелью,
написанной за много лет
до нас.
До моего рожденья.
Но то был август – не апрель.
А здесь вовсю кипит цветенье,
и оживает акварель.
Кричала серая зегзица,
отворожившая своё,
неловкая, смешная птица:
птенцов не нянчит, гнёзд не вьёт.
Кружила надо мной, кружила
и куковала над тропой,
и ворожила, ворожила…
Вели коней на водопой.
Накрапывал весенний дождик,
земля в саду была бела.
И тихо яблоня цвела,
и третью ночь не спал художник.
Так, очарована апрелем,
здесь чья-то жизнь текла и шла.
В весенний сад на акварели
калитка ветхая вела.
Был потайной крючок опущен,
но я, как много лет назад,
гадала на кофейной гуще.
Мне выпал сад.
* * *
Кто вспомнит обо мне?
Вот этот дом…
Забытый в спешке Лермонтова том
из полного собранья сочинений.
Весёлой речки илистое дно,
и на обоях светлое пятно –
былого счастья отсвет – без сомнений.
Кто вспомнит обо мне?
Вот этот сад.
В нём нынче штрифель спел и полосат…
Тогда он слыл таинственным и диким.
В него сбегая, летом и зимой,
я забывала все пути домой,
и змей боялась, словно Эвридика.
Кто вспомнит обо мне…
Вот этот лес.
Сокровищница таинств и чудес,
он был – по сути – рогом Амалтеи.
Под небом таусинным свой ларец
он раскрывал, и в пурпур и в багрец
преоблачались все мои затеи.
Кто вспомнит обо мне?
Вот этот тракт –
дорога обретений и утрат,
где поворот у самой остановки,
где дуют перелётные ветра,
и вишня – голь на выдумку хитра, –
меняет на ветру свои обновки.
То лист,
то цвет,
то завязи щепоть,
то смуглых ягод глянцевая плоть.
За поворотом – дом.
За домом – сад.
Я в том саду, как триста лет назад,
сплю в середине солнечного шара.
Снаружи кони, люди, времена,
я помню лица их и…имена.
Я долго этим воздухом дышала.
Они давным-давно живут вовне,
в воде не тонут,
не горят в огне.
Монетой неразменною меняла
меня снабдил:
всё помнит только тот,
чья кровь по руслу памяти течёт,
о ком и я сегодня вспоминала.
Мой дом, мой сад,
мой сумеречный лес…
Берестяная тайна черт и рез,
уснувших жизней рунное скольженье.
Я плоть от плоти
белоствольных рощ.
Над капищами льёт холодный дождь…
Ужели не вернусь сюда?
Ужели…
* * *
По правилам стихосложенья,
мне надо бы тему избрать,
спокойно – без лишних движений –
открыть черновую тетрадь
и выписать первую строчку,
а следом – возможно, строфу,
прилежно расставить все точки,
сдержав аллегорий тайфун.
Избавиться от тавтологий,
от рифмы глагольной уйти,
морфемы, фонемы и слоги –
всё высчитать и извести
читателя словом заумным.
На что же тогда словари?
А если на улице шумно –
окно поплотней притворить.
Чтоб было пронзительно, чисто,
и в рифму.
Глагольной – ни-ни…
…а где-то – закат золотистый,
над гатью блуждают огни,
сгущаются синие тени,
и клонятся травы в росе,
и яблони в буйном цветенье,
и спящий туман на косе…
А где-то заря-заряница
посеяла дождик грибной,
(несносная птица – зегзица
в стихи увязалась за мной).
И хочется, землю оставив,
на лунные нивы слетать,
вернуться,
без темы и правил
вот эти стихи написать.
О, стихосложенья уроки…
Я просто пишу от руки.
С дождём перемешаны строки
и звуки и черновики.
Всё просто.
…ни хайку – ни хокку…
В трёхстишиях я не сильна.
Милее мне «штилем высоким»
писать, как восходит луна
над вольным бескрайним простором,
что родиной малой зову,
во сне возвращаться к которой,
привычнее, чем наяву.
Лечу за строптивой строкою
в далёкий заброшенный сад,
где звёзды над спящей Окою,
как будто полвека назад,
мерцая в туманной оправе,
глядятся в песчаное дно…
Где нет мелкотемья и правил,
а лишь вдохновенье одно.
Об Авторе: Людмила Шарга
Людмила Шарга (Южнорусский Союз Писателей) Поэт, прозаик, публицист. Родилась в России. Живёт и работает в Одессе. В настоящее время возглавляет отдел поэзии в литературно-художественном журнале «Южное Сияние». Журнал основан в 2011 году и является официальным печатным органом Южнорусского Союза Писателей. Редактор сайта, основатель и ведущая творческой гостиной «Diligans». Публикации: в Одесской антологии поэзии «Кайнозойские Сумерки» (2008), в альманахах «Меценат и Мир. Одесские Страницы» (2008, Москва), «ЛитЭра» (Москва), «Свой вариант» (Луганск), «Провинция» (Запорожье), «ОМК» (Одесса), в журналах «Южное Сияние» (Одесса), «Дон» (Ростов-на-Дону), «Ренессанс» (Киев), «Арт-Шум» (Днепропетровск), «День и Ночь» (Красноярск), в газетах «Литературная газета» (Москва), «Литература и жизнь» (Киев), «Интеллигент», в интернет-журналах «Авророполис», «Гостиная», «45-я параллель», «Ликбез» и др. Автор сборников прозы и поэзии «Адамово Ребро» (2006), «На проталинах памяти» (2008), «Билет в осенний день» (2010), «Рукой подать...» (2011), «Повесть о падающих яблоках» (2013), «Яблоневые сны» (2014), «Ночной сюжет новостей» (2015), «Невыдуманные рассказы о настоящем» (2017).
Опубликовано в выпуске: Карусель господня
Замечательный стихи! Тонкие, музыкальные и гармоничные… Без острых углов, без желания поразить неожиданной метафорой или броской рифмой, хотя в то же время в них так много чисто литературных открытий и находок. С точки зрения мастерства, мне очень понравилось, как Вы играете дактилическими рифмами во втором стихотворении. Отдельная благодарность за Гумилева и озеро Чад 🙂 Спасибо за глубину и за нежное отношению к поэтической традиции! Спасибо, что позволили окунуться в вишнево-яблоневые “узорные сады” Вашей тонкой души!
Замечательные…. Простите за опечатку. Спешила отозваться, пока впечатление свежо 🙂
Дорогая Ольга, спасибо Вам за такой тёплый и вдумчивый отзыв. Гумилёва люблю давно, с первого слова, с первого же стихотворения, которым и было оно – “Жираф”. И за то, что увидели нежелание поражать и удивлять читателя :)С уважением и благодарностью, Людмила.
Дорогая Людмила!
Спасибо за потрясающие стихи. Не буду подбирать другие эпитеты
или что-то анализировать. Просто читаю и перечитываю. И не могу оторваться…
Саша, спасибо!
Дорогая Людмила, спасибо. Присоединяюсь к Ольге и к Александру: чудесные глубокие печальные строки. О технической стороне такой музыки не хочется думать, но и эта сторона медали замечательна. Поздравления!
Борис Абрамович, благодарю Вас…Рада, что понравился цикл.