RSS RSS

Елена ЛИТИНСКАЯ. Опыты с дрожжами и не только

Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому ещё ты нужен…
Иосиф Бродский

 

Стоял май 1999 года. Весна готовилась резко перейти в лето. Россия медленно приходила в себя после дефолта 1998 года. Ирине, можно сказать, повезло. Она потеряла банковские вклады, но сохранила работу в лаборатории одного из московских НИИ. И учёную степень кандидата биологических наук пока ещё никто не отменял. Правда, зарплату не платили и даже отключили газ. Свет ещё горел, но вполнакала. Сотрудники по привычке продолжали приходить в лабораторию с надеждой: а вдруг что-то изменится к лучшему? Но к лучшему ничего не менялось. Некоторые мрачно шутили, что скоро будут брать с работников НИИ плату просто за вход в институт.

Продовольственные магазины вновь зияли пустотой полок. Семья Ирины не голодала благодаря приусадебному участку, на котором отец с матерью (пенсионеры) развели настоящее натуральное хозяйство: сад, огород и даже кур с петухом, который неукоснительно оглашал приближающийся рассвет. (Как же без петуха? Без него цыплят не разведёшь.) Сад и огород давали плоды, куры несли яйца, простые, не золотые, но всё же домашние, без антибиотиков и прочей химии. Правда, кур, чтобы они не болели и не передохли, надо было кормить золотистым пшеном. Отец Ирины, используя старые связи, пока с этой проблемой справлялся. А о том, что случится завтра, родители отказывались думать. Надо было как-то справиться с днём сегодняшним.

Ирина была биолог, но отнюдь не с фермерским уклоном. Садоводство и животноводство её не привлекали. Она привыкла копаться в науке, а не в земле и уж точно не в навозе. Подвешенное безденежное состояние ей порядком надоело. Натуру тридцатишестилетней женщины определяли смелость и деловитость… с примесью некого авантюризма, если копнуть глубже. Надо было предпринимать какие-то решительные действия, ведущие к кардинальным, жизненно важным переменам. Например, попытаться уехать на заработки за границу. Многие так и поступали. Уезжали за кордон по различным визам и приглашениям. Оставались там легально или нелегально, это уж как у кого получалось… У Ирины получилось легально. На доске объявлений в институте она заметила небольшое сообщение о том, что в США, в городе Нью-Йорке, в известном университете NYU требуется научный сотрудник на хорошую должность.

Ирина летела в самолёте компанией «Аэрофлот» из Москвы в Нью-Йорк. Везла с собой лишь дорожную сумку и небольшой чемодан с самыми необходимыми вещами, так как надеялась, что сразу начнёт прилично зарабатывать и полностью обновит свой более чем скромный гардероб. В кошельке было восемьсот долларов наличными. (Ирина еле наскребла эту сумму перед отъездом, частично одолжив у родителей и родственников.) Целых восемьсот долларов! Сумма для среднего россиянина немалая, а для американца – так, ерунда, месячная рента маленькой квартирки в дешёвом районе. Даже на депозит не хватит. Но Ирина тогда всех этих нюансов про размеры нью-йоркской ренты, дешёвые или дорогие (опасные или спокойные) районы и необходимые депозиты не знала. Она чувствовала себя если не богачкой, то во всяком случае – женщиной состоятельной.

Кроме наличных, в сумочке Ирины лежали новенький российский загранпаспорт и договор на работу в лаборатории Нью-йоркского университета (NYU) – аж на целых четыре года в должности postdoctoral researcher (нечто вроде младшего научного сотрудника), или, как эту работу сокращённо называли в профессионально научных кругах, postdoc. (Оказывается, американцы страсть как любят сокращать названия и вообще слова.) Должность невысокая, но и не какая-нибудь там лаборантка на подхвате. Чтобы получить аккредитацию на американского постдока, одной только степени кандидата наук было недостаточно. Нужно было иметь некоторый опыт научной работы (непременно с позитивными результатами), а также выдержать весьма серьёзный отборочный конкурс, ибо желающих называться этим самым заветным американским постдоком среди молодых (и не очень) российских научных работников было немало.

Ирина успешно прошла все препоны, конкурсы и собеседования и, довольная и, скажем прямо, гордая собой, отправилась за океан, оставив в Москве, скрепя сердце и вздыхая, пожилых родителей, двенадцатилетнюю дочь, бывшего мужа и последнего бойфренда. За бывшего мужа у неё душа не болела, ибо он провёл в Ирининой личной жизни десятилетний отрезок времени (в постоянных запоях и последовательных просыханиях) и, выброшенный с семейного корабля на волю волн, мог теперь тонуть или плыть, уцепившись за случайное спасительное бревно, куда дул ветер. Ирина знала, что будет скучать по дочери и родителям, но по контракту ей полагался ежегодный двухнедельный отпуск, который она, само собой, планировала провести в Москве в кругу своей семьи. А время летит быстро, особенно когда ты уже не самой первой молодости и тебе за тридцать пять…

Ещё только за тридцать пять или уже за тридцать пять. В зависимости от настроения Ирина применяла к своему возрасту то одно, то другое определяющее наречие. Будучи оптимисткой, она чаще выбирала наречие ещё, которое не замыкало её в тупиковом, ограниченном возрастном пространстве и сулило расширенные горизонты и приятные сюрпризы-приключения.

История отношений с последним бойфрендом Алексеем носила сложный характер и имела прямо-таки негуманный конец. Они встречались уже два года: с надеждами на будущее, сопряжёнными со сценами признания в любви, а заодно и приступами беспричинной ревности с Алёшиной стороны, и защитной реакцией – со стороны Ирины. Предложения руки и сердца Алексей Ирине не делал. Да и какое он мог ей сделать предложение, когда они оба перебивались, как говорится, с хлеба на квас. Алексей, инженер по образованию, трудился на грошовых сезонных подработках: то садовником, то дворником, то истопником. Отсутствовала материальная база, а без неё – какая семейная жизнь! (Они часто ссорились, потом мирились, – словом, безжалостно трепали друг другу нервы.) Наперекор пословице: «С милым рай в шалаше», суровая реальность показывала, что в шалаше не может быть рая! В крайнем случае, надолго затянутое чистилище.

Другого бойфренда для Ирины на горизонте в то время не виделось и не предвиделось. Ирин любовный настрой менялся чуть ли не с частотой перемены погоды и фазами Луны. То ей казалось, что она любит Алёшку и у них полная гармония чувств. То она говорила себе, что он не приспособлен для перестроечного периода дикого внедрения в капитализм и она, Ирина, достойна лучшего избранника. Старалась уверить себя, что Алексей, такой неумёха, тютя и ревнивец в придачу, ей не очень-то и нужен, да выбросить жалко. И вот, после очередной ссоры и затянувшегося упрямства с обеих сторон (кто первым, проглотив гордость, пойдёт на попятную, простит и позвонит), представился случай выбросить. На кону стояли две важные составляющие жизни образованной женщины-научного работника: бедность и любовь с препятствиями в Москве или карьера и устойчивый заработок (а впоследствии, может, и ПМЖ) в Америке. (И даже новая американская любовь! Почему бы и нет? Ведь она, Ирина, хороша собой и по современным возрастным критериям – ещё молода. Бальзаковский возраст отодвинулся лет на двадцать.) Америка – страна реализации человеческих способностей и возможностей – победила. Ирина собирала документы и готовилась к отъезду втайне от Алексея и так и упорхнула в Нью-Йорк, без лишних объяснений и «слезоточивых» прощаний. Сидя в самолёте и копаясь в прошлом, она упрекала себя в неправильном решении, бессердечии и даже в непорядочности.

Зачем я с ним так? Ведь он мне ничего плохого не сделал. Да, ревновал, да, не давал продыху. Да, собственник! Вот такое проявление любви. Но я же не виновата, что не смогла его полюбить с той же силой чувств, что мне нужен более активный, деловой партнёр. И он не виноват, что натура у него такая. Никто не виноват! И всё же нельзя так резко, бесчеловечно обрывать отношения. Надо было как-то серьёзно поговорить с ним перед отлётом, объясниться… Да, но тогда он, возможно, поставил бы вопрос ребром: почему я, уезжая на целых четыре года, бросаю его, вместо того чтобы выйти за него замуж, и тогда, может быть, ему впоследствии была бы тоже открыта дорога в Америку. Пришлось бы признаться, что любовь и замужество для меня отошли на задний план. И Алёша был бы вправе упрекнуть меня в том, что я его социально и сексуально использовала, что он служил для меня лишь временным заменителем, суррогатным бойфрендом. Но ведь это не так! Как всё сложно и неоднозначно! Скверно! Чувствую себя предательницей. Непременно позвоню ему из Нью-Йорка, всё как-то улажу, пошлю подарочек, чтобы я, чтобы он… В общем, чтобы он не поминал меня лихом.

На мысли о том, что она непременно позвонит Алёше, как только ситуация позволит, Ирина в конце концов успокоила свою бунтующую совесть, прикрыла глаза чёрной маской и попыталась уснуть. Но сон бродил где-то рядом и упрямо не шёл к ней. Возбуждение пересиливало усталость. (Используя авторские возможности предвидения, украдкой заглянем на несколько месяцев вперёд и отметим, отнюдь не в упрёк нашей героине, а просто как констатацию факта, что она так и не позвонила Алексею, хотя ситуация позволяла сделать это нужное и благородное дело, и не раз. Просто вихрь нью-йоркской жизни подхватил и так сильно закружил Ирину, что она об Алёше не то чтобы забыла, но, скажем, недостаточно много думала, чтобы позвонить. И всё откладывала этот звонок до более подходящего случая. Не будем осуждать Ирину. Автору этой повести трудно разобраться в тонкостях душевных переживаний главной героини, и он предоставляет сию возможность тебе, вдумчивый и уважаемый читатель.)

В аэропорту «JFK» Ирину никто не встречал. В общем, она и не рассчитывала на эту роскошь, хотя подспудно всё же надеялась… Подошла к телефону-автомату (в то не такое уж и далёкое, но технологически не столь продвинутое время мобильные телефоны были не то чтобы редкостью, но водились не у всякого американца, а уж тем более не у российской гражданки, научного работника без постоянной зарплаты, да ещё после дефолта) и позвонила дочери своей московской подруги. Эта самая дочь, Маша, студентка Колумбийского университета, волею счастливых обстоятельств проживала в собственной трёхкомнатной кооперативной манхэттенской квартире. (Получила по наследству от одинокой двоюродной бабушки, которая уехала из России в 1922 году. Бывает же такое везение!) Ирина сообщила Маше о своём прибытии, и та затарахтела:

– Тётя Ира, я вас встретить не смогла. Извините! У меня завтра очень важная презентация, и я готовлюсь, волнуюсь. Ни минуты свободного времени! Берите такси и приезжайте ко мне. Адрес у вас есть. Это не так далеко и совсем недорого. Всего-то долларов пятьдесят плюс tip, не больше. Я вам обещаю оплатить половину. Честное слово!

– Да-да! Конечно, совсем недорого. А что такое tip?

– Ну, чаевые. Полагается же дать водителю на чай, хотя бы десять процентов.

– Да, конечно, обязательно! Я понимаю, – выдохнула Ирина, которая сразу в уме перевела доллары на рубли по тогдашнему курсу один к тридцати и ужаснулась полученной цифре в тысячу пятьсот рублей плюс чаевые.

Мáшина квартира находилась в районе Челси, известном колоритным скоплением разнообразных кафе, забегаловок, ресторанов, магазинов, лавочек и картинных галерей. Ирине выделили небольшую, скромно обставленную спальню с окном, выходящим во двор-колодец.

Какой мрак! Депрессивно! Интересно, заглядывает ли сюда когда-нибудь солнце? Ой, что это я привередничаю! Скажи спасибо, что приютили, и радуйся жизни, дура!

– Располагайтесь, тётя Ира. Ваши ванная и туалет рядом (у нас две ванных комнаты и два туалета), кухня – прямо по коридору и направо. В гостиной – телевизор. Пожалуйста, включайте, смотрите. Если что надо, спрашивайте, не стесняйтесь. Скоро придёт Баб. Будем ужинать. Готовить не было времени. Я заказала Chinese. Вы любите китайскую еду? – спросила Маша, критически осматривая круглыми голубыми глазами из-под такого же цвета чёлки уставшую от перелёта, бледную, помятую Ирину.

– Спасибо, Машуня! Я люблю всё, кроме варёной курицы с лапшой. А кто такой Баб?

– Баб – это мой бойфренд. Мы вместе учимся в Columbia University и… вместе живём уже целый год. А разве мама вам о нём не говорила? Странно!

– Говорила, говорила про Боба. Я просто не поняла, что Баб – это Боб. И… пожалуйста, не называй меня тётей. Просто Ира. Разве я такая старая? – Ирина попыталась игриво улыбнуться, но улыбка вышла натянутой, жалким подобием игривости.

Маша ещё раз пристально, с ног до головы, оглядела Ирину и снисходительно, с категоричной юношеской прямотой двадцатилетней девицы, изрекла:

– ОК! Нет, ещё не очень старая. Ну, я пошла. Отдыхай-те, Ира.

Ирина открыла чемодан, нашла в нём лёгкий ситцевый халатик и тапочки, переоделась и бухнулась на кровать. Разбирать вещи не было сил.

Занятная девочка. С голубыми глазами, голубыми волосами и серьгой в носу. Испортила такой хорошенький, аккуратный носик. Наверное, и в пупке серёжка, и татуировка в каком-нибудь укромном месте. Какой смешной у неё акцент! Всего-то пару лет в Америке, а уже по-русски говорит с акцентом. Как быстро русские дети превращаются в американцев! Ну вот я и в Манхэттене. Даже не верится. Девять часов в облаках – и по другую сторону океана. Сегодня суббота. Один день на отдых и приведение в порядок тела и мыслей. А в понедельник надо явиться на место работы в NYU. Наведу марафет и…

Ирина закрыла глаза и только хотела обдумать детали предстоящего важного разговора по-английски с будущей начальницей, как сон моментально сморил её. Она так и уснула, в халатике, прямо на покрывале, не расстелив постель. Пришла Маша и безрезультатно пыталась разбудить гостью к ужину, но разумно оставила это дело, поняв, что для измотанной полётом Ирины сон был важнее еды, хоть китайской, хоть какой… Маша накрыла гостью пледом, сочувственно покачала голубой головой и пошла ужинать.

***

Ирина проспала двенадцать часов подряд крепким, беспробудным сном, как спят только в детстве или в юности после бессонной ночи подготовки к экзамену и удачной его сдачи. Она проснулась в пять утра с первыми лучами солнца, отдохнувшая, полная энергии, планов и надежд на новую жизнь без дефолтов и с постоянной зарплатой. Молодая женщина ещё часок понежилась в постели, затем встала, сменила старенький халатик на совсем новое шелковистое кимоно, купленное на барахолке в Измайлове, и пошла принимать душ. Благоухающая шампунем и гелем для мытья, она направилась на кухню, где столкнулась нос к носу с Бобом, которого надо было называть Баб. Он нарезал в миску со взбитыми яйцами помидоры и разные другие овощи, видимо, намереваясь приготовить мощный омлет with everything (со всем). Боб был в наушниках, слушал музыку, идущую из портативного плеера, и слегка пританцовывал, передвигая длинными, худыми, неспортивными ногами. Увидев Иру, он отодвинул один наушник и представился:

Привет, Айрин! Я Баб, Машин бойфренд.

Боб посмотрел на Ирину сверху вниз, ничуть не смущаясь перед заморской гостьей за свой полуголый вид. (На нём были лишь коротенькие шорты. Гладкую, редковолосую грудь пересекала татуировка с призывом Leave me alone! (Оставьте меня в покое!) Этот ёмкий, но выразительный лозунг чётко и всеобъемлюще отражал отношение юноши к окружающему миру.

Как там в Москве с погодой? Перестройка и гласность закончились? Снег уже растаял? Вы любите омлет with everything? – молодой человек задал все эти вопросы монотонно, поспешно, без выражения любознательности, просто как дань знакомству.

Привет, Баб! В Москве – весна, почти лето. Перестройка и гласность закончились, в стране экономический кризис. Снег давно растаял. Я бы съела омлет, но у меня аллергия на яичный белок, кратко и исчерпывающе, в тон Бобу, ответила Ира.

Жаль! Омлет будет потрясающе вкусный. Тогда вам придётся есть овсяные хлопья с молоком. Это скучная Машина диета, но другого ничего нет. Маша уехала в университет, просила вас покормить. У неё сегодня какая-то важная презентация.

– Да-да, я знаю. Спасибо! Овсяные хлопья – то, что надо. Ещё бы чашечку крепкого кофе, если можно, пожалуйста!

ОК! Сделаю, – изрёк Боб, снова прикрыл ухо наушником и жестом пригласил Ирину к столу.

Знакомство состоялось. Боб уже сказал всё, что полагалось из вежливости, и благополучно умолк, оказавшись, мягко говоря, немногословным. Он уплетал омлет, не снимая наушников, не проявляя в дальнейшем ни малейшего интереса к заморской гостье. Не обращал на неё никакого внимания, как будто она была неодушевлённым предметом. Погружённый в поедание пищи и слушание музыки, он в такт нервно подрыгивал ногой и изредка улыбался своим мыслям.

Ну что же… Так оно даже лучше, меньше слов – меньше ошибок в английском. Мой английский ещё не созрел для более глубокой беседы. Кроме того, видимо, придётся переучиваться на американский манер произношения: там, где краткий звук О, они произносят краткое А. Типа: pat (pot), Scatt (Scott), dat (dot) и т.д. А то, чего доброго, меня аборигены не поймут, – решила Ирина.

Завтрак прошёл в обоюдном молчании. Боб так и не снял наушники и, почавкивая от двойного наслаждения и насыщения музыкой и пищей, уминал многоэтажный омлет, который изначально был щедро рассчитан на двоих. Ирина скромно сыпанула себе в тарелку горсть овсяных хлопьев, залила их холодным молоком пониженной жирности (видно, Маша, в отличие от Боба, действительно сидела на диете, так как в холодильнике другого молока не было) и, быстро поглотив этот традиционный американский завтрак, запила его растворимым кофе с молоком без сахара, так как настоящий крепкий кофе Боб всё же не приготовил. Потом она честно вымыла посуду (свою и Боба), помахала ему рукой и показала на пальцах, что собирается уходить. Он понял, оценил её “sign language” (язык знаков) и тоже помахал ей в ответ – «пока-пока».

Ну и бойфренда Машка себе нашла! Она – яркая девочка с голубыми волосами, современная Мальвина, а он – ни то ни сё. Ни Пьеро, ни Буратино. Совсем не герой из сказки. Нелепый какой-то паренёк, и никакой культуры поведения за столом! Даже футболку не надел к завтраку. Нью-йоркский дикарь! Не понимаю, как она могла в него влюбиться! Я бы точно не влюбилась! А может, они здесь все такие, с вывертом, «псевдокультурные» студенты Колумбийского университета? Впрочем, это меня не касается. Я – отнюдь не почётный гость, скорее, тип бедной родственницы, и своё место знаю. Не возникай и молчи в тряпочку. Скажи «спасибо», что не берут денег за постой.

Ирина надела свои лучшие джинсы, купленные на той же самой толкучке в Измайлове, и ветровку. Достала путеводитель по Манхэттену и двинулась для начала обозревать окрестности района Челси. Вышла на Шестую авеню, и у неё аж дух перехватило от обилия людей, магазинов, выставочных залов, ресторанов, кафе, забегаловок и прочих элементов, составляющих бурный поток, бегущий по одной из артерий живого существа, именуемого Манхэттен.

Что делать? С чего начать свой первый день в Нью-Йорке? Жадно хотелось всего и сразу. Глаза разбегались. Сердце колотилось. Мысли путались. Просто идти по улице и, подгоняемой людским течением, останавливаться поглазеть на витрины? Может, заскочить в какой-нибудь магазин одежды, например, вот этот – Burlington Factory – и присмотреть себе новый недорогой прикид, в котором не стыдно будет в понедельник явиться на работу? Встречают ведь по одёжке. Или ну их, магазины! Ещё успеется. У меня ведь есть польский брючный костюмчик, вполне приличный.. В нём и поеду завтра в NYU. Не лучше ли устроить себе культурно-развлекательную программу: нырнуть в подземку, доехать до остановки Columbus Circle, заскочить в Central Park, погулять там немного по аллеям, потом подняться наверх до музея Metropolitan и прислониться к искусству? Да-да! Успею ещё по магазинам. Тем более они тут рядом с домом и в таком большом количестве, аж глаза разбегаются.

Ирина достала карту метрополитена Манхэттена и попыталась понять, в какую сторону идти, чтобы попасть в сабвей. Сабвей оказался рядом. Она спустилась вниз по лестнице сомнительной чистоты, купила metrocard и стала ждать электрички. На узкой платформе с грязными, уродливыми стенами, от которых отколупывалась штукатурка, было тесно и страшно душно. Ирина, конечно же, вспомнила московское метро с его мраморными стенами, мозаикой, барельефами и скульптурами. Как она любила родное метро за радующий глаз антураж и чистоту, за чёткость почти поминутно прибывающих поездов и одновременно ненавидела за толпы бесцеремонных москвичей и иногородних, отпихивающих друг друга в часы пик, продирающихся сквозь людскую живую стену, словно сквозь джунгли, работая ногами и локтями, как мачете, лишь бы поскорей добраться до вагона и, если повезёт, плюхнуться на свободное сиденье. А потом нарочно прикрыть глаза, чтобы не увидеть старушку, старичка или беременную женщину, которым надо бы уступить место.

Здесь, в Нью-Йорке, все спокойно, терпеливо ожидали поезда. А любоваться было прямо-таки нечем. Мозаики и барельефов – ноль. К тому же в жарко-липком воздухе стоял отвратительный запах мочи, пота, человеческих и животных выделений. Абсолютно никакой вентиляции. Чтобы как-то перефокусировать ощущения и мысли и убить время, Ирина принялась разглядывать пассажиров нью-йоркской подземки.

Какое разнообразие рас, этнических групп, религий и социальных слоёв! Кого тут только нет! Настоящий человеческий винегрет! Чернокожие, белые, латинос, азиаты, мусульмане, религиозные евреи в кипах, аккуратные стройные молодые люди в костюмах, супермодные двухметровые девицы на каблуках с невообразимыми причёсками (некоторые бритые наголо с огромными серьгами в ушах), неряшливые безобразно толстые мужчины и женщины в шортах, дети в колясках и на руках у мамаш… Куда я приехала? Это и есть настоящая Америка или передо мной пока только разноцветный мультикультурный Нью-Йорк как преддверие страны?

Наконец-то подъехала электричка. И снова Ирину приятно поразило, что никто никого не отпихивал и, если случайно задевал, говорил sorry! В ответ слышалось: It’s OK!

– ОК! Sorry! OK! Sorry! – как музыкальное сопровождение.

Одни пассажиры спокойно вышли из вагона, другие так же спокойно вошли в вагон. В поезде было прохладно, даже холодновато: кондиционер работал на полную мощность. Ирина поёжилась, застегнула куртку на молнию и, на всякий случай, снова развернула перед собой карту сабвея, чтобы не пропустить нужную остановку.

Не по сезону жаркий день – не лучшее время для прогулки по Центральному парку, который находится в низине. Но Ирина была настолько очарована аллеями, причудливыми мостами, арками, идеально выстриженными лужайками, прудами и даже коваными скамейками, разбросанными вдоль дорожек и уютно притулившимися в укромных уголках огромной территории парка, что абсолютно забыла о погоде, магазинах, покупках, сабвее, мрачной спальне, выходящей окном во двор-колодец, девочке с голубыми глазами и волосами, завтраке с нелепым юнцом по имени Баб, предстоящей встрече с начальницей лаборатории… и о многом другом, что теперь заполняло её новую жизнь. Молодая женщина гуляла по парку, вдыхала запахи густой листвы и распустившихся тюльпанов, присаживалась на скамейку и снова бродила по аллеям. И всё это: парк и прогулка по нему ­– казалось Ирине нереальным театральным действом или предысторией к сказке, в которой она была принцессой, идущей навстречу волшебным приключениям а, если повезёт, то и прекрасному принцу.

На лужайках, подстелив одеяла или махровые простыни, сидели и лежали влюблённые парочки, обнимаясь и целуясь – в пределах дозволенных социальных условностей (без интимных ласк). Глядя на них, Ирина остро почувствовала своё одиночество и чужестранность. Непрошеными гостями явились картинки-воспоминания прошлого: Алёша, поездки на дачу, прогулки по лесу, купание в озере, любовь на террасе под звёздным небом…

Не замечая времени, она провела в парке семь часов, наскоро перекусив булочкой с сосиской в сладковатой, неострой горчице и по-немецки тушёной капусте, купленной у уличного торговца, и запила этот примитивный «ланч» пепси-колой со льдом. Идти в Metropolitan Museum уже не было сил. Да и поздновато: день перетекал в вечер.

Ирина приехала «домой» в Машину квартиру где-то в девятом часу. Позвонила в домофон. Ответом на звонок была абсолютная тишина. Ирина позвонила ещё и ещё раз. Никакой реакции. Неизвестно, сколько бы она ещё в растерянности стояла перед входом, если бы один из жильцов дома не открыл дверь себе и ей. Поднялась на десятый этаж, позвонила в квартиру. За дверью послышалось некое шевеление, приглушённые голоса, шлёпанье босых ног и, наконец, громкий Машин голос:

– Ира, это вы?

– Да!

– Я иду. Подождите минуту!

Голая Маша, завёрнутая в простыню, как римлянка в тогу, с тюрбаном из полотенца на голове, одной рукой открыла дверь, другой, придерживая своё одеяние, чтоб не свалилось, наскоро бросила «проходите» и пошлёпала обратно в ванную. Вода продолжала литься.

– Закрой дверь! Дует! – раздался голос Боба.

Ирина поняла, что невзначай прервала какой-то весьма важный в Машиной жизни ритуал: то ли секс под душем, то ли просто душ вдвоём.

Как неловко получилась! Нет, так не годится. Маша ещё чего доброго рассердится на меня за такое непрошеное вторжение в её частное пространство. Надо попросить ключ от квартиры. Иначе наши добрые отношения будут испорчены.

Ирина так и не узнала, какое важное действо она прервала своим приходом. Просто через некоторое время в гостиной появилась почти одетая Маша и без объяснений вручила Ирине ключи от подъезда и квартиры, таким образом официально признав её статус квартирантки.

***

На следующее утро Ирина, соорудив на голове при помощи бигуди, фена и мусса для укладки волос вполне профессионально-салонную причёску и добавив нежно-интеллигентный, неброский макияж, надела польский летний костюмчик х/б и отправилась в NYU на встречу со своей будущей начальницей.

Начальница, миз Тейлор (хоть и весьма далёкая от красоты звёздной Лиз), при первом впечатлении показалась приятной во всех отношениях женщиной лет сорока пяти. Сосредоточенность её лица и чёткость движений (ничего лишнего) выражали «одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть» – к научной работе. Она приветливо встретила Ирину, но сразу же дала понять, что ожидает от неё столь же сильной, самоотверженной, не зависящей от условий и обстоятельств любви к науке и преданности общему делу. И вообще, рабочий день постдока не нормирован. Мол, частенько придётся задерживаться до десяти вечера, а то и позже, если того требуют опыты.

– Готовы ли вы к этому, Айрин? Подумайте! Чтобы потом – ни сожаления, ни разочарования, ни жалоб!

Ирина, естественно, отчеканила:

– Yes, Madam! Биология – это смысл моей жизни. Другой жизни я себе не представляю.

Начальница обрадовалась такой пылкой готовности новой сотрудницы служить науке, коротко и понятно объяснила суть проблемы, ввела в курс дела, показала устройство лаборатории и выделила Ирине рабочее место.

Объектом исследования оставался любимый Ириной организм – пекарские дрожжи, упоминание о котором у простого обывателя мужского пола обычно вызывало прилив энтузиазма и вопросы о том, как приготовить бражку. Но для биологов это был незаменимый объект фундаментальных исследований.

На следующий день Ирина приступила к работе. Зарплату назначили аж тридцать тысяч долларов в год. (По российским меркам той поры – целое состояние!) Ирине предстояло заниматься привычным делом. И потекли рабочие будни, наполненные интенсивной лабораторной рутиной: выращиванием культур, выделением ДНК, изготовлением рекомбинантных структур, конструированием штаммов, несущих заданные точечные мутации, и бесконечными рассевами мутантных штаммов с последующими подсчётами тысяч колоний на чашках Петри, которые небоскрёбами громоздились на лабораторном столе.

Первое время работать было интересно и легко. Поражала доступность всего: расходных материалов, энзимов, новейшего оборудования. Давно уже Ирина не трудилась на таком подъёме. Она чувствовала себя нужной, компетентной, творчески активной и безмерно счастливой. А ненормированный рабочий день она воспринимала как необходимую данность, без которой в настоящей науке просто не обойтись. Ирина приходила в лабораторию к десяти утра и возвращалась домой иногда в десять, а то и в одиннадцать вечера, наскоро съедала купленный в кулинарии ужин, смотрела телевизионные новости в Машиной гостиной и где-то к часу ночи ложилась спать, чтобы завтра снова на таком же энтузиазме повторить трудовой день.

На работе царила исключительно деловая обстановка. Каждому сотруднику полагался один час на ланч и два перерыва по пятнадцать минут. И всё. Иногда не удавалось использовать даже это официально свободное время. Ирина частенько заказывала на ланч Chinese и быстро поглощала ломейн или чоумейн с мясом или креветками в предбаннике к лаборатории, так как по времени не успевала в университетскую столовую.

Лимитированный английский язык и чужестранный менталитет Ирины порождали некую скованность и замкнутость в отношениях с коллегами. В результате дружбы с сотрудниками внутри лаборатории Ирина так и не завела, хотя люди вокруг были вежливые, доброжелательные и столь же преданные биологии. Она с ностальгической печалью вспоминала московские институтские чаепития и задушевные разговоры: о личном, литературе, культуре и политике.

Однажды Ирине всё же повезло: в университетской столовой она познакомилась с молодой русскоязычной женщиной из соседней лаборатории – Светланой, по-здешнему – Ланой. Несмотря на разницу в возрасте (Лана была на восемь лет моложе), они сразу подружились. Теперь почти все уикенды проводили вместе. Лана, по сравнению с Ириной, была настоящей «старожилкой» Нью-Йорка (работала в университете уже целых два года) и знала, куда пойти в выходной, чтобы наилучшим образом провести досуг. Правда, понятие «наилучший досуг» у них часто не совпадало. Ирина предпочитала прогулки и интеллектуальные развлечения: музеи, кино и картинные галереи, а Лана – кафе, бары, шопинг и ночные клубы. Поэтому, чтобы не ссориться, одной из них (по очереди) приходилось идти на компромисс в выборе, куда податься.

Сближало женщин одиночество. Лана недавно рассталась со своим американским другом, не оправдавшим её надежд на замужество или хотя бы более прочные партнёрские отношения, чтобы жить в одной квартире и вести общее хозяйство. Ирина ещё не успела приобрести бойфренда, но сначала подспудно, а потом настоятельно, осознанно стала уже об этом подумывать… Алёша был за пределом физической досягаемости и на ночном небосклоне Нью-Йорка тускло светился маленькой далёкой планетой. Хотелось надёжного друга рядом и сейчас.

Женщины зарегистрировались в русском брачном агентстве на Брайтоне. Составили сногсшибательные биографии, сфотографировались у фотографа-профи. Ждали… Одновременно покупали русские газеты и воскресное издание Daily News и New York Post с объявлениями о знакомствах. Выбирали кандидатов, подходящих обеим, звонили, писали. Русскоязычным мужчинам звонила Ирина, с англоязычными вступала в «дипломатические переговоры» Лана (у неё был расширенный английский словарный запас и бóльший опыт общения с американцами). Если мужчина нравился на слух, бросали жребий, кому идти на свидание. Благо внешним обликом Ирина с Ланой были схожи: обе высокие, кареглазые шатенки с длинными волосами до плеч.

Первым кандидатом наметился сорокалетний американский почтальон. Лана провела с ним несколько вступительно-ознакомительных телефонных бесед и в итоге благожелательно изрекла:

– ОК! Надо рискнуть. Голос приятный, молодой. Говорит вроде грамотно. Здешние почтальоны в почёте, не то что у нас в России. На почтовой службе в Америке держится бизнес и вообще… вся страна. Желающие стать почтальонами сдают трудный государственный экзамен, их тщательно отбирают. Это – ответственные, надёжные люди, и, кстати, они неплохо зарабатывают, что немаловажно в дальнейшем… общении.

Ирина засомневалась, иронически улыбнулась, но потом всё же согласилась, что попробовать можно.

С кого-то ведь надо начинать… Лане он пришёлся по душе. Пусть она и идёт в разведку.

Но так случилось, что в назначенный день Лана заболела. Насморк, кашель, распухший нос, припухшие веки… Куда там идти знакомиться! Можно было, конечно, почтальону всё объяснить и перенести свидание на следующий уикенд, но женщин распирало любопытство, и они решили не терять времени даром для прояснения ситуации и вынесения «приговора». Значит, знакомиться должна пойти Ирина. Будет меньше говорить, больше слушать.

Встретились в кафе на Шестой авеню. Почтальон оказался мощных размеров в высоту, широкоплечий, с большими ладонями и бицепсами, выпирающими из рубашки с коротким рукавом. Наверное, мог толкать тележку с почтой играючи. В общем, пан спортсмен.

– Привет! Я Майк, представился мужчина и сразу с важностью уточнил, что он католик ирландского происхождения. Его этническую принадлежность наглядно иллюстрировали рыжина шевелюры и зелень глаз.

– А я – Ири-Лана, – вырвалось у покрасневшей Ирины.

– Не понял. Как вас зовут? Вы вроде по телефону другое имя называли, и голос у вас был более низкий с хрипотцой, – почтальон почесал огненный затылок, удивился и слегка нахмурился, подозревая подвох.

– Вам показалось, Майк. Меня зовут Ирилана! – уже более уверенно врала Ира. – Назвали в честь прабабушки. Она была известная актриса. Это полное имя. Можно сокращённо называть Ирой или Ланой. Как вам больше нравится. А голос… наверное телефон искажает. И-и-и… у меня в этот день болело горло. – Ира постепенно входила в роль женщины с новоизобретённым экзотическим именем Ирилана и перестала запинаться и краснеть.

– А вам самой какое имя больше нравится?

– Зовите лучше Ирой, – благоразумно решили Ирина.

Так, на всякий случай. Может, это не последнее наше свидание. Впрочем, огненно-рыжие мне никогда не нравились. Не мой типаж. Я люблю шатенов с голубыми глазами, как у бывшего мужа и у Алёши. Но нельзя вот так просто взять и уйти. Надо пообщаться, подумать, прислушаться к своей интуиции. Получить какой-то американский опыт blind date. Пока что я успешно проделывала опыты исключительно с дрожжами.

Они заказали по чашечке кофе с итальянскими пирожными канноли. Ирина сразу заявила, что будет платить за себя. Майк не возражал и даже как будто обрадовался.

О, американская скаредность! Вот уже и ярлыки вешаю местным мужчинам. Назову это качество бережливостью.

Особого общения не получилось. Ирина пила кофе, заедая любимым пирожным, и молчала, предоставляя инициативу беседы Майку. А Майк оказался скупым не только на деньги, но и на слова. После несколькоминутного молчания Майк заговорил о своей службе.

– Отлично у нас почта работает, правда?

– О да! – с готовностью и несколько восторженно подтвердила Ирина.

– А как у вас там в России дела обстоят с почтовым сервисом?

– Плохо! Даже ужасно, можно сказать, – совершенно искренне пожаловалась Ирина. Тут врать не пришлось. – Письма теряются, посылки крадут. Особенно если из-за границы. Почтальоны зарабатывают жалкие гроши и поэтому сильно не напрягаются.

– Да что вы! Значит, в стране беспорядок.

– Беспорядок – не то слово! Полный… э-э-э бардак! – резюмировала печально Ирина без преувеличения и развела руками. Слово «бардак» она так прямо и перевела «brothel», так как другого подходящего эквивалента не нашла. Не хватило словарного запаса. А могла бы сказать просто mess (беспорядок).

Майк удивился такой резко отрицательной оценке почтового сервиса и позволил себе усомниться:

– Значит, в стране сплошная проституция. Не может быть! Куда смотрят полиция и правительство?

– Полиция и правительство тоже продажны.

– Это всё последствия перестройки и гласности! – уверенно резюмировал почтальон.

– Именно! Как вы догадались? У вас потрясающая проницательность!

– Я не только почту разношу! Смотрю телевизионные новости и читаю газеты, – с гордостью и достоинством сказал Майк.

Исчерпав тему почтового сервиса и покончив с пирожным, Майк ощутил физическую и духовную брешь в дальнейшей беседе. Он посмотрел на часы и покачал головой. Возможно, спешил по делам или на другое свидание.

– Простите, Ира, но мне пора. Вы очень красивая русская девушка, и я вам непременно позвоню, – подвёл итог встречи Майк.

– Звоните! Буду ждать! – с деланным энтузиазмом, торжественно пообещала Ирина.

Они попрощались у выхода из кафе. Майк уехал на велосипеде. Ирина погрустнела, осознав ненужность и бесперспективность дальнейшего общения с представителем почтового ведомства. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.

Непривлекателен внешне, к тому же абсолютный примитив. Конечно, внешность по телефону не распознаешь. Но тут же явное отсутствие интеллекта. И… у него даже машины нет. Приехать на свидание с девушкой на велосипеде! Оригинально до идиотизма. А если бы я захотела куда-нибудь с ним поехать! Он что, на багажнике бы меня повёз по Манхэттену или на раме? Беден и скуп в придачу. Узкий кругозор и полное отсутствие чувства юмора. Не понял мою иронию по поводу проницательности. Неужели Ланка этого не почувствовала, когда разговаривала с ним по телефону? И ведь она целых пятнадцать минут на него потратила. Интересно, о чём они говорили? Ну, я ей устрою!

Майк, слава богу, больше не звонил. Видно, нашёл себе другую девушку, ближе по сердцу и уму, спортсменку-велосипедистку.

Решимость наказать Лану за свиданье с рыжим почтальоном сразу отошла на задний план, когда вечером совершенно неожиданно Маша открытым текстом заявила Ирине, что ей придётся подыскать себе новое жильё, так как они с Бабом (и прежде всего он, Баб) ощущают нехватку личного пространства и комфорта. Проще говоря, присутствие Ирины нарушает их privacy и они не могут испытать счастье и любовь в полной мере своих чувств. И это может отрицательно сказаться прежде всего на э-э-э… потенции Баба, преждевременной эякуляции, отсутствии оргазма у неё, Маши, и в итоге – на угасании их отношений. Маша, как будущий психолог, любила употреблять научные термины и ставить точки над i.

– Да-да! Я понимаю. Конечно. Спасибо, Машенька, что ты приютила меня на первые несколько месяцев. С сегодняшнего дня начинаю искать квартиру,растерянно пробормотала Ирина.

– Вы на меня не обижаетесь? Если бы не Баб, я бы…

– Ну что ты, детка! Какие могут быть обиды? Женское счастье превыше всего, – уже бодрее сказала Ирина и обняла Машины костлявые плечи, таким образом закрепив дружбу и выразив благодарность за гостеприимство.

***

И начались поиски нового жилья: недорогой студии (по-русски – однушки) или, на худой конец, отдельной комнаты в квартире. Манхэттенский район Челси в связи с дороговизной жилья сразу отпал. Оставались Бруклин, Квинс или Вашингтон-Хайтс, что на севере Манхэттена. Уезжать из Манхэттена – центра культурной жизни большого Нью-Йорка – не хотелось. Ирина выбрала Вашингтон-Хайтс.

Приемлемая студия, по Ириным понятиям и финансовым возможностям, должна была быть не дороже семисот долларов в месяц. Нашлась таковая на третьем этаже четырёхэтажного дома без лифта в смешанном чёрно-латино-белом районе, слава богу, рядом с сабвеем. После артистического Челси это был значительный шаг назад, почти сдача позиций.

Дом недавно отметил своё столетие. Он был стар, увы, не той благородной старостью, которую берегут, поддерживают, сохраняют и демонстрируют как памятник архитектуры, с гордостью называя landmark. Хозяин дома обращал на свою собственность катастрофически мало внимания, разве что регулярно взимал ренту с жильцов и, когда жильцы менялись, приказывал суперу сделать лёгкий, так называемый, суперский ремонт квартиры, так как этого требовал закон о сдаче жилья в аренду. Стены фойе и лестничной клетки выцвели и потрескались, обнажая серую штукатурку. Пыльные, местами отколотые ступени мылись исключительно по большим праздникам, но мусор всё же исправно сортировался, собирался в чёрные и голубые мешки и в определённые дни выставлялся перед фасадом на тротуаре, так как рачительный хозяин старался избежать штрафа от городской службы. Супер – широкоплечий, низенький, квадратный мексиканец, чья непомерно густая шевелюра оставляла лишь узкую полоску лба, занимал бесплатную трёхкомнатную квартиру на первом этаже, где проживал вместе с огромной семьёй. Зыбкое количество членов этого клана никто из жильцов не мог определить и подсчитать. Одни убывали, другие прибывали. Одни рождались, другие исчезали, навеки растворяясь в городской толпе. Легальность их статуса никто не проверял.

Супер явно не был членом профсоюза. Он получал мизерную зарплату, мягко говоря, не трудился на совесть и большую часть рабочего времени пил текилу, спал, плодил детей или находился на разных подработках вне досягаемости жильцов. Когда в квартирах что-то выходило из строя: текли трубы, краны, засорялись стоки, перегорали лампочки на лестничной клетке (а случалось это довольно часто), дозвониться ему не было никакой возможности. А если дозванивались, меньше чем за десятидолларовый «аванс» он с места не сдвигался.

Какое убожество! Настоящее дно! Отстой! Особенно по сравнению с Машиным престижным кооперативным домом. И даже по сравнению с нашей безликой блочной высоткой в Измайлове. Докатилась! Кому рассказать в Москве, не поверят, а если и поверят, посоветуют возвращаться домой. Но почему я должна об этом писать в Москву? Через год я непременно выберусь из этого стойла. А пока на более дорогой вариант я претендовать не могу, иначе на жизнь останутся копейки. Я ведь ещё хочу подарки в Москву посылать и подкопить денег на жизнь. Но квартиру обустроить всё же надо, создав себе минимум, нет, максимум удобств. Иначе зачем я тогда в Америку приехала? Работать и страдать? – рассуждала Ирина и хмурила мягко подведённые брови.

Лана активно помогала Ире обставить квартирку. Вместе они выбрали недорогой диван-кровать и небольшой стол с четырьмя стульями. (Вдруг кто-то в гости соберётся? Например, Маша с Бобом или новоявленный бойфренд.) Накупили разных хозяйственных причиндалов и мелочей для кухни и ванной. Наведение уюта завершилось пластиковой шторкой-жалюзи в кухне и весёленькой (для поднятия настроения) занавеской в комнате.

Отмечали новоселье вдвоём за бутылкой шампанского, с удовольствием уминая ностальгический торт «Киевский» производства местной русской пекарни. Лана произнесла тост:

Пусть в этой непритязательной студии, которую мы превратили в уютное гнёздышко, тебе, подруга, будет тепло и хорошо, физически и душевно. Отдыхай, высыпайся и не думай о дрожжах. Клетки в итоге всё равно вырастут. Это их единственная жизненная функция. А у тебя ещё есть функции другие… Пусть тебе здесь улыбнётся счастье! Завтра же продолжаем охоту на слонов, то есть на бойфрендов.

Спасибо, Ланочка! Как хорошо, что ты у меня есть! Ирина почти прослезилась, хоть и не отличалась сентиментальностью.

В девять вечера Лана уехала к себе, оставив Иру наедине с размышлениями о том, что день грядущий ей готовит. Но сначала была ночь…

Усталая Ира приняла душ, разложила диван-кровать, постелила новое постельное бельё и легла спать. Только она уснула, как над её головой что-то бухнуло, да так громко, будто произошёл взрыв или уронили шкаф. Далее послышались удары кулаков и пинков о человеческое тело, ругань и истошные женские вопли. «А-а-а! Fuck off, you stupid drunk! It hurts! My God!» (Отъе…сь, пьяный дурак! Мне больно! О Боже!)

Ну прямо, как у нас в Измайлове. Разве что матерятся и призывают высшие силы по-английски. Что делать? Может, вызвать полицию? Или подождать, пока драчун выдохнется и ситуация рассосётся сама по себе?

Удары и вопли продолжались. Ирина смотрела на часы и чертыхалась. В конце концов кто-то всё же вызвал полицию. Послышался пронзительный вой сирены. Громкие голоса полицейских. И снова женский плач. Грохнула входная дверь. Потом всё затихло.

Наверное, чей-то разбушевавшийся муж или бойфренд загремел в участок. Какая здесь жуткая слышимость! Как будто всё происходит у меня в квартире. Интересно, кто живёт надо мной и как часто они выясняют отношения. Влипла я с этой дешёвой студией! Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной! Подписала договор на год. Дала задаток. Придётся потерпеть… Ох! Вот не везёт!

На этой неутешительной мысли Ирина снова заснула. И приснился ей огромный рыжий почтальон Майк. Он протягивал ей письмо из Москвы, качал головой и говорил:

Вот письмо из Москвы от Алёши. Возвращайся домой. Зачем ты меня обманула? В России почта отлично работает.

Почтальон Майк, письмо от Алёшки. Какой бред! Что бы это значило? Надо позвонить Алёше. Но не сегодня. Для такого тонкого дела нужен особый настрой. Как-нибудь потом…

В эту первую ночь на новой квартире выспаться как следует не удалось. В семь утра привычно зазвонил будильник. Нужно было вставать, приводить себя в рабочую готовность и ехать в NYU. В квартире наверху стояла зловещая тишина, как это бывает после погромов и боёв на поле сражения.

Когда Ирина выходила из подъезда дома, к ней обратилась молодая чернокожая женщина с вытравленными в желтый цвет спутанными волосами и распухшим лицом в синяках. Один чёрный глаз казался огромным по сравнению с другим, заплывшим от фингала:

Это ты – новенькая русская, которая живёт под нами в квартире 3В?

Да, я! А что?

Это ты вчера вызвала полицию? Признавайся!

Нет, полицию вызвал кто-то другой.

Врёшь, сука! Fuck you! Мы слегка выпили вчера с мужем, повеселились и поспорили. Наверное, разбудили тебя, и ты вызвала полицию. Моего мужа из-за тебя забрали в участок. Сечёшь?

Никакой полиции я не вызывала, хотя, честно говоря, хотела. Извините, мне пора на работу. Дайте пройти, пожалуйста!

Да кто ж тебя держит! Значит, это сделала гадина Долорес с нашего этажа. Ладно, я с ней потом поговорю. Поверю тебе, ради знакомства, на первый раз. Только смотри, на будущее никакой полиции не вызывай, лучше постучи нам в потолок. Мы сами без полиции разберёмся в наших семейных делах. Вызовешь копов, тебе же будет хуже. Такую ночку тебе устроим – пожалеешь, что на свет родилась! Это я обещаю. Сечёшь?

Ага! Куда уж яснее?

Ну, всё! Не злись. Меня зовут Дороти, а тебя? уже миролюбиво добавила соседка сверху и улыбнулась, обнажая дырку от, видимо, выбитого зуба. Она была на редкость отходчива.

А меня – Айрин.

Соседи должны быть друзьями и помогать друг другу. Если что надо, заходи. Без проблем! Выпьем пивка, поболтаем. Я почти всегда дома, смотрю видик и жду, когда забеременею. Что-то у нас с этим делом не клеится, подытожила Дороти.

Забеременеешь. Какие твои годы! Хорошего дня!

What a day! (Ну и денёк!) Хорошим его точно не назовёшь. Пропащий, грёбаный день. Сейчас поеду мужа из участка вытаскивать.

– Ты бы сначала съездила в больницу, показалась врачу или хотя бы синяки замазала жидкой пудрой. Заявишься в участок в таком виде, мужу точно не поможешь. Твоё лицо – наглядное свидетельство побоев, – участливо посоветовала Ирина.

– И то правда! А ты, оказывается, девка что надо. Мы непременно подружимся.

Сто процентов! – подтвердила Ирина и в который раз подумала:

О Господи! В какое дерьмо я влипла! Не за этим я в Америку ехала. Придётся как-то приспосабливаться…

Во время ланча Ирина встретилась в кафе с Ланой, чтобы продолжить разработку плана поисков подходящих бойфрендов. Она рассказала подруге о событиях прошедшей ночи, ожидая сочувствия и совета, как ей теперь быть с соседями. Реакция Ланы была для Ирины неожиданной:

Ну что ж, ты начинаешь познавать глубины нью-йоркского дна. Держись, подруга! То ли ещё будет! в голосе Ланы вместо сочувствия прозвучала ирония и даже насмешка. Её словно подменили. Прежде округло-молодое, с натуральным, без макияжа румянцем лицо побледнело, осунулось и «потекло» вниз. Носогубные складки обострились, под глазами чернели мешки. Глаза сузились и вместо обычной доброжелательности сверкали сердитыми огоньками.

Что ты имеешь в виду? Зачем ты меня пугаешь? Ты заболела? Неважно выглядишь, участливо сказала Ирина.

Я вполне здорова. Просто не выспалась, как и ты, но по другой причине. Мама звонила из Питера: папа в больнице. Плохие дела… Нет рабочего настроя. Я хотела даже остаться сегодня дома и взять больничный, но всё же решила идти на работу, чтобы отвлечься от грустных мыслей. И… я тебя не пугаю, а предупреждаю. Этот город – далеко не райский сад. Кто назвал его «городом жёлтого дьявола»?

– Максим Горький.

– Вот именно! Я знала, но забыла. Не питай иллюзий, что всё у тебя будет гладко, Лана криво усмехнулась. Так, я, кажется, завелась. Давай лучше сменим тему. Что там у нас на мужском фронте?

На «мужском фронте» были две кандидатуры: клиент брачного агентства, тридцативосьмилетний русскоязычный инженер Влад и автор газетного объявления – американский сорокапятилетний бизнесмен Гарри. Ирина позвонит Владу, Лана берёт на себя обработку Гарри. Потом они обменяются впечатлениями. Всё, казалось бы, шло по плану, по накатанным рельсам, но настрой активного поиска счастья явно дал сбой. То ли бессонные ночи лишили наших героинь авантюрного драйва, то ли августовская жара ударила в голову.

Зачем мне нужен этот русскоязычный Влад? Наверное, типичный советский инженер. Примитив с высшим образованием. (Но мой Алёша тоже инженер и вовсе не примитив!) Пустая трата времени. Найти подходящего по всем параметрам бойфренда – всё равно что выиграть миллион в лотерею. Я – кандидат наук, самостоятельная, самодостаточная женщина и прекрасно могу обойтись без пары брюк, шагающих рядом. И вообще, я совсем не хочу закрепляться в Америке. Моя семья в России. И Алексей! Вот заработаю побольше денег и вернусь домой. А куда я вернусь? В науку, которая там никому сейчас не нужна и за которую не платят денег? – рефлексировала Ирина.

На кой чёрт мне нужен этот Гарри? Наверное, ещё один тупой, самодовольный, развратный американский козёл. Как тот меня вчера… Еле ноги унесла! Как же мне всё это осточертело! Идеалистка Ирка думает, что американское счастье ждёт её за углом, дождаться не может! Даже не смешно! Сначала тебя вываляют в грязи, унизят, потом будешь долго отмываться и только если очень повезёт, после многочисленных проб и ошибок, найдёшь подходящего мужика, и тот жениться не захочет. И никакой там не принц-миллионер в белом «Кадиллаке», а просто обычный средний мужчина. Фильм “Pretty Woman” – сказка для наивных дурочек, – думала с горечью Лана.

***

Где-то неделю в доме было тихо, если не считать равномерного поздне-вечернего скрипа кровати, сопровождаемого любовными стонами.

Дороти активно старается забеременеть. Но тут уж ничего не поделаешь! Как же без секса? Секс – основополагающая сторона жизни. Да, но я же обхожусь без него. Обходишься пока, но всё равно ищешь достойного самца. Не строй иллюзий по поводу своей исключительности. Научные опыты с дрожжами не заменят личную жизнь.

Ирина относилась к сексуальным играм соседей с пониманием и даже слегка заводилась сама. Наивная, она хотела верить, что впредь так и будет: сначала секс со стонами, потом тишина. Приходила домой, принимала душ, переодевалась в любимое кимоно, ужинала и расслаблялась за сериалом перед маленьким телевизором с антенной, который нашла на улице рядом с домом. И о радость – телевизор работал! Напрашивался вывод:

Если в нашем районе народ выбрасывает на улицу хорошие телевизоры, значит, этот народ не такой уж и бедный. Или… я чего-то недопонимаю в менталитете аборигенов?

«Небедный» народ днём не показывался, отсыпался или отбывал на заработки и выползал на улицу только ближе к закату. Выносили складные стулья, усаживались семьями перед домом для общения и распития пива в приятной вечерней прохладе. Из раскрытых настежь окон

грохотали зажигательная латиноамериканская музыка или ненавистный Ирине рэп. Иногда это происходило одновременно из двух окон, одна мелодия уродливо накладывалась на другую. Рождалась музыкальная какофония, но это обитателей дома не смущало. Покой нашей героине только снился. По субботам и воскресеньям музыкальная программа начиналась где-то в полдень и продолжалась аж до поздней ночи. И стар и млад выносили мангалы, готовили BBQ (барбекю). Чтобы не оглохнуть, избежать головной боли и не свихнуться, Ирина старалась по уикендам как можно раньше убежать из дому и как можно позже вернуться домой. Ночные поездки в сабвее её не смущали.

Эй, Айрин, куда спешишь, девушка? Посиди с нами, выпей пивка! – звала Дороти.

Спасибо! Сегодня не могу. Как-нибудь потом, изворачивалась Ирина, чтобы не обидеть соседку.

Встречу с русскоговорящим Владом Ирина назначила у входа в Брайант-парк, что за углом от Центрального здания Нью-йоркской публичной библиотеки.

Убить сразу трёх зайцев. Познакомиться с Владом, поланчевать на свежем воздухе на фоне приятного ландшафта и заскочить в библиотеку.

Будучи научным работником, Ирина продолжала оставаться книжным червём, в чём они с Ланой кардинально расходились. Последняя, живя в Америке, книжного червя из себя решительно выдавила, отдавая предпочтение тряпкам и развлечениям. Напрашивались сомнения:

Может, и выдавливать было нечего? Может, и диссертацию за неё написал кто-то другой. Такое в России случалось сплошь и рядом. За приличные деньги там для тебя накатают хоть кандидатскую, хоть докторскую. Но мне-то какое дело? Я Ланку ценю как подругу, а не как научного работника! А вот, кажется, и Влад подошёл. По описанию похож. Симпатичный, слегка лысеющий, в очках. С букетом цветов! Галантный! Это не почтальон Майк!

Простите, вы – Ирина?

Да! А вы – Влад?

Он самый. Букет вам, он протянул Ире цветы. Его рука заметно дрожала.

Волнуется… Это хорошо или плохо? Не уверен в себе. Что лучше: неуверенность в себе или самоуверенность? Не знаю. И то и другое – недостаток для самоутверждения личности. Почтальон был довольно самоуверен. И что? Алёше не хватало уверенности в себе, и меня это раздражало. Зато я была уверена в его любви ко мне.

Спасибо за цветы!

My pleasure. I am glad you like it. (Мне приятно. Я рад, что вам нравится.)

У него отличное произношение, и он хочет это продемонстрировать. Хвастунишка!

Мы с вами будем говорить по-английски? Русского языка вам для общения недостаточно? спросила Ирина.

Да нет! Зачем же? Это я так… Просто я в Америке очень давно живу, и английские слова иногда сами по себе вылетают. Я приехал сюда подростком, окончил здесь школу и колледж. Английский язык стал первым. Чудом удалось сохранить русский. За это я благодарен своим родителям. У нас дома говорили по-русски, охотно объяснил Влад.

А я приехала сюда в мае по рабочей визе. К сожалению, у меня пока английский не на высоте. Но ведь вы мне сможете помочь, если мы э-э-э… подружимся. Ирина улыбнулась. Ей понравилось вступление к знакомству – с букетом цветов. И сам Влад производил приятное впечатление воспитанного человека.

Не красавец! (Так! Красивый муж-алкоголик у меня уже был. И Алёшка тоже не красавец, просто симпатичный, но я его любила. Любила, да разлюбила? Не хочу анализировать свои чувства. Мне вполне хватает научного анализа на работе.) Зато симпатичный, интеллигент. Похоже, неглупый и мягкого характера. Продолжим знакомство.

Что за вопрос? Конечно помогу, если мы… подружимся. Как вы хотите провести время? Предлагаю прогулку по городу, кафе, кино, музей.

Отличная программа! Начнем с прогулки.

Они провели вместе целый день: выпили по чашечке кофе за столиком в Брайант-парке, прошвырнулись по Пятой авеню, заскочили в кинотеатр на новомодный боевик и завершили выходной день ужином в итальянском ресторане. Ирина хотела заплатить за себя, но Влад, как истинный джентльмен, не позволил ей это сделать. Довольные знакомством, они договорились созвониться на неделе. Влад предложил проводить её до дому, но она отказалась, мотивируя это тем, что ещё не так поздно и от сабвея до её дома всего-то пять минут ходьбы. На самом деле ей не хотелось в первый день знакомства показывать Владу, в каком отстойнике она живёт.

В девять вечера Ирина вышла из сабвея и не спеша направилась к дому, прокручивая в голове приятные события прошедшего дня. Она не успела сделать и десяти шагов, как кто-то сзади грубо, удушающе обхватил её за шею:

Молчи, сука! Будешь орать – прирежу!

Чего тебе надо? пробормотала она.

Сумочку давай. А дальше посмотрим… многозначительно сказал молодой чернокожий парень, мигом развернул Ирину к себе лицом и рванул её сумку.

Ирина была крупной женщиной, в юности она занималась художественной гимнастикой, играла в волейбол, и сила в мышцах ещё не ослабла. Не так-то легко было с ней справиться, да и не привыкла она по жизни сдаваться без борьбы. В сумке лежало удостоверение личности NYU, кошелёк с двадцатидолларовой купюрой, кредитная карточка, metrocard и косметичка. Не такие уж большие ценности, чтобы из-за них подвергать свою жизнь опасности. Но Ирина об этом не думала, она инстинктивно ещё крепче вцепилась в сумочку, наподдала грабителю коленом в пах и закричала:

На помощь! Помогите кто-нибудь!

Ах ты сука, сама напросилась! рявкнул парень и, превозмогая боль в паху, ударом кулака под дых свалил Ирину на землю. Ударившись головой о мостовую, женщина потеряла сознание.

***

Очнулась Ирина в отделении скорой помощи городской больницы. Открыла затуманенные глаза и увидела рядом на стуле около своей кровати соседку Дороти, которую муж отколошматил, «подарив» Ирине первую бессонную ночь на новой квартире.

Ой, гляди-ка, очнулась наша Айрин. Ну, слава богу!

А что произошло? Я смутно помню.

Какой-то подонок тебя ограбил и избил. Мы с мужем вышли вечером на улицу прохладиться и увидели тебя лежащей в отключке на мостовой. Сразу вызвали полицию и «скорую».

Спасибо, Дороти! Но ты же вроде не любишь вызывать полицию… Ирина попыталась улыбнуться.

Да, не люблю, когда копы влезают в наши семейные разборки, но когда я вижу свою соседку, избитую и ограбленную, на мостовой, я сама вызываю полицию. Разницу сечёшь?

Секу. Спасибо! ещё раз сказала Ирина.

Не за что! Я всё рассказала полицейским, как мы тебя нашли… Ты можешь описать того гада, который на тебя напал?

Ирина закрыла глаза, пытаясь вспомнить лицо преступника.

Нет, не могу. Как-то всё очень быстро произошло. Моментально. Да и темно было.

Ну, хоть какой он был: чёрный, белый, азиат, латинос?

Чернокожий, Дороти. Я… без расистских предрассудков. Мне очень жаль… Но парень был чернокожий.

Ха! Удивила! А я и не сомневалась, так спросила, на всякий случай! Сколько этих ублюдков среди наших! Ты больше так поздно ночью одна не ходи. У тебя муж есть или бойфренд какой-нибудь? Пусть он тебя встречает у сабвея.

Пока нет. Не завела. Но работаю над этим.

Давай, работай быстрей! А то того и гляди можно на тот свет отправиться раньше времени или оказаться по гроб жизни в инвалидном кресле. В нашем райончике это проще простого. Ну ладно, я поехала домой. Давай, выздоравливай. Когда выпишут, если что надо, заходи в любое время.

– Спасибо, Дороти! Ты – настоящий друг!

Ирина пролежала в больнице несколько дней. Оказалось, что она ещё легко отделалась – обычным сотрясением мозга. Череп и позвоночник остались целы.

Приходили полицейские, задавали вопросы, принесли с собой альбом с фотографиями местных грабителей, которые уже привлекались к суду по схожим обвинениям и отсидели свой срок. Ирина пристально вглядывалась в их лица, вспоминала детали того злополучного вечера, но так и не смогла опознать преступника по фотографии.

Они все для меня почти на одно лицо. Ну, допустим, вот этот с мерзкой рожей вроде похож на того гада. Допустим, я скажу «да, он самый!» и покажу на него пальцем. Его посадят, а окажется, что парень в моём случае не виноват. Меня же совесть замучает. Нет, я так не могу!

Темно было. Трудно разглядеть черты лица в темноте, повторяла Ирина.

***

Лана, хоть и не желала больше никому звонить, но пересилила себя и набрала номер Гарри. Она ожидала услышать простоватую речь с характерными бруклинскими словечками, типа «I aks» вместо “I ask” и т.д. Но мужчина неожиданно заговорил приятным баритоном на грамотном английском языке не с бруклинским, а скорее с классическим бостонским произношением. Гарри предложил встретиться в русском ресторане «Татьяна», что на Бордвоке. Он даже сказал, что может заехать за Ланой на машине и отвезти её в Бруклин, но Лана отказалась.

Всё же надо сначала познакомиться с мужчиной, а потом уж садиться в его машину. Осторожность не помешает. Сколько раз я уже нарывалась на неприятные ситуации…

Гарри обещал, что закажет столик на своё имя и будет ждать Лану. Её такой вариант вполне устраивал.

Ресторан «Татьяна» довольно дорогой, славится вкусной и разнообразной пищей. Не какая-нибудь там забегаловка. Значит, этот Гарри не жлоб, разбирается в ресторанах и знает, как ублажить душу и желудок русской женщины. Может, мне наконец-то повезёт… – надеялась Лана.

Она намеренно слегка припозднилась и приехала на место не к восьми вечера, как было условлено, а в полдевятого.

Пусть подождёт – радостнее встретит.

Официант подвёл её к столику, заказанному на имя Гарри. При виде Ланы Гарри встал, вежливо поклонился и даже ручку ей поцеловал на европейский манер. Среднего роста, плотной комплекции голубоглазый шатен с несколько размытыми чертами лица, незапоминающейся внешности. Одет с иголочки в дорогой костюм модного покроя. На мизинце правой руки нарочито сверкал зелёным камнем массивный перстень.

Кто он? Богатый бизнесмен с честно нажитым капиталом, мошенник, игрок, мафиози, альфонс, брачный аферист, ловец красивых женщин? Посижу в ресторане, познакомлюсь, потанцую. Кругом люди. Уйти всегда успею. От меня не убудет. Почему он так пристально меня разглядывает?

Дорогая Лана, вы неотразимы. Я счастлив провести с вами этот вечер.

Спасибо! Красиво говорите! Похоже, вы опытный ловелас, хихикнула Лана.

Вы правы, в мои года мужчина естественно приобретает некий опыт общения с хорошенькими женщинами. Разве это плохо? он буквально впился в неё взглядом.

Я не говорю, что это плохо. Почему вы на меня так пристально смотрите?

Мне кажется, я вас где-то видел, мы с вами где-то пересекались или встречались в одной компании.

Не думаю. Впрочем, всё возможно. Но я точно вас не знаю!

Да? Гарри закрыл глаза, пытаясь вспомнить, где он видел эту молодую яркую женщину. Он сидел с закрытыми глазами довольно долго, целую минуту. Потом, видно, что-то вспомнил, открыл глаза и улыбнулся, нет, скорее ухмыльнулся, осенённый догадкой, но вслух ничего не сказал.

Гарри заказал плотный изысканный ужин с красной икрой, разными салатами, шашлыками и шампанским. Не пожалел денег. Поговорили о том, как трудно в жизни отыскать свою вторую половину, о том, что счастье постоянно ускользает из рук, но мы не теряем надежды и продолжаем его бесконечные поиски. Больше говорил он, она отпускала короткие ремарки, кокетничала, играя броско подведёнными глазами. Немного потанцевали, выпили дополнительно по рюмке коньяка, заказали на десерт кофе с пирожными и в первом часу ночи собрались уходить.

Я вас подвезу. Не могу отпустить женщину одну в сабвей в такой поздний час.

Спасибо! Я воспользуюсь вашим любезным предложением. Лана расслабилась, села в его машину и назвала свой манхэттенский адрес. Она была слегка пьяна и то ли от смеси шампанского с коньяком, то ли от усталости задремала.

Просыпайся, красотка! Всё! Приехали. Услышала она голос Гарри. Машина резко затормозила.

Где мы? Я что-то не узнаю этот район.

Мы на Лонг-Айленде у моего дома.

Но я же просила вас отвезти меня домой и сказала свой адрес в Манхэттене. Зачем вы привезли меня сюда?

Ты мне понравилась. Не строй из себя невинную овечку. Я тебя знаю. Очень хорошо запомнил. Ты танцуешь go-go dancing в ночном клубе на 50-й улице. Сколько раз я сувал доллары в твои очаровательные бикини и трогал твою попку и животик! Ты меня до чёртиков возбуждала, киска!

Вы ошибаетесь! Я серьёзный научный работник в NYU и не танцую go-go dancing в ночном клубе. Вы принимаете меня за кого-то другого.

Не морочь мне голову, детка! Вот мы сейчас проверим, какой ты научный работник, Гарри рванул её платье на груди и запустил туда свою увесистую волосатую руку.

Пошёл к чёрту, старый вонючий козёл! огрызнулась Лана и начала отпихивать от себя Гарри.

Ах, вот ты как! Я не люблю, когда бляди строят из себя недотрог, сказал Гарри, залепил Лане пощёчину, оставив кровавую вмятину от перстня, и порвал платье.

Отпусти меня немедленно, скотина! Я хорошо запомнила твою рожу. Заявлю в полицию, и тебя посадят за изнасилование.

Слова «полиция» и «изнасилование» несколько охладили намерения Гарри. Видимо, он уже имел неприятности с законом и решил не связываться с этой «русской девкой». Игра не cтоила свеч. Отвесив Лане ещё одну затрещину на память, Гарри отъехал от своего дома на шоссе, открыл дверцу машины и выбросил женщину и её сумочку на обочину со словами:

Вали отсюда и не попадайся мне больше на глаза, блядь. Поняла? Следующий раз так легко не отделаешься.

Лана молча кивнула. Она села на землю и зарыдала. От обиды на весь мужской пол, на судьбу, на себя, такую униженную, несчастную и невезучую. Избитое, расцарапанное лицо припухло и горело, новое дорогое платье было порвано и вконец испорчено. На душе было так тошно, что хоть бросайся на шоссе под машину и заканчивай это гнусное существование, именуемое жизнью…

Опять влипла в историю. Почему, почему я постоянно наступаю на одни и те же грабли? Неужели мне это на роду написано? Ну, танцую иногда в ночном клубе go-go. Что тут непристойного? Многие девушки так зарабатывают. Мне хочется какой-то разрядки, движения. Не могу постоянно быть сушёной учёной воблой, как Ирка. Я же в клубе маскируюсь, надеваю светлый парик. Никто на работе даже не догадывается. Как этот мерзкий, вонючий козёл узнал меня без парика? Но он никому не расскажет, не посмеет. У него рыло в пуху. Я не могу даже заявить на него в полицию. Информация просочится на работу. Им в NYU такие «горе научные работники» не нужны. Меня просто уволят под любым предлогом. Всё! Больше никаких поисков бойфрендов! Только по рекомендации или если кто-то познакомит лично. И с ночным клубом завязываю. Что я буду делать, если меня уволят с работы? Вернусь в Питер и наймусь няней к слюнявому, капризному отпрыску какого-нибудь олигарха? Няня со знанием английского языка и опытом работы в Америке – мечта всей моей жизни! Надо как-то выбираться отсюда. Я даже не знаю, в какой части Лонг-Айленда нахожусь.

Лана решительно встала, отряхнулась от налипших придорожных травинок и опавших листьев, запахнула платье на груди и медленно побрела вдоль шоссе. Стояла глубокая ночь. Редкие фонари давали слабое освещение: штат Нью-Йорк экономил электроэнергию. Несколько машин остановились, и водители предложили подвезти девушку до города. Она в испуге отшатнулась. Ей только не хватало новых злоключений! Лана скинула туфли на каблуках и прямо в колготках пошлёпала по обочине. Мелкими камушками стёрла в кровь ноги. К утру девушка доплелась до какого-то торгового центра в Квинсе. Купила себе закрытое платье, колготки, кроссовки и чёрный платок. Потом умылась в городском туалете, повязала голову платком, закрывая лоб и нижнюю часть лица. То ли монастырская послушница, то ли мусульманка. Никто не обращал на неё внимания. Нашла станцию сабвея, села на поезд и поехала домой. Надо было звонить в лабораторию и брать больничный или персональные дни, чтобы привести тело и душу в рабочее состояние.

***

После недельного перерыва Ирина поехала на работу, но не могла сосредоточиться на своих обычных, рутинных обязанностях. Всё у неё валилось из рук, проливалось, не слаживалось, не срабатывало… Даже дрожжи её не слушались, клетки не хотели расти. Она с ужасом думала о том, что ей придётся возвращаться поздно домой и идти той же дорогой от сабвея, мимо того же места, где на неё напал этот подонок. Ни о чём другом думать не могла. Страх перед возможностью повторно пережить нападение в бессилии себя обезопасить и защитить проник глубоко в подсознание, под кожу, в мышцы рук, даже в дрожащие пальцы, из которых выскальзывали пробирки. Участился пульс, повысилось давление…

Я всегда думала о себе, как о сильном, выносливом человеке. А тут абсолютно расклеилась, раскисла. Не могу работать, не могу сконцентрироваться. Валерьянка не помогает. Корвалол тоже. Что мне делать? Слава богу, начальницы нет: уехала на очередную конференцию. Но остальные сотрудники, они же всё замечают, смотрят на меня как-то подозрительно и одновременно жалостливо. Мол, всё! Скопытилась наша русская постдокша, пришёл конец её карьере. Не хочу больше никаких бойфрендов! И в эту квартиру тоже возвращаться не хочу! Надо поговорить с Ланой, посоветоваться. Она – девица смышлёная. Что-нибудь придумает.

В перерыве на ланч Ирина забежала в лабораторию к подруге. Там ей сказали, что Лана уже неделю как в отпуске за свой счёт или на больничном, ну что-то в этом роде. Решает личные проблемы.

Ах вот оно что! А я-то удивлялась, почему она не пришла ко мне в больницу и вообще словно пропала. Какие персональные проблемы она решает? Интересно, встречалась ли она с этим типом Гарри и что из этого вышло.

Ирина позвонила Лане. К телефону долго никто не подходил, потом всё же Лана сняла трубку:

Хелло! слабо прозвучал Ланин голос.

Ланочка, ты что, болеешь?

Вроде того. Просто решила немного отдохнуть.

Можно я к тебе сегодня приеду? Я не помешаю. Надо поговорить.

Ну, приезжай. Только не поздно!

Нет, я на работе задерживаться не буду. Приеду часов в семь.

ОК!

Лана жила в крохотной студии в юго-восточном Манхэттене (Lower East Side). У неё истекал срок договора на квартиру, и хозяин собирался повысить квартплату. Она подумывала о поисках нового жилья.

Ирина поведала подруге о том, что с ней приключилось, поплакалась в жилетку. Лана тоже всплакнула, в свою очередь рассказала Ире о Гарри, как с ней обошёлся этот тип, правда, умолчала, что танцует в ночном клубе. Незачем пока Ире об этом знать! Потом как-нибудь. Ей кроме дрожжей, книг и музеев ничего не нужно. Ну, ещё мужичка приличного. И то, наверное, только по выходным.

Подумать только! А ты говорила, что он по телефону звучал как истинный интеллигент и джентльмен. Попробуй, разберись тут… Ирина развела руками.

Я еле ноги унесла. Чувствую себя оплёванной, униженной. Как хочется ему отомстить!

Не думай о мести! Думай о том, чтобы такие уроды тебе больше не попадались.

Я уже вообще не хочу думать о мужиках. Ничего хорошего мне, видно, не светит. А что этот Влад? Почему он тебя не проводил до дому?

Он-то предложил меня проводить, да я по дурости отказалась. Мы провели вместе воскресный день. Понравился он мне. По всем пунктам подошёл. Но после твоего рассказа и моих злоключений мне что-то расхотелось с кем-либо встречаться.

У тебя будет всё ОК. Просто другая карма.

Откуда ты знаешь, какая у меня карма?

Опыт. Обычный жизненный опыт. Позвони этому Владу. Когда ты была в больнице, он наверное трезвонил вовсю, разыскивал тебя. Ты сообщения с автоответчика сняла?

Да, он оставлял сообщения, но я не перезванивала. Не тот настрой был. Да и сейчас не до него мне. Как подумаю, что надо вечером возвращаться в этот райончик, руки холодеют, сердце трепещет. Прямо кошмарики!

Это типичное anxiety (тревожное состояние). Дыши глубже, займись йогой. Постепенно пройдёт. Хочешь, я тебе дам пару таблеток одного волшебного лекарства. Называется Xanax, типа валиума. Примешь таблеточку – и всё сразу становится по фигу.

А что сама-то не принимаешь этот волшебный Xanax?

Я уже принимала. Боюсь привыкнуть.

Ну, дай мне таблеточку. Я попробую. Слушай, можно я сегодня у тебя останусь ночевать?

Оставайся, пожалуйста. Но это не решение проблемы. Знаешь, у меня есть телефон хозяйки студии на цокольном этаже, недалеко от NYU. Я, правда, этой квартиры сама ещё не видела, но хозяйку знаю. Она нормальная деловая тётка. С ней можно договориться. Позвони, съезди, посмотри. Что ты теряешь?

Отличная идея! Я ничего не потеряю, кроме своего депозита. Ну да чёрт с ним, с этим депозитом. Здоровье дороже.

***

Квартира, что недалеко от университета на вроде бы цокольном этаже, оказалась помещением, которое может привидеться разве что в страшном сне. Она находилась в подвале под пивным баром: десять слабо освещённых каменных ступеней вели во чрево земли, словно дорога в преисподнюю, в мрачное царство Аида. Уже на лестнице веяло жутким холодом и пахло плесенью. Так называемая студия служила прежде обычным погребом, в котором хранились вина и некоторые продукты. В стене под потолком было вырезано узкое окошко, прикрытое ржавой решёткой, окутанной паутиной. Огромный паук, испугавшись электрического света, беспокойно зашевелил отвратительными конечностями. Вдоль плинтуса пронеслась довольно крупная мышь. Или это была крыса?

А-а-а! – завизжала Ира. – Крыса, крыса! Куда вы меня привели?

Что ты орёшь? Это всего лишь упитанная мышка. Я тебе дам мышеловку. Совершенно бесплатно!

Не нужна мне ваша бесплатная мышеловка! И эта страшная дыра не нужна!

Ты хотела дешёвую тихую квартиру. Ты её будешь иметь. Мы, само собой, сделаем небольшой ремонт, подкрасим стены, подключим отопление, всё вымоем, выскребем. Рента пятьсот долларов в месяц вместе со светом и газом. Дешевле не бывает. Здесь полная изоляция. Никто тебя беспокоить не будет.

– Это точно. Здесь абсолютная тишина, как в могиле. Спасибо!

Спасибо да или спасибо нет?

Спасибо, нет! Проводите меня, пожалуйста, к выходу! Как вам не стыдно предлагать приличным людям такую мерзкую берлогу!

– Лучшую хату ты не потянешь, детка! Сначала найди себе богатого папика, – съехидничала хозяйка погреба.

Ирина ничего не ответила наглой тётке. Проглотила обиду и вышла на улицу. На свет из тьмы.

Откуда эта наглая тварь знает, что я потяну, а что нет? Тоже мне ясновидящая нашлась! Впрочем, чем дольше я живу в Нью-Йорке, тем становится страшнее, как в фильме ужасов. Качусь по наклонной плоскости. Сначала Машина кооперативная квартира – предел мечтаний, потом отстойник в Вашингтон-Хайтс, потом ограбление с последующим сотрясением мозга, теперь эта жуткая квартира-колодец. Что же делать? Неужели нельзя найти какой-нибудь недорогой и приличный вариант? Чтобы по карману и по душе? Чтобы без крыс, бандитов и без мордобоя в соседней квартире этажом выше? Чтобы ни рэпа, ни румбы по выходным? Неужели нельзя?

***

– Ланка, куда ты меня послала? В чёрную дыру? Это же погреб! Это, это… У меня даже слов нет! – негодовала Ирина.

– Ну, извини, подруга! Я не знала. Говорила же я тебе, что этой хаты не видела. Слушай, а может, нам снять квартиру одну на двоих? Будем руммейтс. У тебя одна спальня, у меня – другая. Гостиная, кухня и ванная с туалетом общие. Мы уже друг к другу вроде притёрлись. Думаю, поладим. Во всяком случае я возникать не буду. У меня лёгкий характер. Что скажешь?

– У меня характер тоже не скандальный. По-моему, сейчас это единственный выход из положения. Надо посмотреть на доске объявлений в NYU. Некоторые профессора уезжают на год за границу и сдают квартиру коллегам. Даже с мебелью. Ну, может, кое-что придётся докупить.

– Гениальное решение проблемы! Ты, Ирка, настоящий исследователь, постдок высшей квалификации.

Всё получилось, как они планировали. Что называется, подфартило. Нашли трёхкомнатную квартиру в хорошем доме недалеко от университета. Рента тысяча триста долларов в месяц плюс электричество. Сумму поделили пополам. Оказалось, можно жить.

***

– Что так быстро сматываешься? Испугалась? – спросила Дороти, увидев, как загружают в машину Ирины вещи. Дороти прикрывала рукой распухший рот. Не успели одни синяки зажить, как появились другие.

– Да нет! Просто буду делить квартиру с подругой. Руммейтс. Так дешевле и к работе ближе.

– Врёшь! Ты испугалась. Оно и понятно. Кому охота сдохнуть молодой!

– Но ведь ты же подвергаешь свою жизнь опасности и не боишься умереть. Эк твой муженёк опять тебя разукрасил!

– Я – другое дело! Муж меня жутко любит и постоянно ревнует. Стоит мне улыбнуться какому-либо симпатичному мужику или нарядиться в новую сексуальную тряпку, как мой муженёк пускает в ход кулаки. Я привыкла. Деваться некуда. Он работает санитаром в больнице, а у меня профессии нет, даже High School не окончила. Я – dropout (бросила школу). Хотела поступить на курсы и сдать GED (экзамен за среднюю школу), но пока не получается. Приличная работа мне не светит. Неохота вкалывать судомойкой или мыть общественные сортиры. И мать моя так живёт, и сестра, – сказала Дороти деланно бодрым голосом. И в её огромных чёрных глазах отразились безнадёжность и беспросветная тоска…

***

Ира и Лана принялись с энтузиазмом обустраивать квартиру. Скинулись на новый телевизор и микроволновку. Первое время все вечера проводили дома. Стояла глубокая промозглая осень, почти зима. Погода не располагала к прогулкам. Ира уходила в свою комнату, занималась английским, читала профессиональные книги и американскую классику. Рьяно повышала словарный запас. Лана валялась на диване в гостиной, смотрела сериалы и любимые мыльные оперы, скучала. Скука – болезнь заразная. Скоро заскучала Ира. Двум молодым птицам захотелось снова вылететь из удобной клетки и вкусить плодов опасной свободы. Они даже зачирикали одновременно о своих желаниях.

– Может, снова позвонить в брачное агентство или хоть вечером сходить в бар? Так и засохнуть можно на корню. Молодость уходит, – начала зондировать почву Лана.

– Можно и то, и другое… А то так и просидим здесь всю зиму. Рождество на носу, Новый год, а у нас даже маленькой ёлочки нет. Я в Москве всегда ёлку наряжала. – Ирина вздохнула и в который раз перечитала письмо от родителей:

Дорогая наша доченька, Ирочка!

Что-то ты стала так редко писать. Раньше хоть звонила иногда, а теперь и не звонишь. Мы понимаем, как ты занята на работе, и всё же можно выкроить полчаса для письма старикам-родителям. Так одиноко и беспокойно без весточек от тебя. Может, ты болеешь или, наоборот, здорова и строишь новую личную жизнь. Мы же волнуемся за тебя. Кстати о твоей личной жизни. Алексей несколько раз звонил и спрашивал о тебе. Мы ему рассказали всё как было, без утайки, что ты уехала работать по контракту в Америку и приедешь весной в отпуск. Он сначала расстроился, что ты его так вот бросила, а потом превозмог обиду и даже порадовался за тебя. Передайте, мол, Ирочке, «что я её хоть и по-прежнему люблю, но я не сволочь, не эгоист, и желаю ей от всей души большого американского счастья, раз она такую дорогу выбрала. Ещё передайте ей, что если так случится, что она не найдёт своё американское личное счастье, я буду ждать её возвращения». Вот такой прекрасный человек твой Алексей, и ты его напрасно вычеркнула из своей жизни. (Не то что твой бывший пьяница муж! Прости господи!) Таких любящих и порядочных мужчин, как Алёша, в наше время днём с огнём не сыщешь ни в России, ни даже в твоей Америке!

У нас всё по-старому. Пенсию платят нерегулярно. Но урожай этим летом в саду и на огороде был хороший, и зиму мы продержимся. Накопали картошки, нарубили капусты, заквасили, засолили огурцы и наварили вишнёвого варенья и яблочного повидла. Иногда едим курятину. Говорят, говядину есть вредно. От мяса забиваются сосуды и повышается холестерин. Здоровье – это главное. А оно у нас, слава богу, пока в порядке.

Подарки нам не посылай, не трать деньги попусту. Ну разве что купи какую-нибудь одежду для внученьки нашей, Танечки. Ей ведь уже тринадцать исполнилось, совсем взрослая девица. Хочет модно одеваться, чтоб не стыдно было показаться перед подружками. А джинсы импортные, ты сама знаешь, сколько у нас на толкучке стоят. И импорт этот весьма сомнительный, сшитый какой-нибудь местной подпольной артелью в подвале. Один раз постираешь – и можно сразу на помойку выбрасывать. Линяют и рвутся, да не по шву!

Танечка по тебе очень скучает и просит поцеловать маму. Пиши, доченька, и звони. С наступающим тебя Новым годом и Рождеством Христовым! Мы на даче во дворе нарядили ёлку, и папа с Танечкой слепили снеговика. Такая красота, как в сказке!

Ждём не дождёмся твоего приезда в отпуск.

Обнимаем тебя и целуем, родная наша девочка!

Твои любящие родители.

Ирина снова и снова перечитывала письмо от родителей, чувствовала свою непомерную вину перед ними и дочерью и не могла сдержать слёз. Она тихо всхлипывала, утирала тыльной стороной ладони слёзы, но они упрямо капали на бумагу, оставляя причудливое кружево водяных узоров.

– Ну что ты вся изревелась, подруга? Если уж так по родным соскучилась, возьми неделю за свой счёт и лети в Москву. Начальница тебя отпустит. (Всё равно перед Рождеством у нас в лаборатории – мёртвый сезон. Народ разъезжается, кто куда.) Там и Новый год встретишь, – рассудила Лана. – А я пока куплю маленькую ёлочку с игрушками и позвоню в брачное агентство. Может, сыщется и для меня какой-нибудь приличный человек. Как говорила моя мама, «такой, с которым можно не только лечь, но и встать…» Встречать Новый год одной – плохая примета.

***

Ирина летела в Москву, окрылённая предстоящей встречей с родителями и дочерью. Договорились по телефону, чтобы они её не встречали в аэропорту, так как это сопряжено с дополнительными физическими трудностями и затратами. Она уж как-нибудь сама доберётся до дому. Каково же было её изумление, когда она увидела Алексея с букетом цветов. У него было счастливое и одновременно растерянное лицо.

– Алёшка? Вот не ожидала! Я… я так рада тебя видеть.

– А я-то как рад! Ты классно выглядишь, Ира! Просто высший пилотаж! Одно слово – американка. У меня там на парковке машина. Мы с приятелем по очереди подрабатываем извозом. Представляешь, я водилой стал. Вокзалы, аэропорты. Зарабатываю очень даже неплохо, скоро куплю в кредит собственное такси на паях с другом. Давай чемоданы, подвезу до дома.

– Спасибо, Алёшенька! – как-то само вырвалось ласкательное имя.

– Да не за что! Мне тебя увидеть и подвезти только в радость.

Пошли к машине. Помолчали.

– Значит, ты на меня не сердишься, что я вот так уехала, не простившись?

– Сначала я злился ужасно, потом впал в депрессию, потом всё понял, как-то нашло просветление, успокоился. Ты не могла поступить иначе. Ты сделала правильный выбор. Я тогда тебе создавал одни проблемы своим нытьём, неприспособленностью к новым неписаным законам жизни и беспричинной ревностью. Усложнял твою и без того нелёгкую жизнь. Ты же сидела без зарплаты. А на шее – дочка и родители-пенсионеры без пенсии.

– Умный ты, понимающий…

– Я многое передумал, изменился… Ты вспоминала обо мне?

– Да!

– Что же не писала и не звонила?

– Я хотела позвонить или написать. Но не могла собраться с духом, всё откладывала на потом. Я же не знала, что ты меня понял и простил. Боялась трудного разговора.

– Ты вспоминала обо мне, когда тебе было плохо или когда хорошо?

– Когда было… плохо, вспоминала чаще. Мне тебя не хватало.

– И часто тебе там было плохо?

– Бывало по-всякому. Не хочется говорить о плохом. Вот увидела тебя, и мне так хорошо стало.

– Ирочка, солнышко! Можно я тебя поцелую? Я так соскучился по тебе!

– И я.

Она молча прижалась губами к его губам. Вдыхала знакомый запах…

Алёша, мой Алёшечка! Вот глупая! Как я могла не звонить ему! Полгода без любви в погоне за химерой американского счастья. А он действительно здорово переменился. Вот что значит, мужчина стал зарабатывать. Приоделся, похорошел, даже помолодел, в разговоре и жестах появилась уверенность, в глазах вместо тоски, которая наводила на меня уныние, радостные огоньки. Наверное, завёл себе гёрлфренд. Нормальный мужчина долго не может быть один. Впрочем, если бы завёл, не приехал бы меня встречать. Хороший, милый мой Алёшка, такой свой, родной! Недаром я его любила! Да я и сейчас его люблю. Зачем себя обманывать? Если он позовёт, я хоть завтра…

Наступило завтра, и он позвал. Изголодавшись по любви, они жадно, каждую ночь навёрстывали упущенное. Перечеркнули период ссор, обид и сомнений. Когда любовь – на волоске от разлуки, сладость обладания, смешанная с горьким привкусом обречённости, чувствуется острее. Кажется, что приторность и пресыщение никогда не наступят.

– Что с нами будет, Ирочка? Я – здесь, ты – там. Ты… ты когда-нибудь выйдешь за меня замуж?

– Будем считать, что ты мне наконец-то сделал предложение, да?

– Да, сделал. Завтра же куплю кольцо. Так ты выйдешь за меня замуж?

– Выйду! Мы будем звонить друг другу, писать. Я скоро снова приеду в отпуск, вот тогда, если ты не откажешься от своего предложения, подадим заявление. И… я жду кольцо.

***

Ирина провела в Москве десять дней. Новый год – на даче. Живая ёлка, увешанная зеркальными шарами и присыпанная настоящим снегом, не кусочками ваты. Родители, такие дорогие, ещё не старые, заботливые, хлопотливые. Взрослеющая дочь, которая за полгода вытянулась, приобрела мягкие, женственные формы и успела влюбиться в старшеклассника. Продолжение романа с Алексеем, на новой фазе с планами на будущее:

Приеду весной – распишемся… А потом, может, удастся вытащить его в Америку. Сначала по гостевой. И я, конечно же, буду подавать на гринкарту, как нужный Америке специалист. И это чистая правда. Я – действительно нужный Америке специалист, раз меня взяли на работу по контракту на целых четыре года.

Ирина встретилась с некоторыми одноклассниками, однокурсниками и поехала в свой НИИ. Раздала всем дешёвые сувениры – шариковые ручки с американским флагом, магнитные нашлёпки на холодильник, открытки с видами Нью-Йорка. Испугалась завистливых, растерянных глаз и повсюду сопровождающего её рефрена: «Повезло тебе, Ирка! Какая ты счастливая!» В НИИ зарплату по-прежнему не платили. Поговаривали, что институт совсем закроют. Дескать, нерентабельное учреждение.

Волшебные московские каникулы пролетели стремительно, на подъёме и адреналине! Но за два дня до отъезда Ирина вдруг скисла, почувствовала себя обесточенной, утомлённой, измотанной от постоянной беготни, суеты, поцелуев, объятий, слёз радости и печали, непослушания дочери, назойливой родительской опеки, вечерних посиделок с друзьями, их жалоб на жизнь и бессонных ночей с любимым и любящим Алёшей. Она, как свеча, горела слишком ярко и скоро превратилась в огарок. Вот-вот погаснет.

Её натура требовала отдыха от страстей. Ирина чувствовала себя растерянной без организованности и упорядоченности времени, без каждодневной рабочей занятости в рамках расписания. С удивлением поняла, что её тянет обратно в Нью-Йорк, где она, несмотря на злоключения последних месяцев, ощущала себя самостоятельной (без родительского надзора), востребованной, успешной с перспективами на будущее. В Москве как научный работник она была по-прежнему не нужна, не востребована. Жаль было оставлять Алёшу! Отношения только-только восстановились. Пришлось оборвать. На время. Алёша – не вещь, в чемодан не упакуешь. И Танечку жаль было оставлять без материнского ока. Дед с бабкой её избаловали, и она совершенно отбилась от рук. Скатилась на тройки, а прежде была отличницей. По дому не помогает, даже тарелки и чашки за собой не вымоет, целыми вечерами болтает по телефону с подругами. Выкрасила волосы в какой-то дурацкий ярко-жёлтый цвет. Влюбилась в старшеклассника, первой, надрывно-безнадёжной любовью, сочиняет сентиментальные стихи и плачет по ночам.

***

По мере приближения к Нью-Йорку родные, друзья и Алёша постепенно отдалялись в воображении и памяти Ирины, превращаясь в меленькие, словно игрушечные, фигурки, которые нельзя ни потрогать, ни переставить по-своему.

Нью-Йорк встретил Ирину мокрым снегом, нахмуренным небом и пронизывающим ветром. В добавление к плохой погоде на Ирину обрушился неприятный сюрприз: Лана призналась подруге, что от тоски и боязни отмечать Новый год в одиночестве позвонила Владу. Они встретились и неожиданно понравились друг другу. Свидания продолжаются и, возможно, перейдут в роман.

– Вот такие дела. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Что? Ты захомутала Влада? – Ирина опешила. – Не ожидала я от тебя такой прыти. Шустрая ты, Ланка. Не успела я за порог, как ты увела моего потенциального бойфренда. Так подруги не поступают.

– Но ты же сама не захотела ему звонить и улетела в Москву. У тебя в Москве снова Алёша объявился. Ты же мне сама по телефону рассказала, что у вас с ним роман по новой. Вот я и подобрала Влада. Хорошие кадры на дороге не валяются. Или возрождение Алёши – просто миф, нужный тебе для самоутверждения?

– Миф это или нет, не твоя забота. Пиши свои, как ты говоришь, мифы, без моих героев, пожалуйста! Плагиат – это грех. К тому же Влад не соответствует твоим запросам. Он не бизнесмен, небогат, обычный инженер. Спокойный, интеллигентный мужчина. Ты же любишь страсти-мордасти и мешки с деньгами.

– Так! Полегче, пожалуйста! Я отменила свои прежние запросы. Не хочу больше наступать на те же грабли.

– Ой ли! Не обманывай себя! Уверена, Влад тебе быстро наскучит.

– Как ты можешь меня знать и что-то предрекать? Мы даже сами себя не знаем. Столько в нас всего намешано. Вот ты, например, хочешь одной жопой сидеть на двух стульях. Один стул в Москве, другой – здесь.

– Грубо, Лана! Очень грубо! Но, если посмотреть правде в глаза, может, ты и права! Может, и хочу. Но это мои стулья! Заведи себе свои и сиди на них, – кипятилась Ирина.

– Послушай, Ирка, отпусти Влада с миром и успокойся, а то поссоримся.

– Ещё чего не хватало – из-за мужиков ссориться! – Ира испугалась, одумалась и уже спокойнее произнесла:

– Ссориться нам с тобой никак нельзя. Мы же руммейтс. Если будем ссориться, придётся разъезжаться. Я сдаюсь! Твоя взяла. Забирай Влада! Дарю! – Ирина выставила вперёд ладонь и дунула на неё, символически перемещая Влада из своего пространства в пространство Ланы. – Проехали! Поставим на этом точку, – сказала она, а на душе заскребли кошки. Вот ведь какой казус получался:

Совсем я запуталась. Зачем мне нужен этот чужой, неизвестно ещё какой, Влад, когда я собираюсь замуж за любимого, такого родного Алёшу. Запретный плод нам подавай. Опять эта раздвоенность. Москва – Нью-Йорк. Как написал Эфраим Севела: «Остановите самолёт! Я слезу!» Кончаю рефлексировать! Завтра на работу. Заждались меня мои дрожжи. Начну делать опыты – и всё встанет на свои места. А до весны не так уж и далеко. Январь, февраль, март…

***

Прошло три года. Ирина всё-таки вышла замуж за Алексея. Танечка и Алёша уже два раза приезжали в Нью-Йорк по гостевой визе. Ира и Лана давно разъехались, но не рассорились. Они иногда перезваниваются и болтают всласть по душам, обмениваются новостями. Лана бросила Влада и выскочила замуж за весьма состоятельного шестидесятилетнего американца ирландско-итальянского происхождения. Он ревнует Лану ко всему и ко всем, заставил её уйти с работы, запретил танцевать в клубе go-go dancing и, когда прикладывается к виски, а делает он это достаточно регулярно, в сердцах поколачивает жену, так, для профилактики. Лана пока всё это терпит, но говорит Ире, что как только получит американское гражданство, сделает «старому козлу» ручкой и уйдёт к другому. Кое-кто уже есть на примете.

Ирина по-прежнему работает в NYU, проводит опыты с любимым объектом. Через полгода закончится её трудовое соглашение. Она наняла адвоката, подала документы на гринкарту и надеется получить статус иностранки, постоянно проживающей в США. Иногда ей звонит Влад, который, потеряв Лану, снова переключился на Ирину и предлагает встретиться. Ведь обе женщины хоть и разные по характеру, но обликом так похожи! Влад и Ирина уже пару раз ходили в Метрополитен-оперу и в ресторан. Пока это были лишь невинные свидания, но страсти разгораются – с его стороны – и неизвестно, чем дело кончится…

Ирина ежегодно ездит в Москву в отпуск – навестить родных. Танечка в восторге от Америки и мечтает поступить там в колледж и остаться навсегда. Алёша пребывает в сомненьях. Английского языка он не знает, и вообще иностранные языки ему даются с большим трудом. Чем он будет заниматься в Нью-Йорке? Работать шофёром такси можно и в Москве. Заработок вполне приличный. Ирины родители не хотят и слышать об Америке. Они вошли во вкус натурального хозяйства и развели настоящую маленькую ферму, добавив к курам ещё гусей и поросёнка. К тому же в России пенсионерам стали снова выплачивать пенсию.

Пенсия хоть и небольшая, но «заслуженная, своя. Не какие-нибудь там подачки от американского государства!»

Твой контракт через полгода закончится. Что ты будешь делать, если его не продлят и откажут в гринкарте? Возвращайся в Москву. У нас открываются для научных работников новые возможности, умоляет Ирину Алексей.

Да, давай возвращайся обратно на Родину! Если не найдёшь в Москве работу по специальности, так хоть поможешь нам в хозяйстве, вторят родители.

Господи, как же мне надоели ваши уговоры! Отстаньте от меня, наконец! Приезжаю в Москву отдохнуть, а тут сплошная нервотрёпка, упрекает родных Ирина. К концу отпуска она мечтает только об одном – поскорее вернуться в Нью-Йорк, к своим опытам с дрожжами. Влад ждёт не дождётся её приезда…

____________________

Повесть “Опыты с дрожжами и не только” вошла в книгу: “Экстрасенсорика любви. Повести и рассказы“. Иерусалим: изд-во Млечный путь, 2017, 388 стр.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Елена Литинская

Елена Литинская родилась и выросла в Москве. Окончила славянское отделение филологического факультета МГУ имени Ломоносова. Занималась поэтическим переводом с чешского. В 1979-м эмигрировала в США. В Нью-Йорке получила степень магистра по информатике и библиотечному делу. Проработала 30 лет в Бруклинской публичной библиотеке. Вернулась к поэзии в конце 80-х. Издала 10 книг стихов и прозы: «Монолог последнего снега» (1992), «В поисках себя» (2002), «На канале» (2008), «Сквозь временну́ю отдаленность» (2011), «От Спиридоновки до Шипсхед-Бея» (2013), «Игры с музами» (2015), «Женщина в свободном пространстве» (2016), «Записки библиотекаря» (2016), «Экстрасенсорика любви» (2017), «Семь дней в Харбине и другие истории» (2018), "У Восточной реки", (2021), "Понять нельзя простить" (2022), "Незабытая мелодия" (2023) Стихи, рассказы, повести, очерки, переводы и критические статьи Елены можно найти в «Журнальном зале», http://magazines.russ.ru/authors/l/litinskaya, периодических изданиях, сборниках и альманахах США и Европы. Елена – лауреат и призёр нескольких международных литературных конкурсов. Живет в Нью-Йорке. Она заместитель главного редактора литературного журнала «Гостиная» gostinaya.net и вице-президент Объединения русских литераторов Америки ОРЛИТА.

6 Responses to “Елена ЛИТИНСКАЯ. Опыты с дрожжами и не только”

  1. avatar Марина says:

    Спасибо за увлекательное чтение. Повесть – настоящая ” одиссея” , приключения русских искательниц приключений ,
    Бурная личная жизнь Ирины явно не даст ей продвинуться в научные руководители.

    • avatar Yelena Litinskaya says:

      Спасибо, дорогая Марина! Рада, что Вам понравилась “Одиссея русских искательниц приключений”. Я всё же думаю, что поскольку героиня повести Ирина – женщина не только способная и бесстрашная, но и упорная – ей удастся наладить личную жизнь и со временем продвинуться в научные руководители. Чего не скажешь о второй героине повести – Лане, которой, видимо, суждено постоянно наступать на одни и те же грабли…

  2. avatar Елена Владимирова says:

    Сюжет этого рассказа – интересный срез жизни российской эмиграции в США. Привлекают яркий и жизнеспособный характер героини, на многое готовой ради самореализации, и честное, без прикрас, изображение не самых светлых сторон американской жизни. Всё это делает рассказ живым и неповторимым.

    • avatar Yelena Litinskaya says:

      Спасибо, Леночка! Вчера у меня была презентация книги “Экстрасенсорика любви”, в которую вошла повесть “Опыты с дрожжами и не только”. Я как раз отметила, что мои герои и героини – жизнеспособные и стойкие личности, которые преодолевают трудности эмиграции и выкарабкиваются из весьма сложных, порой драматических ситуаций, отражающих далеко не самые светлые стороны американской жизни.

  3. avatar raisa says:

    повесть очень увлекательная, читается на одном дыхании, как и все у Елены Литинской.
    много было смелых женщин в ту пору, не у всех все получилось, но такие, как Ирина никогда не остановятся. Уверена, что сегодня у нее все сложилось с карьерой. Что касается личной жизни-наверняка , она не одна. но нашла ли Ирина свою любовь-это вопрос. Таким ярким личностям не бывает легко опустить планку.вряд ли Алексей решится на переезд
    Дорогая Елена!
    хотелось бы продолжения.ну не может так все и закончится!
    Бросилась во все тяжкие в Америке, оставила семью в Москве!ради чего-то?уверена, что Ирина состоится!

    • avatar Yelena Litinskaya says:

      Дорогая Раечка! Мне очень приятно, что ты читала эту повесть с увлечением. Я тоже думаю, что у Ирины всё устроится: и научная карьера и личная жизнь. Просто мы её застали на перепутье между двумя странами и между двумя мужчинами, и этот период затянулся. В конце концов жизнь и время заставит Ирину сделать окончательный выбор и не сожалеть о том, чего не вернёшь.

Оставьте комментарий