Сергей КУЗНЕЧИХИН. Чёрная пурга
ПЕЧКИ-ЛАВОЧКИ
Как забавно созвучие — Канны и Канск.
Речь пойдет о кино.
Но я мог оказаться не в Канске,
а, допустим, в Уяре.
Сочетание Канны — Уяр,
тоже праздник для русского уха,
рифма сразу приходит на ум, —
но не здесь — возжелай рифмовать
я бы начал с Большого Улуя…
Все же видел я именно в Канске, весной
семьдесят третьего, помню отлично,
как из кинотеатра с названием “Космос”
люди валом валили…
Мужчины старались быстрей закурить,
женщины (их большинство) возмущались —
где режиссер умудрился найти
этих людей? И зачем — непонятно —
серость такую тащить на экран?
Помню еще, как один человек
в шляпе (уж так получилось, что — в шляпе)
все объяснял и не мог объяснить
спутницам, что же они означают
эти слова из названия фильма —
печки и лавочки — логика где?
Лавочки с печками… Где же тут связь?
В Канске на улицах жуткая грязь.
В Канске партийные пьют валидол,
все остальные — гидролизный спирт.
Пьяная баба, задравши подол,
села к забору и вроде бы спит.
Но ведь не падает! Тем и ценна…
Ох, как возлюбят потом Шукшина.
ГОЛУБЫЕ ЕЛИ
Обдирая десны, мы доели
Черствые, скупые бутерброды
И валили голубые ели
В жижу под колеса вездехода.
Злость обезображивала лица.
Топоры звенели все упрямей.
Ели, словно раненые птицы,
Суматошно хлопали ветвями
И распластанно валились наземь,
Молодняк ломая под собою.
А колеса смешивали с грязью
Их ветвей убранство голубое.
И ни с места.
Снова все сначала.
Топоры ярились, дело зная.
Страшно вспомнить, как ожесточала
Красота, почти что неземная.
Собственное варварство бесило,
Было пусто на душе и гадко…
Но машину все же выносило
Из болота по жестокой гати.
НОВОСТРОЙКА-1972
Трещит башка от новоселий.
А утром с бала на корабль,
Где на похмелье ставит Север
Сорокаградусный… с утра.
И мы для новых снова строим, –
К доске подогнана доска, –
Для тех, кого приводят строем,
И нас – свободненьких пока.
ПРЕМИЯ
Д.Д. Белоусову
Благодарна публика служивая —
Чуть ли не валяется от смеха.
И артист хорош — не закружилась бы
Голова от раннего успеха.
Анекдотец к месту и ко времени,
Творческим никак нельзя без риска,
И в награду — Сталинская премия —
Десять лет на рудниках Норильска.
Премию в России по традиции
Обмывать положено с друзьями,
Но мужи с ответственными лицами
И друзей и выпивку изъяли.
Десять лет с артистом горе мыкая,
Заглушая аж зубные боли,
Премия страдала необмытая.
Но зато потом, уже на воле,
Было упущение наверстано.
Премия капризна, как дитя.
Кружками, стаканами, наперстками…
Десять лет и двадцать лет спустя.
ЧЕРНАЯ ПУРГА В НОРИЛЬСКЕ
Алитету Немтушкину
С похмелья Алитет молчун,
Но знает кто за все в ответе.
Наш девятиэтажный чум
Раскачивает хриплый ветер.
Накурено и воздух сперт,
А форточку открыть опасно –
Пурга. Закрыт аэропорт.
Когда откроется – неясно.
Страдает пожилой тунгус,
Тоскливо хворому поэту.
Пусть холодильник наш не пуст,
Но выпить, к сожаленью, нету.
Пурга, все злые духи с ней,
А кто же с нами – непонятно.
Успевший приземлиться снег
Пытается взлететь обратно,
По окнам шарит, дом слепит,
Ползет, цепляясь за антенны,
Срывается и вновь летит,
Бросаясь в бешенстве на стены,
Но железобетонный кров
Пока что терпит и спасает.
Вот если б в тундре и без дров…
Подумаешь, и в жар бросает.
Такого страху нагнала,
Тоски тупой и обреченной.
Везде пурга белым бела,
Но здесь ее назвали черной.
А в доме теплый туалет
И риска нет поймать простуду.
Я спрашиваю:
«Алитет,
Скажи за что ты любишь тундру?»
Тунгус не прост, тунгус не трус,
Не уклоняется от справки.
«Люблю за холод и за гнус…
И за полярные надбавки.»
РЕЧКА КАЧА
Грязнуля, замухрышка –
Не пляшет, не поет.
Тяжелая одышка
Ей ходу не дает.
Петляя, ковыляет,
Хлебнув спотыкача.
Не степи с ковылями,
Не свежесть кедрача –
Вокруг нее не горы,
С которых ручейки –
Курятники, заборы,
Сараи, нужники.
И льют в нее отходы,
Пуская пузыри,
Украдкою – заводы,
Беспечно – кустари.
Жлобы не слышат жалоб,
Пощады не проси,
Могла бы – убежала б,
Да не хватает сил.
Испуганно виляя,
С повадкой червяка,
Уже полуживая,
Но все еще – река.

Об Авторе: Сергей Кузнечихин
Рожден 14 июля 46 года в поселке Космынино под Костромой. После окончания химфака Калининского политехнического института выбрал на распределении самую восточную точку –– г. Свирск (Иркутская обл.) потом перебрался в Красноярск. Первое стихотворение напечатал еще школьником. Первая книжица (24 стр.) вышла в Красноярске (в 33 года). Прозу стал писать после женитьбы (в 30 лет). Первый рассказ напечатал в 1981 году в альманахе “Енисей”. Первая книга прозы вышла в издательстве “Советский писатель” (в 44 года). В политической жизни участия не принимал, ни Ленинских, ни Сталинских ни Букеровских премий не получал. Но за рассказ «ТЕПЛОЕ МЕСТО» браконьеры славного города Туруханска премировали пудовым осетром. Печатался в “Литературной газете”, в журналах: “Арион”, “Дальний Восток”, “Дети Ра”, “Сибирские огни”, “День и ночь”, “Киевская Русь”и др. Выпустил поэтические сборники: “Жесткий вагон” (79), “Поиски брода”(91), “Стена”(92), “Похмелье”(96), “Неприкаянность”(98), “Ненужные стихи” (2002) “Дополнительное время” (2010) и четыре книги прозы: “Аварийная ситуация”(90), “Омулевая бочка” (94), “Где наша не пропадала” ( 2005), “Забавный народ” (2007). Принимал активное участие в становлении журнала “День и ночь” и книжной серии “Поэты свинцового века ”, был составителем сборников А. Барковой, А. Тинякова, Н. Рябеченкова, А Кутилова. Собрал антологию любовной лирики “Свойства страсти”.