Людмила ШАРГА. Читается август
Человек человеку – яблоко.
Не спеши
расставаться с родимым садом в преддверии осени,
где на ветке два наших яблока – две души,
где бросает безжалостно северный ветер оземь их.
И одно другому пытается прошептать:
Не спеши, не падай…
Успенья дождись, пожалуйста.
Коли выпало жить и в осень с тобой упасть,
то ни слёз не надо, ни жизни, ни глупой жалости.
Не спеши. Сгоревшее лето идёт ко дну –
в предстояние осени.
Близятся дни ненастные.
Были яблоки – скажут – и умерли в ночь одну.
Были яблоки – долго – и были счастливы.
Человек человеку – яблоко, свет и боль.
Только чтобы усвоить нехитрое это правило,
то разводит меня судьба, то сводит с тобой
в том саду, где старая яблоня свет оставила.
На него наши яблоки-души ещё летят,
на восток – к восходу,
где станет печаль легка.
Человек человеку свет и, конечно – сад.
Человек человеку боль – и, конечно – яблоко.
Научи меня быть
Научи меня быть вечерней рекой,
плыть и верить: каждому – да по вере
отмеряет и щедрой даёт рукой
тот, кто сам и вода и река и берег.
Научи меня быть огнём и землёй,
лёгким облаком – тихого вздоха легче,
там кончается долгий путь домой,
где вечерней зарёй окоём расцвечен.
Научи меня быть.
Научи меня жить.
Я, усвоив премудрость твоей науки,
перестану загадывать и спешить,
и приму все утраты и все разлуки,
и однажды поверю, что смерти нет,
воспарю и свободно и облегчённо,
и увижу, как горний исходит свет
от приговорённых и обречённых.
Научи меня жить… как в последний день,
чтоб уснуть на краю и проснуться с краю,
чтоб от яблони – яблоком в свет и в тень,
где вечернее солнце в траве играет.
И запомнится: зарев, земля, огонь,
и журавль над серым срубом колодца,
И – как прежде – в протянутую ладонь
вожделенное яблоко-жизнь сорвётся…
Читается август
Предчувствие осени бродит в закате,
рассветы бессонницами прирастают,
и птицы всё громче кричат об утрате
и просятся в стаю.
Июль догорает над морем зарницей,
сгущается сумерек томная благость,
и в строчках последней июльской страницы
читается август.
А там, где цвели золотые купавы,
где в омутах тихих венки пропадали,
тяжёлые яблоки в сонные травы
в ночи упадают.
И пахнут полынною волглой землёю
и липовым мёдом и сеном лежалым,
и верят, что падают в небо ночное,
и дом их – Стожары.
И я, извлекая осеннее жало
и зная, что это смешно и нелепо,
как яблоки верю, что дом мой – Стожары,
и падаю в небо.
* * *
От меня и следа не останется,
только лёгкая тень у моря,
что – как день в межсезонье – тянется
между осенью и зимою,
и блуждает июльским вечером,
в коридоре лунных затмений.
Рядом тени судьбой отмеченных –
позабытых поэтов тени,
что ходили по этим улицам
и слагали стихи, в которых
море с солнцем легко рифмуется,
ветер ждёт в парусах и шторах
и гнездится в белье, развешанном,
во дворе моём – на верёвке.
Он бывает ручным и бешеным,
мне знакомы его уловки –
он любитель осенних шалостей:
притворится, что мирно дремлет,
и к утру оборвёт безжалостно
все остатки листвы с деревьев.
Вот по этой листве – как по /морю
уплываю от жизни прочь я,
вспоминая давно знакомые,
позабытых поэтов строчки.
В них деревья хрипят простуженно,
словно петли скрипят дверные,
и дожди, хоть зовутся южными –
ледяные, сплошь ледяные.
Пролетит зима-бесприданница,
станет притчей наимудрейшей,
от стихов только тень останется –
тенью больше,
иль тенью меньше,
лишь бы синим июльским вечером
над водою прошелестели
строчки, странной судьбой отмеченных –
позабытых поэтов тени.
* * *
С полки снимаю томики –
даже вздохнуть не смею,
в рамках силлаботоники
пишется всё теснее.
Пишется, только нехотя,
нехотя и живётся.
Пусто.
Лететь ли,
ехать ли.
Но на бумагу рвётся
слово,
да только надо ли
приумножать печали?
Снова за словом падаю
в ночь и не сплю ночами
и не грешу верлибрами,
розами и шипами…
В доме тепло и прибрано,
вытерты пыль и память –
давняя и бурлящая
пристань с отметкой «юность»,
только без настоящего,
видимо разминулись.
Пишется.
Только надо ли –
дом и душа в порядке,
глупое сердце падает
в брошенную тетрадку,
ищет дорогу Млечную,
дух бередит бродяжий,
давняя хворь сердечная –
как ты ему прикажешь.
Вот и плетёшься исподволь
на поводу у слова,
то ли за древней истиной,
то ли за чем-то новым
в дебри силлаботоники
тропами и тропами…
С полки снимаешь томики
и воскрешаешь память.
* * *
Деревья влаги заждались
и замерли и заскучали,
а лето просится на лист
и много солнца обещает
в стихах, где венский круглый стол,
накрытый к утреннему чаю,
послужит временным холстом
для чайных чашек и для чаек,
что над верандою кружа,
о скорой осени вещают,
и предрекают, ворожа,
разлуку с милыми вещами.
И переездов кутерьма
в пустые хлопоты упрячет
осиротевшие дома
и в спешке брошенные дачи.
А мы…
Мы стали привыкать
к дыханью моря за окошком,
к певучим сходням чердака,
к дорожке лунной,
к странной мошке,
что в свете фонаря кружит
то облаком, то позументом,
и свято верит, что бессмертна.
А нам бы до утра дожить.
В ладонях смуглых летних дней
дымится моря сизый ладан,
и белоснежных простыней
всё вожделеннее прохлада.
И берег пуст и каменист,
и лодку нам волна выносит…
И лето просится на лист,
но остаётся только осень.
* * *
Не называешь имени – и ладно.
Я по глазам прочту тебя, листая
прохладу взгляда,
тихих слов прохладу,
горчащих оттого, что жизнь тает.
Её полупустую оболочку
раскачивает глупое заклятье:
ни взгляда,
ни слезы,
ни дня без строчки.
Сомнительное, мнимое занятие.
Размениваю лето – пядь за пядью –
на несколько смешных стихотворений,
и лист из недописанной тетради
сжимается полоскою шагрени.
Не называешь имени – и ладно.
где тени безымянны – осень ближе,
прохладны ночи и дожди прохладны,
и месяц – как лимон – до капли выжат.
Но полнится моими именами
наш странный дом,
наш мир странноприимный,
где прошлое сумерничает с нами,
едва лишь затихает город дымный.
Не называешь ангелом – и полно
о прошлом причитать – не растерять бы.
Бутылочную почту носят волны
и раковины – для жемчужной свадьбы.
И эту жизнь до дна придётся выпить –
смешать морскую соль с дорожной пылью…
Но там, где все иные тени видят,
ты видишь свет моих раскрытых крыльев.
* * *
Пол-августа – на двоих,
забытая жизнь в подарок,
страницы любимых книг,
щемящая грусть гитары.
Далёкого лета блик
на утренний дождь нанизан,
и августа черновик дописан,
почти дописан,
и падевый выпит мёд,
и столько звёзд в поднебесье…
Здесь лето ещё поёт
свою негромкую песню,
здесь пишется так легко
и так же легко молчится
об осени, что возком
небесный везёт возница.
Пылает закат в окне
заброшенного сарая,
и рукописи в огне
рождаются и сгорают,
от боли – как мы – крича.
И пепел летит над миром…
Здесь яблони по ночам
в садах источают миро –
лекарство от всех забот,
от горестей и лишений.
Здесь каждый из нас пройдёт
свой путь до преображения.
И каждому будет сад, –
зови, если хочешь – раем.
Здесь рукописи горят,
но к счастью – не все сгорают.
Об Авторе: Людмила Шарга
Людмила Шарга (Южнорусский Союз Писателей) Поэт, прозаик, публицист. Родилась в России. Живёт и работает в Одессе. В настоящее время возглавляет отдел поэзии в литературно-художественном журнале «Южное Сияние». Журнал основан в 2011 году и является официальным печатным органом Южнорусского Союза Писателей. Редактор сайта, основатель и ведущая творческой гостиной «Diligans». Публикации: в Одесской антологии поэзии «Кайнозойские Сумерки» (2008), в альманахах «Меценат и Мир. Одесские Страницы» (2008, Москва), «ЛитЭра» (Москва), «Свой вариант» (Луганск), «Провинция» (Запорожье), «ОМК» (Одесса), в журналах «Южное Сияние» (Одесса), «Дон» (Ростов-на-Дону), «Ренессанс» (Киев), «Арт-Шум» (Днепропетровск), «День и Ночь» (Красноярск), в газетах «Литературная газета» (Москва), «Литература и жизнь» (Киев), «Интеллигент», в интернет-журналах «Авророполис», «Гостиная», «45-я параллель», «Ликбез» и др. Автор сборников прозы и поэзии «Адамово Ребро» (2006), «На проталинах памяти» (2008), «Билет в осенний день» (2010), «Рукой подать...» (2011), «Повесть о падающих яблоках» (2013), «Яблоневые сны» (2014), «Ночной сюжет новостей» (2015), «Невыдуманные рассказы о настоящем» (2017).
Как и раньше, очарован Вашей поэзией, дорогая Людмила… Как глоток свежего воздуха, которого заждался… Земной поклон. Спасибо.
Благодарю Вас, Борис Абрамович.