Герасимова, Александра. Метрика / Александра Герасимова. — М.: Формаслов, 2021. — 150 с.

«Подобно тому, как метрические данные (имя, рост, вес) являются первым подтверждением человеческого существования в материальном мире, отпечатанная впервые книга приносит поэту овеществление в мире литературном. Каждое из стихотворений «Метрики» предпринимает попытку доискаться первоначальной сути вещей» – гласит аннотация к дебютной книге Александры Герасимовой. «Метрика» разнообразна стилистически и сюжетно, но собранные в ней стихи объединены интонацией нелегкого совершения стихотворных строк, а идея восходит к запечатлению личности.

Говоря более конкретно, Герасимова стремится перенести в книгу живых людей, окружающих её, причём не в качестве стандартных героев, имеющих внешность и характер, а в качестве слепка ощущения от их присутствия. Они переходят в «Метрику» не по частям – вот глаза, вот нос, вот доброта, вот вредная привычка – а как бы сразу целиком. Но в каждой части книги меняется подход к этому запечатлению, оно осуществляется разными средствами.

Можно выделить два основных метода создания образа человека в «Метрике»: через описание природы и через перечисление деталей. Первому методу соответствуют две первые части книги, «Ойкумена» и «Перемолчание», а второму – последние, «Беспрекословие» и «Геральдика». Образ в первом случае не конкретен, и герой, которого описывает Герасимова, лишён традиционной индивидуальности. Он действует и вызывает у лирической героини различные чувства – и всё. Его своеобразие раскрывается за счёт суггестивного повествовательного ряда, в котором чаще всего фигурируют растения и природные материалы. Для каждого героя, закономерно, создан собственный мир запахов, цветов и вкусов жизни – лишь из этого читатель может судить о них. Взглянем на героя «Ойкумены»:

он всё ещё цвёл
как фиалковый сад
и круглый как облако
яблочный взгляд
мою сердцевину
выел.

В приведённом стихотворении («Мы так начинались…») доминируют образы холода, золы, дыма, которые призваны показать отчуждённость героев друг от друга, но примерно в середине (откуда взята цитата) и в конце появляются два противоположных по эмоциональной окраске образа – яблоко и фиалка. Они отражают внутреннее единство героев, их итоговых приход к согласию. Фиалка – это символ пробуждения природы, и точно так же с появлением фиалки в героях стихотворения пробуждается стремление к счастью и пониманию, «и чем мы // друг другу // люди».

И в «Ойкумене», и в «Перемолчании» описывается несколько героев, но для доказательности и наглядности предлагаю взглянуть лишь на еще одну, из последних стихов «Перемолчания»:

и я стала маленькой вовсе
как крошка льда
я была вода и ты мне была вода
мы текли и не было в нас начала
ты молчала
но в тебе о главном шептал цветок
стеблем вросший вглубь тебя в кровоток
распустившийся у тебя на груди пунцом
напоённый твоим сосцом.

Здесь совсем иной образный ряд по сравнению со стихами из «Ойкумены» – доминируют образы воды и крови, а вместе с ними и мотив течения. Героиня, описанная здесь, находится с героиней «Метрики» в этот момент в состоянии полного слияния. Они неразличимы, поэтому героиня говорит: «и не было в нас начала», то есть они даже позабыли собственное происхождение. Если пользоваться заданной Герасимовой системой образов, то женщины, подобно рекам, впали одна в другую и образовали единую реку. Если в стихах из «Ойкумены» речь шла скорее о чувстве сообщничества, о перспективе контакта, то здесь контакт уже достиг высшей точки, и этот экстремум как раз описан.

Что касается «Беспрекословия» и «Геральдики», то здесь подход начинает меняться. Сначала в «Беспрекословии» появляются мотивы войны, и в героине ещё ярче проявляется роль спасительницы: то она солдатская мать, то она жена преступника, то она мученица, готовая взять на себя часть чужих страданий. Недаром здесь появляются и христианские мотивы, а сам Иисус выражен, подобно древним традициям, в образе рыбы или рыб. Мир, более причастный к мирским печалям и более отрешенный от печалей экзистенциальных, впускает в себя бытовые детали:

мне виделось потом как светлый ты и чистый
метёшь на кухне пол и ставишь кипяток
и лето на дворе и дуб стоит плечистый
так полон желудей как зла твой кровоток.

Пока ещё они не формируют образ героя целиком, но объект изображения уже становится более конкретным с точки зрения реализма. Однако апогея бытописание достигает в «Геральдике», где собраны поэмы о членах семьи героини. Описания природы практически полностью уходят из этих поэм, и их сменяет педантичная, выверенная каталогизация воспоминаний героини о своих родственниках, деталей их внешности и особенностей их повседневной жизни. Таким образом, героя начинает формировать набор житейских мелочей, а не взаимодействие стихий:

вы оба ходите в садики
в разные — так надо
хорошо кушаете
много гуляете
рисуете
слушаете музыку
и даже встречаетесь с носителем английского языка
который для вас просто «английский дядя»
мы с вашим папой тоже ходили в сад
в один — тогда их было не так много
у меня на кухне стоит фотография
на ней нам с вашим папой столько же
сколько и вам сейчас
на нём белая футболка в синие звёздочки
заправленная в короткие серые шортики
а на мне платье с микки маусом
оно мне досталось от друзей вашего дедушки
его выслали из германии
я сложила руки на коленочки
(вас так тоже учат)
а ваш папа держит меня за плечико
потому что нам так сказали
брат и сестра должны обниматься на фотографии

«Геральдика» оправдывает своё название и по сути является аналогом семейного фотоальбома. Точность изложения событий и тщательность их подхода требуют также изменения формы – перехода к верлибру. Это также создает эффект бездумной фиксации происходящего, занесения на бумагу сырого материала жизни.

Интересно также отмеченное в самом начале разговора об этой книге восприятие поэзии героиней. С одной стороны, это тяжкий труд, капризный труд, который требует специальных условий, и даже в них остается адски тяжёл. С другой стороны, это своего рода волшебство, и героиня утверждает, что нельзя записать эту жизнь, но можно прожить ее, и в то же время, что жизнь героев – это их жизнь здесь, на бумаге, в «Метрике». Герасимова, создавая стихи, в каком-то смысле хочет оставить близких ей людей живыми, а это работа нелёгкая и ответственная:

всё что я пока для вас сделала —
несколько случайных поцелуев в жиденькие макушки
но я сделаю больше
я уже делаю больше
с каждой следующей буквой
вырванной из
и отвоёванной у
с каждой не проставленной запятой
их будет больше и больше
больше чем лун и звёзд
больше чем гречневых зёрен
в мире во все века
даже потом когда-то
после самой меня.

Становится понятно, почему поэтесса стремится перенести людей на бумагу такими целостными, неделимыми. Поэзия здесь не просто мостик в вечность, каким она всегда была, а некоторая квазиреальность. В ней люди начнут параллельно существовать при жизни и продолжат благоденствовать после смерти. Именно поэтому книгу красной нитью пронизывает мотив бессмертия – от ощущения безграничной свободы до прямого утверждения: «мы не умрём» – и мотив благодарности за всё случающееся. «Метрика» заканчивается словом «спасибо», и это «спасибо» адресовано жизни. Оно даётся в ответ и на горе, и на счастье, потому что даром оказывается возможность пережить и то, и другое, а потом вывести это за рамки человеческой смертности.

Просмотр для печати

Об Авторе: Анна Нуждина

Анна Нуждина родилась в 2004 году в г. Сарове. Участник Совещания СМЛ в Химках, слушатель курса критики школы "Пишем на крыше" журнала "Вопросы литературы". Вошла в шорт-лист всероссийской премии "Болдинская осень". Шорт-листер Волошинского конкурса, участник I школы литературной критики в Ясной Поляне. Публиковалась в интернет-журналах "Формаслов", "Дегуста" и "Гостиная", на литературном радио в программе "Пролиткульт", а также в журналах "Юность" и "Наш современник".

• Публикации в Гостиной (10)