Бессмертие упрятал ты в слова,
В их подноготность, трепетность и пылкость,
В умение строкою  целовать
Тифозный воздух перед вечной ссылкой.

Где ничего: ни Спаса на Крови,
Ни слёз, что льёт по сыну Божья Матерь.
Где только гнус, где мёрзлый холст земли,
Которым с головой  укрыться хватит.

Саднит под сердцем давняя строка,
Но немы коченеющие губы.
Сума пуста: ни зла в ней, ни греха…
И с той сумою жизнь идёт на убыль.

 

*  *  *
Старость не в радость.
Мороз во дворе, солнышко реже.
Цвет седины, будто пепел в золе.
Явственней брезжит.

Долго удерживать пламя огня
Выйдет едва ли.
Дальние дали, голубка моя,
Мы отлетали.

Крылья в просушке, блины на столе,
Милая рядом.
Счастье по венам, душа в серебре…
Что ещё надо?

 

ХУДОЖНИКУ ГРИГОРИЮ МИХЕЕВУ

Ты сед и тих, как белый стих,
Как млечный цвет Балтийской ночи…
Бог предпочёл из нас двоих
Тебя призвать пред ясны очи.

Мы, отрекаясь жить во лжи,
Приемля творческую схиму,
Стальные кровников ножи
Перековали в мастихины.

А  солнце, оставляя лаз
В верхах, быстрей, чем неотложка,
В полотна донорский окрас
Вливало золотой подложкой.

И этот мир был только наш:
Раним, наивен, простодушен.
Янтарный лес, латгальский пляж
И тучи из латвийских кружев.

 

*  *  *
Нас ещё отпоют, а пока
Уязвимость оставим на старость.
Пирамидам века и века,
Но стоят, несмотря на усталость.

Каждый миссию знает свою,
Знает путь, что судьбой уготован.
Нас, глашатаев, лепят в раю
Из любви и подручного слова.

Трудно вам,  ну, а нам каково
В этой жизни бездушной и тленной…
Коль поэт не от мира сего,
Значит он ─ отголосок Вселенной.

 

*  *  *
Поэзия – твой белоснежный век
От оттепели тянется к морозам,
Где первых строчек долгожданный снег
До чувств шестых пронизывает воздух.

И золото в тебе, и серебро,
И гениальность, и неповторимость.
Поэзия, несущая добро,
Сродни тропинке чистой в поле минном.

Век белоснежный, век моих стихов
От оттепели тянется к морозам.
В нём пишется и дышится легко,
Но послеснежье  обещает  слёзы.

И я, пока ещё не грянул  гром,
Писал стихи, пишу и, может, буду…
Ведь для того мы на Земле живём,
Чтоб быть причастным к сотворенью чуда.

 

МАЛЕНЬКИЙ БОГ

Пусть не в броне и не в латах,
Но вы честны и чисты,
Воинство белых халатов,
В ангельских робах простых.

Падают в обморок тени,
Валятся ангелы с ног…
Силы им дай и терпенья,
Всепонимающий Бог.

Жгут поминальные свечи
Каждую ночь в небесах…
К болестям нечеловечьим
Будь милосердней, сестра.

Верь, что дающим воздастся.
Верь, что ты маленький Бог.
Драться за жизнь – значит драться,
Пусть даже падая с ног.

 

ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ

Девятый день душа её в раю….
Девятый день её в опале тело…
Молю тебя, мой Бог, тебя молю:
Ты ничего плохого ей не делай.

Она чиста, как падающий пух
Тех тополей, что опушились в мае.
Молю, мой Бог, возьми из нас, из двух
На крест меня, я славно распинаем.

И медленно сгорая на кресте,
Я только за неё молиться буду.
Мой Бог, мой добрый Бог, она из тех,
Которые в Миру зовутся чудом!

 

ПЯТЫЙ ГОД

Пятый год сплошная непогода…
(не приткнуться, не найти плеча).
Ты в раю, а я стою у  входа
Перед ним без нужного ключа.

Заболелось и затосковалось…
Всё настырней облачная муть.
Дождь-бродяга всю свою усталость
Обронил  в последний мамин путь.

Непролазь и знобность на погосте,
Гробовая глушь и тишина…
Будто в отчий дом приходит  в гости
К седине другая седина.

Наша память – наша панацея,
Где на час, а где на полчаса.
Память с телом поровну  стареют,
А с душой уходят в небеса.

Пятый год, друг друга понимая,
Вместе коротаем боль и дни.
Хочешь сердце вытащу, родная,
Чтоб к тебе дорогу  осенить?

 

*  *  *
Стихобродное, стихородное,
Не доходное ремесло.
Нынче сверху спустили вводную,
Чтобы снова писали в стол.

И  с украдкою, и с оглядкою,
Выдирая то ложь, то гниль,
Над своей стихотворной грядкою
Взаперти коротаю дни.

Стол кухонный бумагой полнится,
Становясь через пару лет
То ли камерой, то ли горницей,
Где я с Господом тет-а-тет.