RSS RSS

Татьяна ОКОМЕНЮК. «Шоколадная» любовь. Рассказ

Лидку Тупицыну в небольшом районном центре Гринево все считали беспутной. Как только гриневцы ее ни называли: и «легкой давалкой», и «слабой на передок», и «шлюшкой-потаскушкой». Нет, она не стояла на трассе, не оказывала платных сексуальных услуг, не приставала к чужим мужикам. Просто ее «биология» была такова, что девушка не могла отказать оказавшемуся рядом с ней парню. Стоило тому произнести слово «красавица» и положить ей руку на бедро, у Лидки тут же сгорали предохранители: закатывались глаза, учащалось дыхание, влажнели ладони, ноги автоматически разъезжались в стороны. После секса она часто жалела о своей всеядности, но поделать с собой ничего не могла.

Мать Лидки, Раиса Степановна, нянечка родильного отделения местной больницы, считала поведение дочери наследственным. Ее бывший муж, пьяница и гуляка, не пропускал мимо себя ни одной юбки, и внебрачных детей у него было, как мышей в амбаре. Так чего же ждать от наследницы? От осинки не родятся апельсинки.

Тем не менее, женщина пыталась бороться с этой напастью, таская дочь к психотерапевтам в областной центр. Доктора соглашались с тем, что у Лидки – болезненная зависимость от сексуальных ощущений, что из секса девушка извлекает эйфорическое удовольствие, схожее с тем, которое наркоман получает от дозы, но помочь ей ничем не могли. Одни рекомендовали Лидке регулярно заниматься мастурбацией, другие советовали, как можно скорее, выходить замуж за турка, а еще лучше – за негра. Третьи посылали ее в израильскую клинику «IsraClinic». Дескать, именно там применяют действенные методики, направленные на выявление причин возникновения сексуальной зависимости и их ликвидацию.

Слушая советы специалистов, Лидка лишь нервно теребила в ухе дешевенькую сережку. «Мастурбацией я занимаюсь и без их совета – не помогает, – размышляла она. – С негром они, определенно, пошутили. А Израиль… это уже – конкретный стеб. Где платная тель-авивская клиника, а где, едва сводящие концы с концами, мы с мамкой? Пошли б вы все в баню! В конце концов, сама я никого не насилую. Выйду замуж – само пройдет».

«Вот что, Лида, – вкрадчиво произнесла Раиса после выпускного вечера дочери, – здесь ты замуж не выйдешь никогда – все тебя знают, как облупленную. Поезжай в Ахромеевск, попробуй поступить в Колледж кулинарного мастерства. Аттестат у тебя неплохой, стряпаешь ты хорошо, курс обучения – неполных два года, справишься. В городе-миллионнике твою репутацию отслеживать будет некому. Мужиков там – выше крыши. Даст бог, выйдешь замуж за такого же, сексуально-озабоченного, как сама. Если же провалишь экзамены, домой не возвращайся – устраивайся на работу в какую-нибудь столовку, а через год поступай снова».

Лидка так и сделала. Ей самой надоели шипение в спину местечковых теток, сальные шуточки мужиков, приставания подвыпивших женатиков и тумаки их законных супруг. Да и что ей делать в Гринево, молодой, грудастой, задорной? Драить полы в палатах, как мать? Ну, нет! В областном центре – совсем иные личные и профессиональные перспективы.

С профессиональными девушке не повезло сразу: провалив экзамены в колледж, Лида устроилась судомойкой в студенческую столовую Ахромеевского института управления, сняв угол на окраине города у полуслепой бабки. В первый же рабочий день, вытирая столы, она пересеклась взглядом с молодым африканцем, которого местные студенты называли Бимбо. Он был высоким, белозубым, модно одетым. Кожа у него была даже не черной, а темно-фиолетовой. На голове у парня были короткие дреды, напоминающие прическу медузы Горгоны. Увидев Лидку, незнакомец лучезарно улыбнулся и подмигнул ей.

– Кто это? – спросила девушка у заведующей Антонины Марковны, которую все в столовой уважительно называли Шефиня.

– Бимбо? – удивилась та интересу новенькой. – Нигериец. Его полное имя – Абимбола Баба. Изучает менеджмент на Факультете государственного и муниципального управления. Этих чертей в нашем вузе, как грязи. Куем для Африки руководящие кадры. Содержание здесь одного такого студента для казны африканского государства обходится очень дорого. Учатся они хорошо, стараются – им же потом своей страной управлять. А что? Неужели понравился?

– Не то, чтобы… – заюлила Лидка, не забывшая рекомендацию одного из своих психотерапевтов.

– Ой, девка, смотри! – покачала Шефиня своей наполовину седой головой. – У нас «чернильниц» очень не любят. Одну доцентшу недавно вытолкали из вуза за связь с таким же «баклажанчиком» из Бенина. Мы все ей очень удивлялись – симпатичная дама, стройная, юморная, эрудированная. И как ее угораздило? Тут тебе не «загнивающий Запад» с его «толерастией».

– А что, с темнокожими встречаются только уродки и коровы? – удивилась девушка.

Антонина посмотрела на нее, как на упавшую с Луны.

– С ними встречаются только дуры. Испытывать сексуальное влечение к неграм это… – все равно, что совокупляться кошке с собакой. Мы же – разные виды.

Сказать, что услышанное Лидку удивило, ничего не сказать. Раньше она не сталкивалась со столь радикальным расизмом. Впрочем, откуда тому было взяться в Гринево, жители которого видели живых африканцев только по телевизору?

Целую неделю Лидка с Бимбо обменивались заинтересованными взглядами, потом парень назвал ее красоткой и подарил красивый браслет из слоновой кости. Девушка была сражена наповал – до сих пор никто из мужчин не дарил ей подарков. Да и красоткой, по причине избыточного веса, ее называли только по пьяни и только в качестве аванса перед сексом.

Бимбо же с последним не торопился, он приходил в столовую в конце рабочего дня и терпеливо ждал, пока Лидка вытрет столы, домоет посуду и спрячет в кладовку инвентарь. Помощи, правда, не предлагал – не мужское это дело заниматься подобными делами.

Затем Баба шел ее провожать, рассказывая по дороге о своей жизни на родине. Так Тупицына узнала, что ее новый знакомый принадлежит к народу йоруба, живущему в западной Нигерии. Что имя Абимбола означает «рожденный в богатстве», и его семья, по нигерийским меркам, считается богатой и малодетной. Их у родителей – всего трое: он и две его сестры – Макхамба и Руфаро. В Россию он приехал, чтобы получить профессиональные знания и приносить пользу своей стране, став там «большим начальником и уважаемым человеком». Живет он один, в центре города, в съемной двухкомнатной квартире. В свободное от учебы время играет на «говорящем барабане» в вузовском фольклорном ансамбле. Больше всего в России ему нравится местная еда, особенно сырники, пельмени, куриные котлеты и винегрет, поэтому он часто ходит в столовую. На родине же «ручная пища» совершенно невкусная: в одной тарелке – суп, в другой – сырое тесто. Нужно отрывать кусок этого теста, обмакивать его в супе и, не жуя, глотать.

Не нравится же ему в нашей стране невыносимый холод и когда на улице незнакомые люди называют его обезьяной, а девушки, с которыми он хочет познакомиться, посылают его обратно в Африку «скакать по пальмам» и «гонять по саванне носорогов». Вот Лида, например, совсем не такая: мало того, что она очень добрая, так еще и чрезвычайно красивая.

Девушка опешила. С детства слышавшая от окружающих, что она – Пингвин, Дуся-агрегат, Пухляша Периновна, Бомбовоз и Лидка-Куча, Тупицына едва не расплакалась.

– Вообще-то я совсем не худенькая, – робко произнесла она. – Даже наоборот.

– Вот именно! – воскликнул Бимбо. – Худоба – это уродство. У нас худышек берут замуж только очень бедные парни. И то перед свадьбой стараются их немного откормить, чтобы не было стыдно перед родственниками. Худая женщина в нашей стране – верный признак того, что ее мужчина мало зарабатывает и не в состоянии содержать свою половину.

Девушка воспряла духом и начала смотреть на Абимболу влюбленными глазами. Заметив это, он перестал ходить кругами и тут же пригласил ее к себе в гости. На чашечку кофе. Ох, уж этот волшебный напиток! Столько людей родилось на свет, благодаря подобному приглашению!

Проснувшись утром в постели Абимболы, Тупицына получила предложение перебраться жить в его квартиру. И она перебралась. Решение это было взаимовыгодным: Лидке больше не нужно было отдавать чужой бабке часть своей мизерной зарплаты и страдать от отсутствия секса. Теперь она чувствовала себя по-женски востребованной. Не девушкой для кратковременных утех, а почти что супругой. Не зря же Бимбо сказал, что по габаритам она вполне подходит для роли жены нигерийца. Значит, вскоре они распишутся, заведут детишек и будут жить вместе долго и счастливо.

Абимболу это сожительство тоже устраивало. Лидка делала всю работу по дому, отлично готовила, была неутомима в постели. А еще она стала спарринг-партнером парня в разговорном русском – исправляла его языковые ошибки, объясняла любимому значение непонятных слов и фразеологизмов, проверяла его конспекты и курсовые работы.

Прошло полгода. В союзе молодых людей, как и в самом начале, царила полная гармония. Девушка была счастлива: всю, пусть и небольшую, зарплату она могла тратить исключительно на себя. С Бимбо ей было нескучно. А главное – секса в ее жизни было столько, что она даже уставала.

Съездив на выходные в Гринево, Лидка с гордостью сообщила матери о сожительстве с хорошим парнем и своем скором замужестве, после которого она станет носить забавную фамилию Баба.

– О, господи! – выдохнула Раиса. – Знаешь, я в свое время, по настоянию твоего отца, поменяла красивую фамилию Орлова на идиотскую Тупицына… Правду говорят в народе: «Как вы судно назовете, так оно и поплывет». Впрочем, бог уже с той фамилией. Главное, чтоб мужчина был толковым, а не таким, как твой беспутный батюшка… Фотография-то жениха есть в твоем телефоне? Сбрось мне, покажу ее бабам на работе, пусть удавятся от злости.

Лидка отрицательно покачала головой.

– А в «Одноклассниках»?

– Тоже нет. Бимбо не любит фотографироваться. Он считает, что тот, кто смотрит на снимок человека, крадет

его душу.

– Бимбо? – ахнула женщина. – Это кличка? Он что, у тебя, сумасшедший?

– Нет, мам, это – имя. Он – африканец из Нигерии. Его имя Абимбола Баба.

Застыв на месте с перекошенным ртом, Раиса тихо сползла на пол.

– Ма, ну ты чего? – бросилась Лидка поднимать женщину. – Помнишь, мне его психотерапевт прописал? Сказал, что надо выйти замуж за негра. Вот я и выхожу.

Придя в себя, Тупицына-старшая, пошлепала в кухню принимать корвалол. Она так устала от фортелей дочери, что у нее уже не было сил ни на крик, ни на плач, ни на нотации. К тому же, от стресса у нее пропал голос.

– Не вздумай его сюда припереть, – прохрипела Раиса, растирая рукой область сердца. – Тебе-то, бесстыжей, все равно, а мне здесь еще жить. В кои-то веки за мной стал ухаживать приличный мужчина. Не дай бог, соскочит из-за твоего негра. Где ты его только откопала?

Подобная реакция матери очень огорчила Лидку.

– Да какая тебе разница, белая у него кожа или черная, если твоя дочь счастлива? – выкрикнула она в сердцах, собираясь обратно в Ахромеевск.

– А такая, что если, не дай бог, у тебя родится ребенок, он будет мулатом, – задрожал голос Раисы. – Представляешь, какая жизнь его ждет, и какие комплексы у него будут? У негров насколько сильные гены, что они могут проявиться в любом из восьми последующих поколений! Родив от африканца, ты подсовываешь свинью своим внукам и правнукам! А если этот Али Баба тебя бросит, какому мужику ты будешь нужна с черным прицепом? Твоя личная жизнь навсегда закончится. Будешь в одиночку барахтаться в нищете и презрении окружающих. Мир суров, но он таков…

– Тогда мы улетим в Нигерию, – неуверенно произнесла Лидка, которую не приглашали туда даже в гости.

– В «шоколадных» странах прав у женщин очень мало, в основном – обязанности, – покачала головой Тупицына-старшая. – Тем более, у иностранок, не знающих ни чужого языка, ни чужих законов. Не сливай свою жизнь в унитаз, одумайся, пока не поздно!

Лидка не одумалась. Она искренне любила Бимбо и не видела причин для расставания с ним. Да, в последнее время он стал относиться к ней более прохладно: на работу уже не заходил, домой не провожал, цветов не дарил, больше времени стал проводить со своими земляками. Но ведь это же не трагедия! Хуже то, что на каникулах Абимбола не взял ее с собой в Нигерию для знакомства с родителями. Сказал, что еще не время. «Наверное, он прав, – решила расстроенная девушка. – Мы ведь еще не расписаны. Надо как-то ускорить этот процесс».

Ускорение закончилось печально. Они с Бимбо здорово поругались. «Какая роспись без благословления родителей?!» – орал парень на испуганную Лидку, как будто не он должен был решить этот вопрос со своей родней. Девушка озвучила эту мысль и тут же получила удар кулаком. На рассеченное ухо пришлось накладывать швы.

Несмотря на то, что у нее еще долго стоял звон в ушах, Лидка приняла от любимого извинения и букет алых роз. Приняла и, вроде как, забыла о печальном происшествии, тем более что в дальнейшем нигериец вел себя вполне прилично. А профилактика таки возымела действие – тема узаконивания их отношений на повестке дня больше не возникала.

– Что с твоим ухом? – поинтересовалась у девушки Шефиня, заметив у нее под волосами марлевую повязку.

– Поскользнулась в ванной на мокрой плитке и ударилась о дверной косяк, – соврала та.

– Расскажи это кому-нибудь другому! – разозлилась Антонина. – Знаю я эти косяки! Вся прибывающая сюда негритянская братия с большим энтузиазмом пользует наших девок, которые ее обслуживают на протяжении обучения и даже детей рожают! Потом африканцы получают диплом и сваливают в свои джунгли, оставив наших дур с черными наследниками на руках. У них ведь какая ментальность? Пока добиваются расположения девушки, захлебываются в комплиментах, дарят ей цветы и подарки. Оно и понятно: чужбина, другой быт, незнакомый уклад, языковые сложности, а главное – «шишка» дымится. Тут поневоле соловьем запоешь. К тому же, они – страшные лентяи, жить не могут без обслуживающего персонала. А как только девку приручат, – отбой: можно повышать голос, распускать руки, изменять. Африканцы редко женятся на своих русских сожительницах даже после рождения ребенка. С собой на родину их не берут, а передают, как эстафету, кому-то из вновь прибывших земляков. Смотри не повтори их судьбу.

– Ну, что вы, Антонина Марковна, мой Бимбо совсем не такой! Он ласковый, ответственный, внимательный…

– Глупая ты, Лидка, как пробка, – покачала головой Шефиня. – А что говорит твоя мамка по этому поводу?

– То же, что и вы, – сникла девушка. – Советует тщательно предохраняться от беременности.

– Правильно советует. Слушай старших. Пока нет детей, твои руки развязаны, и ты в любой момент можешь послать своего красавца в место темное и бесперспективное. Баклажаны нужно разводить на отдельной плантации!

«Странные все какие-то! – размышляла Тупицына по дороге домой. – У них, если темнокожий, так сразу безответственный аферист, способный бросить на произвол судьбы своих женщину и ребенка. Как будто среди наших таких мало. Взять хотя бы моего папашку или бывшего мужа Антонины Марковны. Дело не в национальности или цвете кожи, а в личных качествах мужчины».

Прошло полгода. Пришло время снова поступать в колледж, но, видно, не судьба – накануне повторной подачи документов Лидка обнаружила, что она беременна. Тупицына обрадовалась – уж теперь-то Бимбо точно сделает ей предложение, и у них будет самая настоящая семья. Но предложения не последовало, как не последовало и ожидаемых Лидкой возгласов радости. Абимбола надулся, как мышь на крупу, долго молчал, а перед сном заявил, что сейчас ему совсем не до детей – надо прилежно учиться. Не хватало ему еще из-за Лидкиной прихоти завалить экзамены и вернуться на родину без диплома. Неужели она не понимает, что ребенок – это не игрушка. Он будет по ночам орать, не давая ему готовиться к сессии, не позволять полноценно высыпаться, отвлекать его от главной задачи, ради которой он покинул родную страну.

Девушка впала в отчаяние. Она просто не знала, что ей делать.

– Бимбочка, миленький, мне нельзя делать аборт, – плакала она. – У меня – отрицательный резус-фактор. Если я на это пойду, у меня больше никогда не будет детей.

– И, слава богу! – ответил тот совершенно спокойно. – Наконец-то можно будет заниматься сексом без презерватива. А то ты меня уже достала своими предохранениями. Знаешь, что русские ребята говорят по этому поводу? Заниматься сексом в презервативе – все равно, что нюхать розу в противогазе.

Произнеся эту тираду, Абимбола тут же захрапел, а Лидка проплакала до самого утра. Мамино напутствие она еще не забыла, а посоветоваться ей было совершенно не с кем. Пришлось-таки звонить Раисе.

Ту, будто оса ужалила.

– Думать надо было башкой, прежде чем рогатку раздвигать! – проорала она в телефонную трубку. – Делай аборт, пока не поздно, и гони своего ниггера вон!

– Куда гнать, мама? Я у него живу, – всхлипнула девушка. – И какой аборт? Ты же знаешь, что у меня отрицательный резус. Мне и в женской консультации сказали, что с большой долей вероятности, после аборта детей у меня уже не будет.

– И не надо! Таким идиоткам, как ты, нельзя размножаться. Поумнеешь, выйдешь замуж, возьмете ребеночка из Дома малютки. Лучше совсем не иметь детей, чем иметь ребенка, нагулянного от негритоса. Ты же с Бабой своим даже не расписалась! Завтра он сдристнет домой, а у тебя – ни мужа, ни жилплощади, ни алиментов. Как жить-то будешь? На какие шиши? Пулей – на вакуумную вытяжку.

Сказала – и сразу нажала на «отбой». Лидка подумала и решила обратиться за советом к Шефине. Ее позицию Тупицына, конечно, знала, но все равно надеялась услышать что-то утешительное.

– Дааа, как любил говаривать мой покойный дедуля, был бы ум бы у Лумумбы, ни при чем бы был и Чомбе, – вытерла Антонина руки о полотенце. – Значит, все таки доигралась?

– Доигралась, Антонина Марковна.

– Если тебя интересует мое мнение, аборт – лучшее решение в данной ситуации. Нормально жить с черным ребенком тебе у нас все равно не дадут. Жаль будет мулатика, он же не виноват, что его мамашка – тупица.

На следующий день Лидка отправилась в женскую консультацию с твердым намерением прервать беременность. В очереди перед кабинетом врача она познакомилась с сорокалетней женщиной, которая уже девять лет лечилась от бесплодия. Та рассказала Лидке, что отдала бы все на свете тому, кто помог бы ей стать матерью. Когда-то, в ранней юности, она сделала аборт и с тех пор навсегда лишилась шанса услышать слово «мама». Сегодня ее дочке было бы столько же, сколько сейчас Лидке. «Вот бы отмотать время назад, – сокрушенно вздохнула незнакомка. – Я бы никогда не повторила свою глупость».

Тупицына вскочила на ноги и стала нервно ходить взад-вперед по коридору. Вдруг она, как вкопанная, застыла перед висевшим на стене плакатом, на котором был изображен забавный младенец в памперсе. Над его головой большими красными буками было написано: «Не убивай меня, мама!». Лидка подошла вплотную к постеру и прочитала:

Тебе легко не дать ему родиться,
Тебя не станут за руки держать,
А он не может даже защититься,
Не может крикнуть, встать и убежать.
Но точно он, никто другой, а этот,
Чья жизнь теперь на ниточке висит,
Окажется ученым иль поэтом
И целый мир о нем заговорит.1

Из глаз девушки брызнули слезы. В эту минуту Лидка четко и ясно поняла: она будет рожать – бог никогда не посылает человеку испытания большие, чем он сможет выдержать. Значит, и она выдюжит. Приняв решение, Тупицына облегченно вздохнула и направилась к выходу.

– Была у врача? – поинтересовался у девушки явившийся под утро Абимбола.

– Была, – односложно ответила та.

– Вот и хорошо! – заулыбался нигериец, решив, что сожительница избавилась от беременности. Подробности его не интересовали.

До восьмого месяца никто не догадывался, что пышнотелая Лидка – будущая мама. Она и до беременности выглядела толстушкой. Единственным человеком, заподозрившим неладное еще на пятом месяце, оказался Бимбо. Парень был сильно удивлен тем, что его обычно заводная сожительница в очередной раз отказалась от секса. Взревновав, он устроил допрос с пристрастием, и Тупицына призналась ему, что скоро они станут родителями девочки. От злости из выпученных глаз Абимболы посыпались искры, из ушей повалил пар. Он стал бегать по квартире, лупя кулаком по стенам и без конца повторяя: «Обман! Обман! Обман!». Потом нигериец закрылся в гостиной на ключ и, невзирая на возмущение соседей, до утра стучал на своем «говорящем барабане».

Наутро с красными, как у кролика, глазами, он отправился в институт, даже не поздоровавшись с Лидкой. Три дня его не было – ночевал у земляков в общежитии. Потом появился в компании с двумя репетиторами – аспирантом и студентом-старшекурсником и четыре часа занимался с ними за закрытой дверью.

Так продолжалось два месяца. Лидка уже была не рада, что ослушалась сожителя – атмосфера в доме стала совсем невыносимой. Он не выгонял ее – просто игнорировал, не забывая при этом с аппетитом поглощать приготовленную ею еду, носить выглаженную ею одежду, спать на чистом белье, ходить по свежевымытому полу.

Закончилась сессия. Благодаря репетиторам, ежедневно натаскивавшим Бимбо, тот довольно успешно сдал все экзамены и, наконец, заговорил с Лидкой. Парень сообщил ей, что у него – большое горе – неожиданно умер отец, и ему, как единственному мужчине в семье, нужно лететь домой, чтобы позаботиться о неработающих матери и сестрах. По этой причине он взял академический отпуск. Доучиваться явится через год, а за это время постарается решить свои семейные и финансовые проблемы.

– Каким образом? – едва слышно произнесла Лидка, огорошенная услышанной новостью.

– Выдам замуж Макхамбу, и за моих женщин до моего окончательного возвращения домой будет отвечать ее муж.

– А как же мы с дочкой? Кто позаботится о нас?

– Это – твои проблемы. Сейчас у меня нет возможности содержать две семьи. По российским меркам, я совсем не богат.

На следующий день Абимбола покинул Россию, а через месяц Лидка родила дочку. Девочка была плотненькой, как мама, и весила четыре килограмма. Кожа у нее была не фиолетовой, как у отца, а светло-кофейной. От негроидной расы ей достались широкий нос, крупные, слегка вывернутые губы и черные пружинистые кудряшки на голове. В остальном же – вылитая мама, с большими карими глазами и симпатичными ямочками на пухлых щечках.

«Ничего, – утешала Лидку акушерка. – Носик со временем можно будет подправить, а губы такие нынче в моде. Девки немалые деньги платят, чтобы соорудить подобный рот. И химзавивку делать никогда не придется. Это ж какая экономия!». Молодая мама кивала головой и глупо улыбалась. Она уже поняла, что сегодня у дочери – старт ее непростого сосуществования с социумом.

Забирала Тупицыну из роддома Антонина Марковна. Больше было некому. Она же подарила новорожденной коляску. Женщины отмечали это событие скромно, на кухне, в съемной квартире Бимбо. Девочка без конца плакала, и Лидке приходилось все время ее носить и укачивать.

– Как собираешься назвать свою красавицу? – поинтересовалась Шефиня, желая выпить за здоровье мулаточки.

– Ивинóса Абимболовна Баба, – не задумываясь, выпалила Тупицына.

Антонина Марковна выпустила из рук бокал. Тот грохнулся на кафельный пол и разлетелся вдребезги.

– Ты что, на всю голову больная? – поинтересовалась женщина, подметая осколки на совок.

– А что? Красивое имя. С языка йоруба переводится, как «создание Бога». Так зовут ее бабушку, маму Бимбо.

Ему будет очень приятно…

– Какая «йоруба»? Приди в себя! Девчонке жить в России. Мало того, что наградила ее экзотической внешностью, так еще и имя хочешь дать представителя племени тумба-юмба. Пожалей несчастного ребенка, ей в жизни и так предстоит пережить много неприятных моментов.

– А как же тогда? – захлопала Лидка ресницами.

– Твоего отца как зовут?

– Петром.

– Тогда Майей Петровной Тупицыной. Вполне приемлемо для русского уха.

– А если Абимбола обидится? Он ведь через год сюда вернется…

– Да не вернется он больше, как я и предполагала, – презрительно фыркнула Шефиня.

Лидка шлепнулась на стул вместе с ребенком в руках.

– Как это не вернется? Почему? Этого не может быть!

– Может, Лид, может! На днях я разговаривала с его деканом. Он сказал, что студент Баба все экзамены сдал экстерном, получил диплом и отбыл на родину. Не веришь? Спроси у его приятеля Бабангиды Абиолы, которому он подарил свой идиотский барабан.

Тупицына бросила дочку в коляску и громко завыла:

– Как же так, Антонина Марковна? Как же так?

– А вот так! – развела руками Шефиня. – Я тебя предупреждала, что со своей «шоколадной» любовью ты останешься на бобах. Кстати, поинтересуйся, до какого месяца Бимбо оплатил аренду.

Оказалось, что жить на этой жилплощади Лидка с ребенком может еще полтора месяца, позже из-за границы вернутся хозяева квартиры и квадратные метры придется освободить.

Молодая мать была в таком стрессе, что у нее пропало молоко. Нужно было срочно решать вопрос с кровом. Первым делом она поехала на окраину города к той полуслепой бабке, у которой снимала угол до встречи с Абимболой. На такую жилплощадь ее декретных вполне бы хватило. Но, услышав доносящийся из коляски плач, старуха ей отказала.

– С малым дитем не пущу! – стукнула она тростью по полу. – Я – человек пожилой. Мне нужен покой, а не рев по ночам. С детями и зверями не возьму ни за какие деньги.

Подобная история повторилась и с другими арендодателями. Никто не хотел сдавать жилплощадь матери-одиночке с темнокожим младенцем. Пришлось Лидке ехать в Гринево.

Дверной звонок захлебнулся настойчивой трелью. Открыл Тупицыной незнакомый мужик в тельняшке и трениках. Из квартиры доносился аппетитный запах котлет и жареной картошки.

Бросив взгляд на полную женщину, у которой в левой руке был огромный чемодан, а в правой – плачущий ребенок, мужчина произнес: «Мы по пятницам не подаем!» и захлопнул дверь перед самым ее носом. От неожиданности Лидка едва не шмякнулась на пол. Постояв минуту в прострации, она повторно нажала на кнопку.

– Гришик, кто там ломится на ночь глядя? – услышала она голос матери.

– Да беженцы-погорельцы, Райчик! Кто ж еще, – ответил тот со смехом. – Может, у тебя есть какие-то мелкие деньги, а то эти наглючие «мы люди не местные» весь вечер будут трезвонить.

Дверь приоткрылась, и на лестничную площадку выплыла Раиса в длинном шелковом халате в цветочек и новых бархатных тапочках с опушкой. Увидев на пороге дочку с плачущим кульком в руках, женщина опешила. Улыбка мгновенно сползла с ее губ, лицо покрылось бурыми пятнами, на лбу собралась гармошка из морщин.

– В дом-то хоть пустишь? – поинтересовалась Лидка убитым голосом.

Раиса, молча, отступила назад. Было видно, что она чего-то боится.

– Оп-паньки, а у нас, оказывается, гости! – появился в прихожей Гришик с наколотой на вилку котлетой. – Кто это, Райчик?

– Дочка моя – Лидка, – смущенно прошелестела та. – С внучкой… Майкой.

– Ну, проходите, коли так, – откусил мужчина кусок котлеты. – Места у нас, в однушке, совсем мало, но как-нибудь потеснимся на одну ночку. Пойду, попрошу у соседей раскладушку.

Тупицына-младшая прошла внутрь и не узнала квартиру, в которой прожила с матерью много лет. Везде был проведен недешевый ремонт: балкон был застеклен, над головой, в комнате, нависал натяжной декоративный потолок, кухня и ванна с туалетом были обложены красивой декоративной плиткой. На кухне стояли новая керамическая плита и серебряный финский холодильник.

– Вот, Лид, живем мы теперь вместе с Гришей. Он бывшей семье оставил свою квартиру, и его жена, наконец-то, дала ему развод. Недавно мы расписались. Гриша – очень хороший мужчина, непьющий, работящий, не то что твой беспутный папашка. Я с ним очень счастлива. А ты – молодец, что негра своего к нам не приволокла. Я бы этого позора не пережила. Ладно, раздевай ребенка – в квартире жарко.

Лидка стала распаковывать плачущий кулек. Когда из пены кружавчиков появилось смуглое личико Майки, Раиса всплеснула руками:

– Вот горюшко-то! Я как чувствовала, что победят африканские гены… Эту грязь даже наждачной бумагой не ототрешь. Ну, как с Майкой можно на люди показаться? Ее кто-нибудь из гриневцев видел? Соседи, знакомые, таксист?

– Нет, – удивилась Лидка постановке вопроса. – Она ведь в одеяльце.

– Вот и славно, – оживилась Раиса. – Завтра, с утра Гриша на своем автомобиле отвезет вас в Ахромеевск. Вот только, как предъявить Майку ему? – оглянулась она испуганно на входную дверь. – Давай скажем, что Майкина бабка по отцовской линии согрешила в свое время с кубинцем, вот и аукнулись ее шалости через поколение. Договорились?

Ошарашенная Лидка кивнула головой.

Увидев приемную внучку, вернувшийся домой Гриша выпустил из рук раскладушку.

– Ох, ни фига ж себе, ядрена балалайка! – поползли на лоб его брови. – В отбеливатель девку… немедленно!

На глаза девушки накатили слезы.

– По-вашему, это смешно? – выдавила она из себя.

– По-моему, это печально, чтоб не сказать – трагично, – зазвучал насмешливо голос Гриши. – Назад-то ее уже не запихнешь.

– Вы расист?

– Нууу… – задумался Гриша. – Мне больше нравится определение «этнокритик». Я, как тот мужик из анекдота, две вещи ненавижу: расизм и негров, ха-ха-ха-ха…

Майка тут же зашлась в громком плаче. Раиса нервно затеребила пояс халата. В ее взгляде, направленном в сторону мужа, читались чувство вины и чувство стыда одновременно.

– Знаете, мы с дочкой, наверное, домой поедем, – поднялась на ноги Лидка. – Мы обещали нашему папке долго не задерживаться.

– Ну, и куда вы попретесь на ночь-то гля… – не очень уверенно произнесла Раиса.

– Как знаешь, как знаешь, – перебил жену Гриша. – Хозяин – барин.

Лидка вызвала такси, завернула дочку в одеяло, подхватила чемодан и пошла к двери. Ни мать, ни ее супруг даже не дернулись, чтобы помочь ей спуститься.

– Спасибо за гостеприимство, – бросила девушка через плечо вышедшей на лестничную площадку Раисе.

– Да не за что, – ответила та полушепотом, напряженно прислушиваясь к звукам в подъезде.

В дороге Лидка еще держалась, а приехав «домой», упала в кровать и разрыдалась. Плакала она так горько и громко, что даже Майка в недоумении затихла в своей коляске. Если бы ни кормежка и купание ребенка, Тупицына бы еще долго рыдала, но на рефлексию и личные страдания времени у молодых мам практически не находится.

В этот день Лидка четко осознала, что помощи ей ждать совершенно неоткуда, что права на отдых у нее никогда не будет, и такое положение вещей – на долгие годы вперед. Понимание того, что она привела в этот жестокий мир еще одного человека, выжгло у девушки все эмоции. Она перестала смеяться, злиться, сердиться, нервничать, радоваться. Заводная Лидка-хохотушка превратилась вдруг в бесчувственный автомат, одной рукой варящий кашу, другой – моющий посуду. Одной ногой протирающий забрызганный молоком пол, другой – качающий коляску с бесконечно ревущей Майкой. И все это отстраненно, механически, будто внутри у нее кто-то выключил тумблер.

– Защитная реакция организма, – диагностировала ситуацию пришедшая ее проведать Шефиня. – Своеобразный предохранительный клапан, чтоб не взорваться и не сойти с ума. Ты у врача была?

– Какой врач, Антонина Марковна? – меланхолично процедила Лидка. – Мне в туалет сходить некогда – Майка свой рот не закрывает ни днем, ни ночью. Стоит куда-нибудь закатиться ее соске, и она наизнанку выворачивается. Когда однажды я поймала себя на мысли, что хочу вынести Майку на балкон и швырнуть ее вниз, то жутко испугалась. Тогда и попросила у Божьей матери заступничества. В ответ она послала мне состояние тупого безразличия ко всему, что со мной происходит.

– А что говорит педиатр о Майкином возбуждении?

– Что это могут быть болезненные опрелости, мокрый памперс, перепады атмосферного давления, низкая или высокая температура в квартире, кишечная колика… Да что угодно. Дал направление на УЗИ головного мозга и проверку состояния кровотока в центральной нервной системе. Не хватало, чтобы ко всем прочим радостям, дочка оказалась еще и психически ненормальной.

– Да ладно тебе! – махнула рукой женщина. – Просто Майку нужно покрестить. Освободившись от грехов родителей, доставшихся ей при рождении, и обретя Божью благодать, девчонка сразу перестанет орать. Вот увидишь! Недалеко от меня живет священник, отец Макарий, я с ним договорюсь.

Глаза Лидки засветились надеждой.

– А кто будет крестной и крестным?

– Я и буду, – усмехнулась Антонина. – Без второго крестного можно обойтись. Отец Макарий говорит, что для девочки обязательно нужна крестная мать, остальное – факультативно.

Сказано – сделано! Через месяц Майка стала рабой Божьей Марией и, действительно, перестала кричать – как бабка отшептала. Лидка снова начала улыбаться.

Улыбалась она недолго. Из-за границы вернулись хозяева квартиры, и Тупицыным пришлось срочно собирать свои вещи. Идти им было некуда, кроме как к «маме Тоне». У последней был собственный дом с четырьмя комнатами. Одна из них принадлежала ее дочери, которая уже несколько лет жила в Финляндии и на родину приезжала нечасто. В ней-то и поселилась бездомная мать с ребенком.

За временное проживание Шефиня с Тупицыной ничего не потребовала. «Кто ж из добрых людей возьмет деньги с кумы и крестницы, оказавшихся в безвыходном положении? – утешала она Лидку, сильно переживавшую по этому поводу. – Вот оформишь материнский капитал, тогда и поищем вам отдельное, более комфортное, жилье». Но правду гласит народная мудрость: «Нет ничего более постоянного, чем временное».

Уже несколько лет Тупицыны жили у Антонины. Майка называла последнюю бабой Тоней и была к ней очень привязана. Та тоже любила девочку и называла ее чертенком. Не из-за цвета кожи – из-за шкодливого характера, бурного темперамента и сумасшедшей энергетики.

За все это время Бимбо не проявился ни разу. Нет бы приехать, как обещал, или деньги перевести на ребенка, он даже привет ни разу не передал через возвращающихся с каникул земляков.

Раиса тоже общалась с дочерью исключительно через Социальные сети, время от времени напоминая дочери о пагубности выставления в интернет детских фотографий. Дескать, злые люди могут ребенка сглазить. Лидка же прекрасно понимала истинную причину страхов Тупицыной-старшей.

Впрочем, страхи эти имели под собой реальную почву. Однажды молодая мать все-таки выставила в TikTok забавный ролик, в котором маленькая Майка дрессирует пса бабы Тони: ездит на нем верхом, заставляет того становиться на задние лапы и прыгать через обруч. Вскоре под своим роликом среди множества позитивных откликов она обнаружила и комментарии хейтеров: «Грязнокровка», «АфроМайка», «Вот что бывает, когда мама занимается «шоколадной любовью», «Гены пальцем не раздавишь», «Неграм слова не давали!», «Когда «чернильницы» забивают на контрацепцию».

Увидев это, Лидка очень расстроилась. Жаловаться модератору она не стала, просто убрала свой ролик и больше никогда не выставляла на обозрение изображение дочери, но кличка АфроМайка уже пошла гулять в народ и намертво закрепилась за дочерью.

Саму же девочку совершенно не смущало пристальное внимание окружающих к ее персоне. Когда ее называли обезьянкой, она не плакала, не обижалась, а тут же начинала гримасничать, подражая мартышкам. Полненькая, но подвижная, как ртуть, Майка была очень артистичной. Имея тонкий музыкальный слух, малышка хорошо пела и танцевала. От других детей она отличалась не только колоритом, но и напористостью, уверенностью в себе, живостью характера, неисчерпаемой фантазией. Будучи ярко выраженным экстравертом и харизматиком, девочка как мощный магнит притягивала к себе других детей и быстро становилась лидером коллектива, придумывая игры и развлечения, не всегда одобряемые взрослыми. На этой почве у нее неоднократно бывали стычки с педагогами и родителями ее одногруппников или соседей по улице. Как только где-то что-то случалось, все в один голос вопили: «АфроМайка!» и часто оказывались правы.

Энергичная и импульсивная, Тупицына-младшая не выносила серость, рутину, скуку и – трусы пузырем – неслась навстречу приключениям, не страшась осуждения, порицания и наказания старших. К тому же, она всегда могла обосновать любой свой поступок. «Природной хитрости у нее – до хренищи, хоть в канистры разливай», – ворчали взрослые, удивляясь тому, как легко и просто девочка выбиралась из самых затруднительных ситуаций.

Что же касается расистских выпадов окружающих, то Майка их просто не «примеряла» на себя. Ну, дают ей «воспиталки» на всех утренниках эпизодические роли Репки, Тучки, Привидения, Барсука, Грязнули из «Мойдодыра» – и ладно. Она так выразительно и эксцентрично играла своих персонажей, что все внимание публики было приковано именно к ним. Все смотрели не на страдания Принцесс и подвиги Рыцарей, а на то, как хмурится и плачет дождем Тучка, опустившаяся на королевский дворец. Количество аплодисментов, которым зрители награждали талантливую мулаточку, и близко не могло сравниться с теми хлопками, которые получали исполнители главных ролей.

Лидка же была совершенно другой. После родов она стала пугливой, обидчивой, сплошным комком комплексов. Серой мышью с внутренним огненным шаром, который не давал ей покоя ни днем, ни ночью. И если раньше, в Гринево, ей без особого труда удавалось находить разовых сексуальных партнеров, то с появлением в ее жизни Майки желающих разделить с ней постель не стало совсем.

Может, дело было вовсе не в Майке, а в том, что теперь она жила в мегаполисе с огромным количеством ухоженных одиноких женщин. В городе, с гораздо меньшим числом пьющих мужиков, у которых, как известно, нет некрасивых баб – есть мало водки. В том же, что она некрасива, Лидка не сомневалась: на модные наряды, фитнес-клубы и посещение салонов у нее не было ни денег, ни времени – после работы нужно было бежать в детсад за дочкой и заниматься ее воспитанием. К тому же, во время беременности она здорово набрала в весе и после родов так и не смогла вернуться к привычным для нее восьмидесяти килограммам. Избалованные ахромеевские мужики – это не нигерийцы, которым – «чем толще, тем лучше». Да если бы рядом с ней и появился какой-нибудь сексуально-озабоченный женатик, куда бы она привела его для «скоротечного огневого контакта»? Не в дом же к Антонине Марковне! А Майку куда бы дела на это время? Воспиталки и так скрипят зубами, когда она опаздывает за дочкой, которая своими проделками все учреждение успевает поставить на уши.

Как ни крути, а годами обходиться без секса для Лидки было смерти подобно. В отчаянии она однажды обратилась за советом на форум подруг по несчастью – женщин, родивших от чернокожих мужчин. Среди комментариев превалировали два направления: «отфутболить Майку в детдом (деду с бабой, папашке в Нигерию)» или «забить на свою личную жизнь и жить ради дочки». Ни один из вариантов Лидке не подходил, и она стала срываться на Майке, как когда-то срывалась на ней самой Раиса, попрекая дочь беспутностью отца и его пристрастием к выпивке.

Что касается последнего, то Лидка и сама стала потихоньку закладывать за воротник. На замечания «мамы Тони» Ступицына реагировала болезненно:

– А как еще мне, по-твоему, снимать стресс? Все-таки я – живой человек, а не чурка березовая! В моей жизни нет ничего хорошего – ни денег, ни любви, ни секса, ни развлечений. Есть только тряпка на работе да неуправляемая мулатка дома. Знаешь, сколько раз из-за нее мне хотелось покончить с собой?

– Из-за Майки? – удивилась Шефиня. – Она-то в чем перед тобой виновата? В том, что, по твоей же воле, родилась на свет?

– Может, и в том, – согласилась нетрезвая Лидка. – Стоит кому-то увидеть ее рожу, и ко мне тут же начинают относиться, как к прокаженной. Когда я устраивала ее в детсад, заведующая поликлиникой отказывалась подписывать карту медосмотра. Сказала: «Таким, как вы, нечего делать в дошкольном учреждении, там и русским детям мест не хватает». Когда Майка все же туда попала, няньки и воспитательницы стали называть ее между собой «семь раз нерусская», а дети – «девочкой с коричневой мордочкой». А, помнишь, как однажды она пришла домой покусанная? Оказывается, какой-то малый придурок решил, что Майка «сделана из шоколада», и захотел это проверить. Устала я, мама Тоня, от всего этого. Прохожие часто провожают нас недоброжелательными взглядами. В любой очереди проявляют праздное любопытство. Чтобы избежать неделикатных вопросов пассажиров, я стараюсь ездить с дочкой только в такси, но и там нас настигает расистская реакция. На прошлой неделе, увидев Майку, пожилой таксист перекрестился и прошептал: «Свят, свят, свят!». При выходе с ней из дому я всегда испытываю панические атаки от страха, что нас публично унизят. А что же будет, когда она пойдет в школу? Дети – такие жестокие существа. Они всегда гнобят тех, кто на них не похож.

– Почему ты раньше мне об этом не рассказывала? – нахмурилась Шефиня.

– Потому что еще до рождения Майки ты меня об этом предупреждала, – заплакала Лидка. – Говорила, что создавать потомство с представителем другой расы – то же самое, что собирать автомобиль из деталей «Мерседеса» и «Оки». Как же ты была права!

Антонина обняла Тупицыну, погладила ее по голове.

– В том-то и дело, Лидушка, что права я была не во всем. Травить можно только того, кто поддается травле. На 95% отношение окружающих зависит от твоего собственного настроя. Бери пример с дочки. К ней, как к тефлоновой сковородке, никакой негатив не пристает. В результате, «жестокие существа» находят для травли другой объект. Бери себя в руки, приводи в порядок, и Судьба сама тебя найдет.

Лидка прислушалась: бросила выпивать, сделала модную стрижку, занялась «интервальным голоданием» по Эрику Берну. Сшила себе несколько новых платьев, которые раньше презрительно называла танковыми чехлами. По выходным стала выгуливать Майку по паркам и аттракционам, а на работу приходить в хорошем настроении.

Антонина Марковна как в воду глядела – Судьба сама нашла Лидку. В лице тридцатилетнего студента из… Бенина Элайджи Мамы, высокого, белозубого, модно одетого. В прошлом году он закончил магистратуру и сейчас учился на первом курсе аспирантуры. У себя на родине парень успешно завершил обучение в университете города Котону, сдал дополнительные тесты и отправился в Россию углублять профессиональные знания. Мама поступил на подготовительный факультет по изучению русского языка, после чего оказался в Ахромеевском институте управления. Элайдже очень нравилась русская еда, поэтому он часто захаживал в столовую, где и познакомился с Лидкой…


 

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Татьяна Окоменюк

Татьяна Окоменюк - филолог, публицист, прозаик. Автор 30 книг художественной прозы, вышедших в Германии, США и России. Победитель множества международных литературных конкурсов. Обладатель звания «Золотое перо Руси». Публикуется в журналах, сборниках и литературных альманахах Германии, Франции, Бельгии, Греции, США, России, Израиля Чехии, Австрии, Латвии, Украины, Беларуси. Член Союза журналистов Германии. Живёт и работает во Франкфурте-на-Майне (Германия).

ПРИМЕЧАНИЯ

  1. Автор Ирина Быченкова

Оставьте комментарий