Есть люди, которые, кажется, были с тобой всегда. Ты не помнишь, когда именно вы познакомились – человек, словно сгустился из пряного одесского воздуха, пахнущего акациями. Впрочем, может быть, воздух пах жареной рыбой, икрой из синеньких или арбузными корками, а, может, и вовсе падал снег или шел дождь. Время не имеет значения –  ведь Аркадий был всегда.

Но я хорошо знаю, где именно мы встретились – в подвальчике на Петра Великого (теперь  Дворянская – прим. корр), на той самой улице, где стоят университет, кирха, была  когда-то гимназия Илиади и где собирались в чьей-то брошенной квартире, гордо именуясь «Коллективом поэтов», в 1920-м году молодые одесские гении. На этой улице еще сохранились темные лавовые плиты, привезенные на парусниках из Италии, и булыжник напоминает о былом величии Одессы.

В этом подвальчике, в издательстве «Оптимум», за рюмкой чая (как говорил Саша Розенбойм), встречались издатели с авторами.  К издателям Боре Эйдельману и Саше Таубеншлагу, задумавшим невиданное дело – серию книг об Одессе, словно в подполье спускались  Сергей Зенонович Лущик,  Олег Губарь, Саша Розенбойм, Оля Барковская, Таня Щурова и я.

Первая книга в серии «Вся Одесса» была «Исхоженные детством» Саши Розенбойма. И именно с ним, если я не ошибаюсь, пришел  однажды невысокий улыбчивый человек, тогда еще не седой. Было ли это в конце старого века или в начале нового – не суть важно.

Аркадий вошел в бурную и веселую жизнь легко и просто. У него был удивительный талант дружбы. Он мог из ничего сделать праздник, организовать из сумбура и разлада вполне уверенный рабочий процесс, придумать то, что казалось неосуществимым, но с его участием осуществлялось легко и словно бы само собой. За его мягкой  улыбкой  скрывался добрый волшебник, дух Рождества, старик Хоттабыч. Любые чудеса давались ему без видимых усилий (так казалось со стороны).

Я помню застолья в «Оптимуме» после выхода новой книги – на одном из них были  жена и дочь Аркадия – Нина и Даша. Именно тогда Аркадий создал новую традицию – облил спиртом охотничьи сосиски и поджег их. Казалось бы, ну что здесь особенного? Но  вспыхнувшее пламя вырывало из темноты  стены,  вдоль которых тянулись стеллажи с книгами, лица, стол с традиционной и нехитрой снедью. Создалось ощущение волшебства, немого кино, застывшего на мгновение времени.

Порой казалось, что и со временем у Аркадия свои отношения. Оно словно сжималось – так быстро отвечал он на любую просьбу.  Словно из воздуха, появлялись нужные люди – врачи, столяры, учителя, слесари, часовщики, компьютерщики.

Аркадий жил вкусно и весело, вокруг него словно бы искрился весельем и надежностью воздух, притягивая самых разных людей – от дворника до мэра. Он мог достать все, в чем нуждался человек  – и билет на поезд, и редкое лекарство.

В «Оптимуме» или в Литературном музее он познакомился с Сашей Ильф, «дочерью Ильфа и Петрова». Они составляли разительный контраст: веселый, подвижный Аркадий  и немногословная, строгая Саша. Но у них обоих был поразительный дар дружбы.  Аркадий стал «дуплом дятла» – я не знаю, он или Саша Ильф придумали это выражение – через него шли передачи и письма в Москву и из Москвы.  «Сашенька» – называл ее Аркадий, мы не осмеливались.

Каждый приезд Саши в Одессу мы традиционно устраивали посиделки в музее, порой  в  «Оптимуме»,  а немного позже стало обязательным еще одно место  – у Аркадия дома на Малой Арнаутской – ну как же без него. И мы взбирались по узкой лестнице, а сверху неслись умопомрачительные запахи.

Говорят, что лучшие повара – мужчины. Не знаю, возможно, и так. Но в отношении Аркадия я в этом точно уверена. Как считают у нас, любая одесская хозяйка может из ничего приготовить что-то. Об одесских мужчинах  такого почему-то не говорят. Впрочем, в отношении Аркадия это справедливо. Он любил готовить не «из ничего», а очень даже «из чего-то».

Я жалею, что так и не смогла попасть с ним на Привоз. По рассказам, поход Аркадия на базар – что-то невероятное. И дело даже не в том,  как именно он выбирал продукты  и что знал по имени чуть ли не всех торгующих. Это была словно живая иллюстрация к рассказам Бабеля, Ильфа и Петрова, Жванецкого. И еще одно – да,  у каждого из нас на базаре есть «свой» продавец. Но даст ли  он нам в кредит, под честное слово? Однажды Аркадий забыл дома деньги. И что же? Он вернулся с полными сумками, его наперебой зазывали, рекламируя свой товар, охаивая конкурентов,  и уверяя, что именно данный продавец спокойно может подождать с деньгами до завтра, а то и неделю.

Опять же не помню, в каком году Аркадий  попал во Всемирный клуб одесситов. Точнее  сказать – воцарился. Если Леня Рукман отвечал за внешнюю политику клуба, то Аркадий – за внутреннюю. Как известно, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а надстройка определяется базисом. В подвале Всемирного клуба закатывались Лукулловы пиры. Вернее, Аркадиевы.

Лукуллу было проще – он был богат и имел поваров. Аркадий все делал сам, начиная от закупки товара до обзванивания приглашенных.

Я скажу только одно слово – форшмак! Те, кто знал Аркадия,  поймут – это пароль, символ, ода и роман одновременно. Кто-то многозначительно протянет «Ммммм», кто-то закатит глаза, и все сглотнут слюну.  Форшмак, который делал Аркадий, описать невозможно. Впрочем, можно попытаться сказать – одесской фразой: «это все!». Он затмевал любое блюдо и моментально исчезал со стола,  даже будучи изготовлен в тройном объеме.

Аркадий много чего готовил, но форшмак… Он щедро делился рецептом, расписывая буквально пошагово процесс. Не знаю, как кому, а мне даже это не помогало. Форшмак получался замечательный, но чего-то неуловимого недоставало. Может, дело в руках? Золотых руках Аркадия.

Аркадий занимался и внешней политикой. Человек, страстно влюбленный в город, делал все, чтобы сохранить его, чтобы прошлое не ушло с ветхими книгами и немногими знатоками.

Я приходила в клуб и Аркадий зазывал меня к компьютеру. Разворачивались панорамы одесских  улиц, Аркадий гордо «заводил» во дворы – вот так могут гулять по Одессе те, кто живут в Сиднее и Калифорнии, Квебеке и Петербурге.

Он сделал подвиг, оценить который по достоинству могут, увы, немногие. Аркадий сам отсканировал старые адресные книги, адрес-календари. Все то, что в библиотеках уже не выдают среднему читателю из-за ветхости и затрепанности, а отдельным краеведам приносят по секрету от начальства и по очень большому блату. А у Аркадия в компьютере все можно листать без проблем и бесплатно. Я сидела там часами, занимая компьютер, и Аркадий слова не сказал. Благодаря этому получился такой объемный буклет по Пушкинской улице.

Я не буду перечислять все проекты Аркадия. Он участвовал во всем – в установке памятника Бабелю, издании электронного диска-справочника об известных одесситах и еще многих.

Но последний –  работа с детьми – очень для него показателен. Учитель, вернее, настоящий учитель, остается таким навсегда. Легко и приятно любить Одессу, читая о ней или разговаривая с единомышленниками. А вот сделать так, чтобы дети сегодняшние, зачастую книги в руках не державшие и ничем, кроме компьютера не интересующиеся, поняли, в каком городе они живут – это намного сложнее.

Аркадий это умел. После его экскурсий-лекций  в клубе некоторые (а порой и многие) подходили к стеллажам с книгами. Значит, они тоже будут читать, узнают о старой Одессе и будут сохранять город.

Аркадию повезло – жена Нина разделяла его увлеченность. Он гордился внуками-близнецами: «мои хулиганы» говорил он с неповторимой интонацией.

Аркадий встречал и провожал всех, кто приезжал в Одессу на фестивали, конференции, просто в гости. Вместе мы встречали Сашу Ильф, вместе провожали. Когда она последний раз была в Одессе, я не смогла прийти, провожали ее Аркадий и Саша Розенбойм.

Саша Ильф ушла первой. На вечере ее памяти я впервые увидела плачущего Аркадия. Он задыхался и не мог говорить.

Теперь они Саша, Аркадий, Саша Р. (так называла Розенбойма Саша Ильф) все вместе, оберегают Одессу.

Древние римляне говорили «гений места» – о духе, хранящем конкретную деревню или гору. В «Коллективе поэтов» в 1920-м был свой «гений места» – добытчик и организатор Митя Ширмахер. Сам он стихов не писал, но, не будь его – возможно, и одесская литература стала бы другой, и не все поэты выжили бы.

Впрочем, у этой фразы есть и еще одно толкование – человек, оберегающий неповторимую атмосферу места.

У нашего города много гениев места. И среди них – Аркадий Креймер.

 

One Response to “Алёна ЯВОРСКАЯ. Гений места. Памяти Аркадия Креймера (1946-2014)”

1. Галина Манаева says:

   January 6, 2025 at 1:15 am

   Узнаю особый, яворский , ароматный стиль, с милейшими деталями, отражающими дух прекрасной эпохи, в которой жил удивительно многогранный человек!

   Reply