ПОНЧО

 

В день, когда Лиле исполнилось четыре года, она проснулась и сказала:

– Мама, я хочу пончо.

– Пончик? – переспросила мама.

Лиля любила сладенькое. Мимо витрины с разноцветными пончиками они никогда не проходили, обязательно останавливались, полюбоваться, но покупали пончики только раз в месяц, в первое воскресенье, такой у них был уговор: сладкие воскресенья.

Так и появилось пончиковое воскресенье, воскресенье ШокоЛадное, третье воскресенье месяца – мармеладно-желейное, а четвертое – пирожное.

– Нет, мама, не пончик, а пончо. Одежда такая. Приснилось, я и слово запомнила.

Лиля побежала к столу и стала рисовать. Пончо получилось ярким, с кисточками на концах.

По Лилиному эскизу бабушка довольно быстро связала пончо. Лиля первые дни только в нём и ходила, и даже на ночь снимать не хотела. Маме приходилось уговаривать, объяснять, что в верхней одежде не спят, что для сна есть пижама и ночная сорочка.

– Но ведь и ночнушка надевается сверху, значит и она верхняя одежда?

– Ты точно это подметила, но в старину считали, что верхняя – это та, что надевается поверх основной. В верхней одежде выходят на улицу, а на улице пыль, и одежда пачкается, поэтому в пальто или в куртке спать не стоит. А под платье раньше надевали комбинации, такие длинные майки с кружевами. Это и считалось нижней одеждой, потому что надевалось под низ.

Лиля согласилась, что спать в пончо не стоит, но попросила бабушку пошить ей пончо для сна. Пончо для сна из мягкой байки получилось довольно милым. Лиля, примерив пончо, посмотрела в зеркало и сказала:

– Бабушка, а можешь вышить двух рыбок, а сверху – на веточке – птицу.

 – Могу. Только ты нарисуй их.

И Лиля нарисовала рыб с узорчатой чешуёй и сказочную птицу на ветке, где были и цветы, и плоды. Бабушка вышила всё в точности, как на рисунке, и внучка была довольна. И так ей понравилась вышивка, что она загорелась желанием научиться вышивать.

– Иголка острая, ты можешь уколоться, – говорила мама.

Но Лиля упрямо стояла на своём, и мама купила ей пяльцы. У бабушки был круг побольше, а у Лили поменьше. Бабушка научила её вдевать нитку в иголку, завязывать узелок, разделять мулине на нити. Лиля очень быстро всё запоминала, и с каждым днём её вышивки становились всё краше. Когда случалось, что игла больно кололась, Лиля не плакала. Она подносила к губам алую капельку, облизывала солоноватую кровь и долго смотрела на палец – ждала, пока кровь спрячется, волнуясь за вышивку, чтобы не испачкать ткань.

Лиля росла, но любовь к пончо не проходила. В шесть лет она пошила пончо для кукол, и у зайца Тимохи, с которым Лиля не расставалась ни ночью, ни днём, тоже появилось пончо. Однажды мама услышала, как Лиля, играясь с куклами, говорит на непонятном языке.

– Что это ты такое лопочешь?

– И ничего не лопочу, а на науатле говорю, это такой язык индейский.

– Да, – недоверчиво посмотрела на дочь мать. – И где же ты его выучила?

– Во сне.

– Сонная школа, интересно то как, а учителей там много?

– У меня два. Иногда это – Кецалькоатль, он говорит, что все слова придуманы им. В этом языке слова рисуют. Знаешь, как будет змея?

– Откуда же мне знать, мне такие сны не снятся.

– Шочитль, а сова будет Куаутли.

 А как бы звали нашу собаку?

– Спаниэль Ромка спал на своём любимом топчане, но вдруг завилял хвостом и приоткрыл один глаз.

– Ицкуинтль.

Мама несколько раз повторила слово собака на индейском языке.

– Забавно. А кто ещё тебя учит?

– А ещё та, которая превращает людей в рыб, Чальгиутликуэ.

– И ты не боишься, превратиться в рыбу?

– Не боюсь. Я была и змеёй и рыбой, и осоматль (обезьяна) и масатль (олень). Так можно получить тотемную силу.

После этого разговора мама встревожилась и даже собралась отвести дочь к психологу, но бабушка сказала, чтобы не трогала ребёнка: хорошая девочка, просто с бурной фантазией, перерастёт увлечение индейцами, пройдёт.

А когда Лиля из своего детского одеяльца сделала для подруги пончо, мама чуть не плакала.

 –Лиля, зачем ты прорезала в середине одеяла дыру?

 – Это отверстие для головы, сейчас сделаю из розовой пряжи кисти по краю и балабоны-завязки, будет красивое пончо для Лины. Мама у неё ведь нет бабушки, а мама не умеет ни шить, ни вязать, а Лина так мечтает о пончо. Во сне я увидела, как появилось пончо, это ведь на самом деле было одеяло, и его носили на спине, как рюкзак, а потом один индеец охотник придумал сделать в нем дыру для головы, и ему было легко и тепло идти с добычей домой. А это ведь моё детское одеяло, а я уже выросла. Мама, ну прости, что не спросила тебя.

– Да, о таких вещах следует спрашивать, я хотела подарить одеяло тёте Вике, у неё родился сыночек.

– Мам, одеяло ведь розовое, а он мальчик, мы ему лучше голубое купим.

– Хорошо, купим. Но Лиля, впредь, если что-то берешь, спрашивай.

Лиля кивнула в знак согласия и побежала приделывать кисти к одеялу, превратившемуся в пончо для Лины.

В восемь лет Лиля плела из мулине браслеты и дарила их друзьям. Каждый браслет был наделён своим, особым смыслом.

Лиля поясняла, что означает тот или иной цвет: один оберегает от травм, другой приносит удачу, а третий помогает слышать небо… Мама думала, что Лиля фантазирует, но Лиля сказала, что всё это ей во сне рассказала большая черепаха.

В двенадцать лет Лиля научилась делать ловцов снов, закручивать нить-паутинку с цветастыми бусинами, добавлять разноцветные перья.

В четырнадцать она начала играть на флейте индейские мелодии, и сама шила и вязала себе пончо с загадочными рисунками.

Сначала все удивлялись Лилиным умениям и увлечениям, но потом привыкли.

Когда Лиле исполнилось восемнадцать лет, она успешно сдала экзамены, поступила в университет, да не где-нибудь, а в Мексике, и уехала на родину пончо.

Сейчас у Лили свой небольшой магазинчик, где можно найти пончо на любой вкус, ловцов снов, браслеты. Всё это сделано её руками.

А ещё в магазинчике всегда звучит голос флейты.

 

ЛОСКУТКИ

 

В маленьком селении, где домов не более десяти жила на самом краю в небольшом домишке мама с дочкой. За их домом простиралось поле бескрайнее, на котором часто резвились ветра. Порой стучали стучали в окна, то жалобно завывая, то требовательно, размашисто ударяя в ставни, так, что казалось ставни вот-вот разлетятся в щепки. К счастью, буйные ветра налетали не часто, в основном они были мягкими и ласковыми…

Мама в дни буйных ветров всегда пела песнь ветру, а дочь ветрено кружила в танце, и ветер утихал, отступая от их ветхого дома. Жили они довольно скромно, у девушки из одежды всего-то и было, что две ночные рубахи, два фартука для работы по хозяйству, да два платьица на смену, одно болотного цвета, а другое кирпичного. Когда они с матерью ездили в город, девушка любила разглядывать витрины магазинов, где выставляли модные наряды. Она мысленно примеряла эти платья и мечтательно прикрывала глаза. Мама в такие минуты всегда одергивала её и спрашивала:

– Лиза, ты что спишь на ходу? Опять всю ночь на звёзды смотрела?

– Нет, не всю, и не сплю я вовсе, а мечтаю и представляю, как иду по улице в таком платье.

Мама грустно улыбнулась.

– Видать, мечта о красивых платьях в нашем роду передается по наследству, но мечты мечтами, а в жизни приходится носить другое. Она дёрнула себя за юбку, показывая Лизе грубую ткань цвета гнилой вишни.

Лиза была доброй девушкой, и если замечала, что кто-то нуждается в помощи, старалась помочь. По соседству с ними жила одинокая женщина, приехала она в селение не так давно, дом лет десять пустовал. Лиза помнила старика со старушкой, когда-то живших там, они частенько сидели рядышком на лавочке у калитки. Когда их не стало, мама сказала Лизе, что бабу Маню с дедом Ваней выдул ветер и унёс в свои владения. И посмотрев на небо, добавила:

– Теперь они легче пёрышка и выше облаков.

Мужики из села заколотили окна и двери крест-накрест, и с тех пор все старались обходить этот дом стороной. Слишком много печали было в заброшенном доме. Прежде там, у забора, росли цветы, баба Маня сеяла бархатцы и маттиолу, левкои и петунии, и ещё астры, а после её смерти бурьян вырос выше забора.

Лиза помнила, как к дому подъехала машина и из неё вышла красивая женщина – дочь бабы Мани и деда Вани. Люди в селе судачили, что дочка их Нинка, непутёвая, бросила стариков и уехала за тридевять земель счастья пытать, да не нашла, а бедные старики не дождались её. Лиза слушала и сочувствовала Нине Ивановне. Однажды она увидела, как та борется с сорняками и решила помочь – так они и познакомились. Лиза выпросила у матери семена цветов и поделилась с соседкой. Вместе с Ниной Ивановной они и в лесок ходили по грибы, да ягоды. Лиза учила соседку тому, что знала. Нина Ивановна была прилежной ученицей. Вскорости и сад ожил, и огород был в порядке, да и в доме стало чисто, уютно.

Лиза любила подбирать перья птиц и мастерить из них обереги. Ягоды рябины были её оберегом вместо бусин. Делала она из рябиновых ягод и серьги и ожерелья. Решила Лиза подарить такое украшение и Нине Ивановне. Та обрадовалась, бусы сразу надела, перед зеркалом стоя, бусины перебирая, грустно улыбаясь, и вдруг спросила:

– Лизонька, а о чём ты мечтаешь?

– Мечтаю о платье небесно-голубого цвета, да чтобы юбка была солнце-клёш, чтобы кружиться в ней, но мама говорит, что на роду написано носить грубую ткань цвета гнилой вишни, или…

И Лиза дёрнула себя за юбку и добавила:

– Или болотной травы.

Нина Ивановна подошла к Лизе и обняла её.

– Да, девочка моя, разрушать родовые программы сложно, но надо пробовать, надо… Знаешь, я когда по миру скиталась, много чему научилась, одно время я шила наряды на заказ, и лоскутки от особо удачных моделей сохраняла. Все удивлялись, зачем я храню чемодан лоскутков, толку от них, а вот и их время настало. Начнём с малого, сделаем тебе разноцветные воротнички к платью, да вышьем на каждом цветы. Вот твои, какие любимые?

– Ой, я все цветы люблю, и берёзовые серёжки и яблони цвет, и васильки, и подснежники, и хризантемы поздние, и кувшинки речные… и цвет земляники.

И стала Лиза учиться рукоделию у Нины Ивановны. Первый воротничок был небесно-голубой, а на нём одуванчики. Второй воротник красный – в белый горох – с алой лентой. Третий – белый, с вышитыми колокольчиками. На салатовом воротничке, словно живые, шелковой гладью были вышиты две птички-синички. К лету у Лизы была дюжина воротничков. Летом они смастерили тринадцатый воротник, необычной формы, с кружевами, и походил он на королевский.

Лиза научила Нину Ивановну петь песню ветра и танцевать ветреный танец. И ещё она очень боялась, что ветер заберёт и Нину Ивановну, как бабу Маню с дедом Ваней. За то время, пока они вместе мастерили воротники, Лиза полюбила соседку – Нина Ивановна для неё была как крестная фея.

Лиза и маме сделала белый воротник и вышила на нём вишни, спелые, сочные, с зелёными листочками. Мама примерила воротник, глянула на себя в маленькое зеркальце и расплакалась. Лиза испугалась, подумала, что маме не понравился подарок. Но мама обняла Лизу и сказала:

– Чувствую себя сейчас новорожденной, будто чудо случилось, и что-то преобразилось во мне и мире. Спасибо тебе, доченька. Давай испечём пирог вишневый и Нину Ивановну пригласим. Я так благодарна ей, что она научила тебя волшебству шитья.

Как сказали, так и сделали. Лиза вишен собрала, мама тесто замесила, испекли пирог, чай из трав заварили и позвали в гости соседку. Чай пили, пирог ели, песни пели – у Нины Ивановны голос чистый, песни лились, как ручейки, а песен она знала много и на разных языках. Очень Лизе песня на французском понравилась, и загорелась она выучить её, и Нина Ивановна обещала научить и научила.

Год пролетел быстро, много песен было спето, сшито лоскутное одеяло и лоскутная скатерть, и лоскутков в чемодане не осталось. Нина Ивановна посмотрела в его пустоту и сказала: время собираться в дорогу, время собирать новые истории. Она положила в чемодан альбом и карандаши, вязаный платок, тот, что вязала ещё матушка Мария Сергеевна, которую сельский народ звал бабой Маней, и добавила к нехитрым вещам клубок и золотистый крючок.

– Лизонька, я уеду на недельку другую, присмотришь за домом?

Лиза неохотно согласилась, очень ей не хотелось расставаться. Вернулась Нина Ивановна в аккурат к дню рождения Лизы и привезла в чемодане платье небесного цвета с юбкой солнце-клёш. Лиза не могла поверить своему счастью. Она кружилась, пела и танцевала. Из волшебного клубка золотистым крючком Нина извлекла кружевную шаль – подарок для Лизиной мамы. Шаль цвета чайной розы была воздушной и, казалось, источала аромат роз. В альбоме, который Нина Ивановна подарила Лизе, были эскизы воротничков и рисунки растений, наброски сельских домиков, портрет Лизы и её мамы.

– Уезжаю я на следующей неделе. Дом продала, Лиза тебе будет интересно, его купили художники, под мастерскую и для пленэров, места тут богаты пейзажами. Так что учись у них мастерству, да не забывай шить время от времени – игла и нить любят прокладывать дороги на полотне.

– Куда же вы поедете, Нина Ивановна?

– Мир большой, а чемодан мой снова пуст и голоден – время собирать лоскутки. Вот предложили работу в Париже. Лиза не грусти, мы обязательно увидимся. Мне ветер нашептал, что ты приедешь…