Художник – один в поле воин, в родной Одессе, в закадычной Москве или в родных «каменных джунглях» в эмиграции. Эмиграция – понятие неопределенное, устаревшее, субъективное. Все зависит от того, с какой стороны света и тьмы на него смотреть. Понятно, что для русских после Революции это и была настоящая эмиграция, а для англичан, служивших в Индии и не видевших туманный остров десятилетиями, – нет.
Что же представляет собой эмиграция для нас, в 21-м веке? Понятно, что эта проблема не для детей, которые здесь в Америке или в Израиле (Израиль – отдельная история и отдельный разговор) выросли, ходили в школу, жили в общежитии американского колледжа и, в основном, приобрели все черты «левой» американской молодежи. Вопрос, что это для нас, живущих в Америке, не только зарабатывающих на более или менее успешной работе, покупающих дома, посещающих модные оперы в кинотеатрах и наездные русские концерты в синагогах или на «квартирниках»: Смехов, Рубина, Губерман, Городниций. Тем более, другая стихия – Киркоров в «Палладиуме».
Читать дальше 'Андрей ГРИЦМАН. «Один в поле…», или Преодоление эмиграции'»
Первые стихи я начал писать в школе, лет в пятнадцать. Но их даже вспоминать не хочу! К сожалению, помню некоторые строки и строфы, и самому становится стыдно. Я еще тогда “не родился”, не прорезался. Я вырос в интеллигентной среде с особым отношением к стихам, отец дружил с Самойовым и Слуцким. То есть, я был в поле облучения классиков, страшно было подойти к этому делу называемому Поэзия и думаю, что это не позволило мне прорваться самому раньше. Не было еще “судьбы поэта” («Все есть в стихах — и то и это, / но только нет судьбы поэта. Судьбы, которой обречен, / за что поэтом наречен» – Самойлов). Но оказалось, что благополучные советские московские детство и юность не отменяют «судьбы поэта». Но тогда – «дикости” не хватало («Дикое мясо» Мандельштама).
Всерьез пошло после двадцати, когда жизнь стала обтесывать и я почувствовал, что появилось право на стихи. Кроме того, я считаю, что мне «не повезло»: как-то не случилось юношеской компании, где читают друг другу только что написанные стихи, отзываются: «старик, ты гений», и тому подобное. Но из этого глуповатого общения что-то выходит. Ты не один.
Читать дальше 'Андрей Грицман. Первое стихотворение'»
Вспоминаю свой приезд в Москву в начале 90-х. Мой чемодан остался болтаться где-то в Амстердаме, через который я летел из Нью-Йорка. Меня встречал давний близкий московский друг, и мы решили (в ожидании чемодана) скоротать время наверху, на 2-м этаже, в ресторане. Трудно себе представить разницу между теперешними – шикарными, сияющими, никелированными, вежливыми многочисленными едальными заведениями и тем, прежним рестораном с водкой, жилистым шашлыком и неизменным салатом «оливье», состоящим, в основном, из картошки, моркови и майонеза. В те времена это была «майонезная Москва». Мы выпили «Абсолюта» (тогда обычно польского происхождения), добавили еще виски – редкая валюта в то время из duty–free, – и мой друг дал мне повести свою машину от Шереметьева в центр города. На шоссе – ухабы, бездонные ямы, наполненные ледяной водой с плавающими черными льдинками. Доехали до центра, и мне захотелось проехать мимо дома, где я вырос – 2-я Мещанская, угол Колхозной площади (по-настоящему – Сухаревской). Сухаревской башни и рынка, конечно, уже не было. Предреволюционные воспоминания бабушек и дедушек. Тогда еще пеший милиционер диким морозным свистком пытался задержать странно идущую машину, но я рванул через дворы, которые помнил еще с детства, на 3-ю Мещанскую и мы пропали в дыму и в пару Садового кольца.
Теперь же (в 2015-м) мы плавно катились по роскошному многоканальному шоссе, удивительным образом, без пробок, мимо торговых центров, огромных дворцов с названием «Фитнесс», светящимися рекламами ресторанов и так далее. Полная глобализация, американизация, несмотря на все антиамериканские настроения. Глобальный мир.
Читать дальше 'Андрей Грицман ● Интерпоэзия – поэтография'»
Литературное подвижничество – это форма “патологии личности” или скорее пограничного состояния личности. Собственно, как и само сочинение стихов. Стихи – форма изменения сознания и языка. Нормально люди так не говорят, как в стихах. То есть, поэт создает свою субъективную реальность. Автор, который занимается литературным подвижничеством, тоже создает свою реальность, но внешнюю, литературный процесс, который в себя втягивает других людей.
Такое подвижничество – побочный продукт функции личности: амбициозность, гиперактивность, но и сознание того, что можешь что-то новое сделать, что-то создать. Предпосылки для этого могут быть разными, в том числе и как бы негативными: честолюбие, тщеславие, поиски известности, НО в то же время они меняют что-то вокруг.
Много лет назад, после ухода Бродского, Довлатова, Лимонова, переезда Цветкова в Прагу, закрытия “Нового американца” в Нью-Йорке как-то все завяло. Были небольшие изолированные группы. Тогда мы, я, Володя Друк, Юля Беломлинская, решили создать свой “литературный процесс” – начались поэтические чтения, литературные сборища, нередко сочетающиеся с выставками нью-йоркских художников. Начались хорошо известные русские и американские чтения в “Русском самоваре”. А не было бы нас….
Читать дальше 'АНДРЕЙ ГРИЦМАН ● «ПОДВИЖНИЧЕСТВО» В ДИАСПОРЕ'»
– Андрей, я рада приветствовать тебя в нашей Гостиной. Ты стоял у истоков её появления и являешься одним из старожилов нашего виртуального пространства. Перечитывая то, что ты писал о себе тогда, в Гостиной 1995 года, мне захотелось несколько вопросов задать именно в связи с твоими тогдашними взглядами. Начнём с этого (цитирую):
“Пожалуй, две вещи в настоящее “смутное время" и имеют значение: талант и человеческое достоинство. Даже, как бы, в старомодном смысле, — воспитание.”
Теперь, когда многое, к чему ты стремился, свершилось, можешь ли ты сказать, что не отступал от этих изначальных принципов? Сложно ли было придерживаться их? Были ли компромиссы?
Читать дальше 'АНДРЕЙ ГРИЦМАН ● «СОЗДАТЬ СВОЙ ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ПРОФИЛЬ» ● ИНТЕРВЬЮ'»