RSS RSS

Людмила ШАРГА ● Гаданье на кофейном вдохе ● Одесский дневник, февраль-апрель

12 февраля

Человек привыкает ко всему.
Не только к хорошему.
Вчера ночью вздрогнул дом, осколки оконных стёкол со всхлипом осыпались на лестницу. Кусок стекла вылетел из окна на лестничной клетке.
Рамы там старые, стёкла из разных кусков – едва держатся.
«Опять рвануло где-то…», – как-то слишком спокойно я отправилась на лестницу убирать осколки.
Было начало двенадцатого ночи.
Ночи морозной и ветреной, тревожной и бессонной, как потом оказалось, и долгой.
Привыкаю к таким ночам.
Почти привыкла…
Какое-то жуткое ледяное спокойствие внутри и полное отсутствие страха.
Раньше вряд ли высунула бы нос на лестницу ночью. Даже при закрытых дворовых воротах.
Раньше, на словосочетание “тревожный чемоданчик” неуёмное моё воображение рисовало забавный маленький, почему-то жёлтого цвета чемоданчик, из которого торчали во все стороны рукава, воротники, носки…
После случая с обрушением стены, прилегающей к дому, собрала документы, несколько старых фотографий и писем в один пакет. Вот и получился “тревожный чемоданчик”.
Глупо…

Из новостей узнала, что взрыв был совсем рядом – на Подбельского.
На Коблевской то бишь.
Потому и стекло не выдержало, наверное.
Стёкла не так прочны, как люди.
Вот и бьются…

19 февраля

Новолуние.
Новый год по китайскому календарю.
До весеннего равноденствия чуть больше месяца.
Есть надежда, что весна будет ранняя.
И что она – весна – будет.
Сегодняшняя ночь принесёт вещие сны.
Даже если не запомнятся, то всё равно сбудутся.
Смотрю на яркий февральский день из окна, прошу, чтобы приснилось что-то хорошее, пытаюсь настроиться на сон: свечи, музыка, мысли…
Я жуткая соня – могу проспать сегодняшний вещий сон.
Такое уже бывало и не раз.
Просыпаюсь и ничегошеньки не помню.
Знаю, что снилось что-то, а вот что?
И только потом, когда сон сбывается, вспоминаю.
Со свечами и музыкой всё просто, а вот как быть с мыслями, которые как заезженная пластинка, только об одном.
Но в сегодняшнее моё настроение проникает звук серебряных колокольчиков, и растекаются оттенки лилового, сиреневого, фиолетового – они живут в друзах аметиста, в ранних закатах и рассветах, в спящих гроздьях сирени, что растёт в моём дворе, в ирисах-касатиках, что растут на маминой могиле за тысячу вёрст отсюда.
Нептунианские штучки.
Орхидеи мои обиженно вздрагивают: а мы как же? Мы же самые что ни на есть нептунианочки.
И фиалка, живущая отдельно – на кухонном окне ( удивительно, что она не только выжила, но и зацвела) молчаливо соглашается с ними.
Помню.
И чувствую, что уже совсем близко – стихи.
Тончайшие, лёгкие, полупрозрачные – акварельные.

Мои ли?

фотомонтаж Л. Шарга

23 февраля

Тянутся дни.
Смутные, налитые свинцовой тяжестью происходящего и уже произошедшего.
События годичной давности не отдалились, не забылись, стали ещё ближе.
Ещё страшнее.
Ещё светлее взгляды и лица погибших.
Всех – без исключения.
Господь разберётся.
Уже разобрался.
Идут поминальные дни.
Молчать тяжело.
Говорить – бессмысленно и ещё тяжелее.
Поэтому – молчу.
Сижу в «зрительном зале», молчу и молюсь.
У кого-то из пытающихся сделать всех счастливыми и успешными ( когда-то, валяясь на больничной койке, я штудировала тонны подобной писанины), есть вполне удачное, на мой взгляд, определение нашего бытия.
О том, что весь мир – театр, напоминать не буду, это знают даже те, кто понятия не имеет о Шекспире.
В разное время мы занимаем разные места в театре.
И меняемся.
Сегодня ты зритель – завтра – актёр, послезавтра – автор пиесы.
Давно заметила, что в зрительном зале усидеть непросто, даже когда сидишь осознанно.
Тебя постоянно выдергивают на сцену.
Письмами, телефонными звонками, суть которых пустословие и напрасно потраченное время.
Твоё время, разумеется.
Тот, кто находится по ту сторону трубки, считает, что вы задушевно беседуете, несмотря на то, что беседа эта – суть монолог о том, как где-то сейчас плохо, и как нам от этого хорошо.
– Нам нужно думать о том, как у нас, и что у нас. Видеть хорошее, радоваться хорошему, быть творцом этого хорошего, – я безуспешно пытаюсь вставить несколько слов в непрекращающийся монолог о том, как где-то всё плохо. – Ты слышишь меня? Нам надо думать о нашем «плохо», и стараться, чтобы это самое «плохо» нас не угробило окончательно, понимаешь? Когда мы, наконец, перестанем жить с оглядкой на кого-то.
В ответ – новый виток красноречия, и осознание: я давно уже не в зрительном зале, я на сцене, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Что ж… видимо, это мне испытание такое, в Прощёное Воскресенье выслушать всё, сказать «прости, если когда вольно или невольно, словом и делом…», и положить трубку.
Не могу сказать, что меня не волнует, что там и как там сегодня в России. Это – моя родина, и происходящее там бьёт по самым болевым, по самым сокровенным точкам.
Ещё больнее от происходящего здесь, в Украине, на земле, которая всегда была родной, а теперь стала ещё ближе, ещё роднее.
Радоваться чужой беде никогда не стала бы.
Тем более, что беда эта мне не чужая.

p.s.

И праздник сегодняшний не чужой.

В той армии, которая теперь некоторыми( и которым не мешало бы заглянуть в семейные фотоальбомы) зовётся «оккупантской», а не освободительной, в разное время служили мой дед, мой отец, мой муж.

Дед дошёл до Берлина.

Как-то так.

Удаляюсь в зрительный зал, размышлять о смысле слова «манкурт».

Самое время.

3 марта.

Гадание на кофейном вдохе

Успеть.
Снять кофе с огня на вдохе, затаив дыхание.
Кофейный вдох золотится, пенится терракотовым кружевом и принимает причудливые очертания грядущего.
Гадание на кофейной гуще старо как мир, и говорит о прошлом.
Гадание на кофейном вдохе сулит открытие грядущего.
Этому меня научила любовь.
К утреннему, изысканному и благородному в своей неповторимой горечи, чёрному кофе.
Сердечки и тонкие лунные серпы, вздрагивающие кошачьи уши в густых зарослях очерета и дрожащие тополя на закате, перистые облака и птицы, летящие на восход, улыбка чеширского кота, лента мёбиуса, дом у дороги… падающие яблоки.
Чего только не сулили мне утренние кофейные вдохи.
Если в кружеве кофейной пенки проглядывало солнце – значит, день будет солнечным, несмотря на туманную влажную взвесь за окном.
Поначалу я сомневалась.
Но, выходя из дому в стылость и серость, неизменно встречала улыбающихся котов и людей, парящие в туманной невесомости дома, обнажённые ветви деревьев, и на душе становилось легко, светло и солнечно.
Тонкий лунный серп предвещал дальнюю дорогу, сердечко – добрые вести.
Были и тревожные предсказания, и тогда кофейный вдох опадал быстрее, чем я успевала сделать первый глоток.
Здесь всё просто – никаких аллегорий.
Смотри на кофейный вдох.
Первое, что увидится, и есть твоё сегодня.
Мне увиделось пламя свечи.
Нервное дрожащее, похожее на одинокий лист осины.
Вздрогнули очертания, и затеплились тихим золотом.
Тонкий абрис проступил на мгновение и исчез.
Вспомнилось всё.
Печальное событие дня сегодняшнего стало ещё ближе, ещё печальнее.
Горит человеческая жизнь свечой на ветру.
Чуть сильнее ветер – и нет пламени.
Но остаётся Свет.
И свеча.

13 марта

Болтаюсь где-то между Ураном и Плутоном, едва дыша.
Ожидаю солнечное затмение.
Оно случится, и можно перемещаться в весеннее равноденствие, и успокоиться затмением лунным.
Балансируя на тонкой, почти невидимой грани равнодушия и равновесия, из последних сил удерживая последнее, очерчиваю охранный круг.
Непроницаемый для дурных вестей, настроений и слов.
Сквозь него свободно проникают ночные шорохи, лунный свет, голоса весеннего утра, шелест книжных страниц…
Книга, перелетевшая через океан, хранит тепло руки и взгляда.
Открываю осторожно, и вот я уже внутри, где всё узнаваемо, но иначе.
Ночь.
Мерное неторопливое дыхание моря.
Страницы под рукой наполняются ветром, я стою на палубе каравеллы, и все паруса подняты, и курс – на рассвет.
Дрожит лепесток пламени, свеча освещает охранный круг изнутри, наполняет тонким медовым запахом. Так пахнут солнечные поляны моего детства. Так пахнет счастье.
Просочился вчерашний дождь и остался – льёт третьи сутки.
Стекают воспоминания, чужие ли – мои ли, не различить.
Слова приблизились, наполнились цветом, обрели очертания.
Ожившие силуэты смешались с дождём, растворились и… всё началось заново.
Предчувствие беды притаилось за очерченным кругом.
Увядшим цветком орхидеи опало и унеслось, подхваченное водным потоком.
Что станет ему берегом?
Где окончится его путь?
Увядший цветок орхидеи вернётся – следуя законам круга и круговорота всего в природе, а с ним вернётся и предчувствие беды.
Постучит в полупрозрачную ткань круга, заглянет в глаза.
Я его не узнаю.
Сообщение об очередном ночном взрыве вызовет не больше эмоций, чем очередное повышение цен, чем чей-то назойливый взгляд, прилипший к защитной оболочке очерченного круга, чем чьи-то дряблые, густо напомаженные, улыбающиеся губы.
Пожалуй, я даже улыбнусь в ответ.
Балансировать на тонкой грани, между равнодушием и равновесием, становится привычкой, но по-прежнему, отбирает много сил.
Тем более, накануне полного солнечного затмения.

18 марта

Мартовский снег живёт недолго.
Короток снежный век.
В чём измеряется он?
В чём измеряется век лунный, век солнечный…
Чело-век.
Песчинка падает на дно песочных часов.
Яблоко ложится в густую влажную траву.
Дождь идёт.
Снег.
Пока он шёл, случились стихи, чья-то жизнь, чья-то смерть, рождение, и снова стихи, и снова жизнь.
У наших здешних воплощений своё, собственное время, в чём бы ни проявлялись мы, кем бы ни были.
Лечу снежинкой, среди тысячи тысяч таких же снежинок, куда-то спешу и не успеваю.
Время уходит, утекает, с ним исчезает что-то важное, то, что уже не вернётся ко мне.
Что это?
Непрочитанное, ненаписанное, невстреченное мной.
Снег идёт над рекой моего детства.
Там один берег – пологий, другой – крутой, в нём гнездятся ласточки-береговушки.
Это случается в мае.
В марте случаются грачи, проталины.
И снег.
Для огромного серо-синего камня-валуна на берегу, я – снежинка, летящая в мартовском небе, тающая на лету.
Что ему до моих тающих тайн и переживаний.
Он был здесь задолго до меня.
Будет и после.
У него свой век.
Влажной тёмной бороздкой на сине-сером монолите след.
Моя жизнь…
Его слеза?

 

29 марта

Рыба… русалка, утопленница?
Погружаюсь в прохладную зеленоватую воду.
Вокруг причудливые заросли кораллов, гроты из белого, жёлтого, синего камня, серебристые рыбы-дирижабли, стайки разноцветных фосфоресцирующих рыбок-малюток. Подводный «ковыль» волнуется при каждом движении.
Струящиеся донные барханы обнажают и тут же прячут огромные раковины-жемчужницы.
На какой-то миг оказываюсь на поверхности, слышу крики, вижу бегущих людей, горящие здания.
На берегу маленькой бухты светловолосый мальчик играет на флейте.
Закрываю глаза и плыву туда, где разливается нежная мелодия.
Кто я?
Рыба… русалка, утопленница?
Знаю только то, что жива.
Под водой дышится легко, каждое движение лёгкое, летящее.
Плыву или лечу на волшебные звуки флейты.
Чья-то сильная и властная рука вытаскивает меня из воды.
Наваливаются тяжесть и страх.
Здешний воздух пропитан гарью, болью, ужасом.
Отчаянно сопротивляюсь, пытаюсь вырваться из цепкой «спасительной» десницы, но тщетно.
Меня бросают на песок.
Всё здесь тяжело.
Дышать, двигаться, смотреть.
Но самое тяжёлое, это боль и страх.
Из последних сил пытаюсь доползти до воды – идти не могу, просто не умею.
То, что ощущается как ноги, на самом деле огромный чёрный хвост.
Русалочий.
Бесполезный и губительный для меня здешней.
Задыхаюсь.
Слышу голоса, смех.
– Да брось ты её! Не видишь, подыхает. Что ты с ней будешь делать потом, зажаришь?
– В бассейн выпущу. Видел мой бассейн? Там таких сотня поместится, и тесно им не будет.
– Не довезём, сдохнет.
– Сдохнет – выбросим.
Снова смех, пьяная ругань…
Громкий хлопок.
Яркая вспышка на миг освещает берег маленькой бухты, выхватывая из сумрака испуганные лица моих «спасателей», их чёрное авто, догорающий костёр и узкую песчаную косу, на которой извивается тёмно-серебристое тело. – Близко рвануло. Поехали!
Чёрная капля автомобиля отрывается от берега, оставляя глубокие борозды на влажном песке.
Всё. Теперь я точно не доберусь до воды.
Мне не преодолеть эти рвы-борозды.
Каким-то внутренним зрением вижу, что из машины выскакивает мальчик, подбегает ко мне, и тянет к воде.
Сквозь пелену слышу:
– Прости нас. И не плавай так близко от берега. Живи. Пожалуйста, живи… Прихожу в себя уже в воде.
Всё глубже и глубже погружаюсь в спасительную прохладу.
Рыба. Русалка. Утопленница…
Тонкая и нежная мелодия флейты связывает меня с тем миром.
Словно ниточка.
Какое-то далёкое прошлое, или будущее.
Пуповина, перерезать которую невозможно.

фотомонтаж Л. Шарга

p.s.
Пробуждаюсь окончательно, понимаю, что рвануло действительно близко, не во сне, а наяву.
Перепуганный кот у ног.
Люди во дворе.
Дождь.
Всё-таки, вытянули…?

Февраль- март 2015. Одесса.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Людмила Шарга

Людмила Шарга (Южнорусский Союз Писателей) Поэт, прозаик, публицист. Родилась в России. Живёт и работает в Одессе. В настоящее время возглавляет отдел поэзии в литературно-художественном журнале «Южное Сияние». Журнал основан в 2011 году и является официальным печатным органом Южнорусского Союза Писателей. Редактор сайта, основатель и ведущая творческой гостиной «Diligans». Публикации: в Одесской антологии поэзии «Кайнозойские Сумерки» (2008), в альманахах «Меценат и Мир. Одесские Страницы» (2008, Москва), «ЛитЭра» (Москва), «Свой вариант» (Луганск), «Провинция» (Запорожье), «ОМК» (Одесса), в журналах «Южное Сияние» (Одесса), «Дон» (Ростов-на-Дону), «Ренессанс» (Киев), «Арт-Шум» (Днепропетровск), «День и Ночь» (Красноярск), в газетах «Литературная газета» (Москва), «Литература и жизнь» (Киев), «Интеллигент», в интернет-журналах «Авророполис», «Гостиная», «45-я параллель», «Ликбез» и др. Автор сборников прозы и поэзии «Адамово Ребро» (2006), «На проталинах памяти» (2008), «Билет в осенний день» (2010), «Рукой подать...» (2011), «Повесть о падающих яблоках» (2013), «Яблоневые сны» (2014), «Ночной сюжет новостей» (2015), «Невыдуманные рассказы о настоящем» (2017).

6 Responses to “Людмила ШАРГА ● Гаданье на кофейном вдохе ● Одесский дневник, февраль-апрель”

  1. avatar Галина says:

    Спасибо Людочка за проникновенное слово, за тонкость души, которая в наши хрупкие, как наледь на стекле, дни, ценится выше золота. Дай Бог и дальше сохранять в себе этот чуткий камертон.

  2. avatar Людмила says:

    Милая Галочка, отзывы твои, словно бальзам на раны. Ты сама владеешь Словом в совершенстве, тем приятнее именно от тебя получать их.
    С надеждой вглядываюсь в календарь – жду твоего приезда.
    И новую книгу твою жду.
    Обнимаю тебя благодарно и тепло.
    Ьудь!

  3. avatar Нелли says:

    Потрясающе, Людмила, я всё на одном дыхании проглотила, но – до мельчайших оттенков в тексте кожей чувствуя и вой подлетающего снаряда (на юге Израиля у нас богатый опыт), и прохладу струящейся вдоль тела и так манящей с суши – воды…великолепно! Просто слов для выражения восторга не хватает (а я – читатель весьма искушённый, можно сказать, читатель-профи), спасибо Вам, и дай Б-г здоровья, мира и покоя!

    • avatar Людмила says:

      Нелли.. Спасибо. Этот “богатый опыт” скоро и у нас станет делом привычным.
      Рада, что есть узнавание, хотя…какая там радость. Мира Вам и Вашей прекрасной стране.

  4. avatar Борис Кушнер says:

    Удивительная поэтическая, философская и реалистическая (всё сразу!)проза. Спасибо.

    “Стёкла не так прочны, как люди.
    Вот и бьются”…

    Да, именно так. Глубоко сказано. Спасибо.

    • avatar Людмила says:

      Борис Абрамович, спасибо.
      Печальная философия, увы.
      В мире есть столько всего, о чём хотелось бы писать.
      А пишешь о самом больном, и чаще от боли, чем от радости.

Оставьте комментарий