Простые щи, кефир с печеньем,
я не зову на огонёк.
Слова, лишивши их значений,
оставлю в книгах на денёк.
Я дверь запру, окно завешу,
глаза закрою, заслоню —
как шторой, веками — надежду
и поплыву навстречу дню —
другому, может быть, светлее,
чудесней, радостней, когда
я буду жить не как умнее,
а течь по руслу, как вода.

* * *
Стряхнув с себя весь сор и шелуху,
я стройному, прозрачному стиху
отдать готова и слова, и смыслы.
Так дерево — от корня до листвы —
стремится вверх дрожаньем тетивы,
и трепет этот, путь дыханьем выстлан.
Метанье обессилит, отболит,
но опытом бессрочным наделит
и выделит в судьбе ломоть и угол.
Граница называй его иль край,
но подойдя, перешагнув ту грань,
ты бесконечность поцелуешь в губы.
И будешь мироздание просить —
кричать, и умолять, и голосить:
«Нет, не сейчас, пожалуйста, не надо,
не забирай — теперь не отними,
когда полны дыханьем стали дни,
нет, не моги лишить меня отрады».

* * *
Всё, видимо, зависит от людей.
Один лежит, его ничто не держит:
ни мыслей, ни терзаний, ни идей —
лишь «ткани» под одеждой.

Другой в борьбе, он совершит прорыв,
но сколько сил уйдет на перемирье
с самим собой, чтоб после, дверь открыв,
сокрыться от больничного бессилья,

не тенью — снова стать самим собой,
не мумией под ветхою одёжкой,
а человеком, слышащим прибой,
идущим вьющеюся стёжкой?!

* * *
Так холодно и страшно иногда
и кажется, что нет тепла и света,
что в кассе просто не было билета
на солнце, вот теперь снега, снега…
Беда с погодой снова в декабре:
то грязь, то лëд, то снежные метели…
А были ль мы с тобой на самом деле
или зимой ослепшей снились мне?
Ошмëтки снега дворники метут,
машины месят грязевую жижу,
и свет больничных окон ближе, ближе:
они как будто человечков ждут
в постели белокипенных снегов,
где боль любую мерзлота утишит,
где чистовик однажды кровью пишут
поэмы снежной — в ней не счесть слогов.
А человечки верят в новый год,
где инеем резным застынут слезы,
покажется, что мир для них и создан
без разочарований и невзгод.
И будет тихо память заметать…
Огни — гореть, а ëлочки — светиться,
пока неслышно речь не превратится
в заснеженную тонкую тетрадь.

* * *
Перестаю стихами говорить,
слова уже не рифма, а привычка:
учиться и учить, весну любить
и не делиться личным.
Вы слышите? Нет музыки стиха,
она осталась там, в году далëком.
Завидую я птицам перелëтным,
их смелым голосам.
Есть музыка, она не умерла,
она живëт в колках, мехах и струнах,
в мечтающих о счастье душах юных.
Чу!.. Мимо проплыла.

Просмотр для печати

Об Авторе: Наталья Елизарова

Елизарова Наталья Владимировна родилась в Омске. Окончила филологический факультет ОмГУ. Кандидат исторических наук, член–корреспондент Петровской Академии наук и искусств. Печаталась в журналах «Москва», «День и Ночь» (Красноярск), «Южная Звезда» (Ставрополь), «Огни Кузбасса» (Кемерово), «Омская Муза», «Звёздный век» (Омск), «Пилигрим» (Омск) альманахах «Складчина» (Омск), «Голоса Сибири» (Кемерово), коллективных сборниках «На первом дыхании» (Омск, 2004), «Моё имя» (Омск, 2006), «Люблю на разных языках» (Омск, 2007) и др. Автор книг «Завтрак в постель» (Омск, 2004), «Королевство не для принцесс» (Омск, 2006), «Женщина–лисица» (Омск, 2006), «Ушедшие в ночь» (2011). Лауреат областной литературной премии им. Ф. М. Достоевского (2004). Член Союза российских писателей.

• Публикации в Гостиной (3)