ПАЛЬТО ОТ МАЛЕНЬКОГО

Однажды в выходной я, поверженная внезапным приступом немедленно во всём доме навести порядок, выволокла из кладовки раздвижную лестницу, с риском для жизни забралась на самую верхнюю ступеньку и с ворчанием стала сбрасывать с антресоли на пол разную всячину, которую мы сначала бездумно запихиваем под самый потолок, а потом сортируем, решая, что идёт на помойку, что родственникам в Россию, а что ещё самим пригодится. Обезумевшая то ли от невыносимой нью-йоркской жары, то ли от выпитой чашки кофе, четвёртой по счёту – так я пыталась выбраться из ленивой спячки и стимулировать мозговую деятельность, я распалилась не на шутку, обвиняя домашних во всех смертных грехах – лености, неорганизованности, праздности, распущенности, как-то забыв учесть, что в квартире проживают только два человеческих индивидуума, один из которых – автор собственной персоной.

Досталась даже невинным кошкам, которые забились под диваны и испуганно шипели, когда шлёпались о пол журналы и коробки с одеждой. Муж благоразумно молчал, увлечённо уставившись в телевизор. Наконец я уселась на пол среди раскиданного барахла и принялась сортировать вещи, продолжая бубнить и причитать.

Развязав очередной пластиковый пакет, я извлекла на свет божий необъятного размера бывшее когда-то шикарным мужское пальто из великолепной тонкой шерсти цвета зрелого персика. У меня у самой когда-то было похожее, югославское, стоившее четыре моих месячных зарплаты, на которое я потратила было все сбережения на зло свекрови и обстоятельствам. То пальто долго согревало мою душу и тело, оранжевым свечением раскрашивая серость холодных ноябрей и будней. Благодаря ему я чувствовала себя роскошной и удачливой, вопреки всему.

И сейчас я поднесла к лицу тёплый комок, пахнущий пылью и чужим прошлым, похожим на моё. Потом я влезла в его полуистлевшее нутро, исследовала подъеденные молью бока и, наступая на длинные полы, явилась в гостиную этаким огородным чучелом.

Но с собственной вредностью справиться трудно и, подавив в себе инстинкт исследователя, я продолжала играть роль сварливой жены.

– Где ты выкопал этого монстра? – я распахнула необъятные фалды и продолжила: – Зачем хранить никому не нужную гадость? Немедленно одевайся и вынеси сие чудо на помойку, в доме и так нет места от всякого мусора!

– Это не мусор и не гадость! – неожиданно взвился всегда невозмутимый Олег. – Отдай сюда!

Он буквально стащил с меня пальто, бережно уложил его обратно в пакет и тихо сказал:

– Это Маленький мне подарил, когда я уезжал в Америку. Я хочу его сохранить. На память.

Я недоумённо спросила:

– А кто такой Маленький? Ты мне никогда о нём не рассказывал. И почему пальто такого огромного размера?

C этого момента тень неизвестного мне гиганта замаячила во всех аспектах нашей нью-йоркской жизни. Очевидно, я опять ненароком зацепила какой-то механизм, раскручивающий пружину памяти. И призраки прошлого прочно и естественно поселились рядом с нашим сегодняшним бытием, не обременённым излишками общения. Олег стал постоянно упоминать кличку давно не виденного друга, оставленного в молодости и в снежном Питере десять лет назад. Я выяснила, что Маленьким его ласково прозвали близкие друзья с долей доброй иронии и любви.

Слоноподобное существо выглядело свирепо. Олег показал мне фотографию настоящего боевого бычка с характерными складками на бритом затылке и с мощными волосатыми руками. Характером бычок обладал кротким и мягким, самозабвенно любил друзей и кошек. Маленький ненавидел конфликты и всячески стремился их избегать. Он не ругался матом, никогда никого не оскорблял, а любую проблематичную ситуацию решал с помощью коронной магической фразы «Иди поссы»…

Лаконизм фразы в купе с устрашающей внешностью действовали безотказно. Не успевшие зарваться хулиганы, хамы и воинствующие интеллектуалы срочно ретировались, без боя признавая своё поражение.

Однажды только наш герой нарвался на неприятности. Как-то раз, поддавшись поветрию времени и желанию заработать, Маленький собрался в дружественную Венгрию на заработки. Заботливая мама, обладавшая связями и возможностями добыть дефицитный товар, набила для начинающего челнока кубиками-рубиками, мылом, заводными цыплятами, тёплыми подштанниками и электрогрелками две необъятные сумки.

В поезде Маленький немного расслабился. Он выпил неустановленное количество спиртного и автоматически послал  какую-то шумную компанию. Эффект оказался печален и непредсказуем. Пьяного грубияна побили, к тому же, пользуясь численным преимуществом, у него отобрали весь товар, а также деньги и паспорт.

Я представила себя в положении этого человека – в чужой стране, где нет ни единого знакомого, без денег, билета на обратную дорогу и без документов. Бр-р-р!

 

Как бы вы выпутались из этой истории, дорогие дамы и господа? Наш протрезвевший герой, придя в себя на вокзале города Будапешта, не долго оплакивал кражу заводных цыплят. Закалённый в борьбе с разнообразными невзгодами, на которые так богата российская земля, он сразу же нашёл верное решение. К тому же, сообщу по секрету всем известную истину, что голод не тётка, и именно вот эта-то первостатейная потребность частенько бывает двигателем как выживания, так и прогресса. Умывшись в вокзальном туалете, Маленький отправился осматривать незнакомый город.

Наслаждаясь красотами столицы, он походя нашёл приличествующую случаю гостиницу – не замухрыстенькую и не слишком шикарную. Спросил администратора и кое-как объяснился с ним на чудовищной смеси русского, польского и английских языков.

В этом месте повествования Олег торжествующе посмотрел на меня и припечатал:

– И Маленького БЕСПЛАТНО поселили в номере на неопределённое время с правом два раза в день БЕСПЛАТНО есть в ресторане при гостинице.

– Погоди, – заволновалась я, – а-а-а как? За что? Что он им обещал?

Я-то помню из моего советского прошлого, что частенько и за деньги невозможно было поселиться в желанном комфорте и приходилось коротать тягостные ночи на вокзале, среди храпящих пьяных мужиков и орущих младенцев.

– За что? – взвыла я.

Олег выдержал эффектную паузу:

– А Маленький просто попросил гитару и сыграл им.

– Он что, музыкант? – глупо спросила я. В образ балагура, пьяницы и тусовщика вплелась ещё одна нить.

– Да, и ещё какой, – гордо хвастался талантами приятеля муж. – Маленький обалденный блюзовик. В музыкальной тусовке у него была кличка Опытный, у него потрясающий вкус, и все тащили к нему свои песни на совет и одобрение. Помню, как-то раз он не пустил в квартиру Гребенщикова…

– Самого Гребенщикова? – не поверила я.

– Ну и что? – продолжил Олег. – Тогда ещё он не был знаменит, рок только зарождался, и все теперешние звёзды были рады, если их приглашали поиграть в заштатном колхозе бесплатно. Так вот, – Олег метнул на меня сердитый взгляд, – мы только собрались на кухне, чтобы выпить, – я, Маленький, Цой и Кинчев, а тут звонок. Маленький пошёл открывать, а там Гребенщиков…

– Ну, и что? – подстёгивала я слишком неторопливого рассказчика.

– Ничего, – пожал плечами Олег. Маленький его не впустил. Сказал, что жутко занят, вернулся на кухню с кассетой, которую мы слушали позже, когда напились.

– Да, – вернула я в нужное русло повествование. – А как же та история?

– Ничего. Он позвонил маме в Питер, а пока мама выправляла для него новый паспорт, спокойно себе жил в Будапеште, играл каждый вечер в ресторане за стол и проживание. Потом к нему в номер подселили такого же обобранного туриста, жившего в гостинице в кредит и который ждал деньги и документы из родного Берлина. К немцу первому пришло спасение, и он на радостях, уезжая, оставил товарищу по несчастью тысячу долларов.

– Тысячу долларов! – изумилась я. – Щедрый немец какой!

– Но Маленький не долго радовался, – остудил мой пыл Олег. – В тот же день у него эти деньги и спёрли. На двухразовом питании не очень-то разгонишься. Маленький схватил двадцатку, побежал в магазин, а когда вернулся, оставленные на столе в номере деньги как корова языком слизала.

Я очень расстроилась за украденные не у меня лет пятнадцать назад деньги. Просто представила, как человек обрадовался подарку и какое позже испытал разочарование.

Оставлю отступления, закончу затянувшийся рассказ.

Маленький благополучно вернулся в родной Питер, вызывая здоровую зависть у приятелей рассказами о том, как он бесплатно полтора месяца прожил в центре Будапешта в неплохой гостинице, играя в ресторане и завлекая девушек.

В квартире сгустились сумерки. Незаметно наступил вечер.

Олег замолчал и загрустил. Казалось, что кто-то ещё присутствует в квартире – вот в зеркале мелькнула какая-то тень. Я встала с дивана, заглянула в овальную глубину зеркала. В нём отражался кусочек окна и крыши домов. Кроны деревьев раскачивал ветер. Я опустила жалюзи, зажгла лампу под оранжевым абажуром, налила два бокала вина и уселась на прежнее место. Мы немного помолчали, и я попросила:

– Расскажи, как у тебя очутилось пальто Маленького.

Олег встрепенулся и продолжил рассказ:

 

– Когда он уезжал в Америку, в Пулково его поехали провожать только два самых близких друга, Маленький и Чоп. В аэропорту Маленький, оправдывая свою вторую кличку, стал давать будущему эмигранту советы.

– Совет номер один, – наставлял он, – когда будешь покупать что-либо ТАМ, никогда не переводи доллары на рубли. Ты будешь ужасаться от того, сколько стоит хлеб или пакет молока. Второй совет. Если кто-нибудь тебя пригласит в ресторан, не стесняйся в конце попросить «браун бэг», то есть коричневый пакет, в который складывают недоеденную тобой пищу. Это не считается жлобством, а еды вполне может хватить на весь следующий день. И последнее, если придётся совсем туго, покупай в супермаркете кошачьи консервы, они недорогие и вполне приемлемы для еды.

Объявили посадку. Друзья обнялись, скрывая слёзы. Внезапно Маленький, будучи на две головы выше Олега и раза в три толще, повинуясь сентиментальному порыву, содрал с себя шикарное пальто, насильственно надел его на Олега, прямо поверх куртки, и ещё торжественно вручил две пачки «Беломора». Он сказал:

– Носи, Олег, пальто, в Америке сейчас так модно.

Олег обнял его и пообещал:

– Я тебе привезу оттуда в подарок другое.

Маленький грустно улыбнулся и мягко возразил:

– Навряд ли. Я чувствую, что мы с тобой больше не свидимся.

Так они расстались.

Олег помолчал, потом засмеялся и продолжил:

– А знаешь, мы с Маленьким особенно сдружились после того, как я ему перешил трусы. Он как-то пожаловался, что кто-то из знакомых привёз ему из Нью-Йорка шикарные трусы, синие, с красными надписями «Кока-кола» в интимных местах. Маленький очень горевал, что трусы малы, и он их только показывал приятелям и подружкам.

Олег мигом их распорол и расширил, вставив в бока широкую атласную ленту. Маленький очень гордился этой деталью своего гардероба и обожал шокировать проходящих в гости дам. А ещё он был наркоман, но наша история не об этом.

Олег закончил свой рассказ. Я представила его в аэропорту Джона Кеннеди, одетого в длинное, не по росту пальто, похожего на чикагского гангстера, выпадающего из суетливой и растерянной толпы свежеприбывших эмигрантов. Вот Олег закурил «Беломор», и к нему мгновенно бросились стоящие неподалёку копы (полицейские) с требованием прекратить курить. Они даже конфисковали «беломорину», долго её нюхали, очевидно, пытаясь определить, наркотик это или нет, подозрительно осмотрели странную личность, но на этом их претензии закончились.

Мы опять помолчали, и я поинтересовалась:

– А где Маленький сейчас? Почему ты ему не звонишь, не пишешь? Послал ли ты ему ответный подарок, как обещал?

Олег встал с дивана и, уже выходя из комнаты, на ходу бросил:

– Нету Маленького. Убили. Вскоре после того, как я уехал. Кто, за что – никто не знает. Нашли зарезанным на улице недалеко от дома.

Я опешила. Мне показалось, что я тоже потеряла кого-то родного и близкого. Встав, я опять вытащила из шкафа складную лестницу, разыскала на антресолях засунутое в коробку пальто, встряхнула его, определила на деревянные плечики и повесила в шкаф.

У нас на телевизоре уже второй год, с тех пор, как ко мне переехал Олег, покоится пыльная тюбетейка. Я безуспешно боролась с этой деталью интерьера, пытаясь определить её в шкаф, но муж свирепо защищает своё сокровище. Я смирилась и боялась спрашивать, кому она принадлежала.

 

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ПАРК

Холодно как в квартире! Март выдался ужасным – холодным и ветреным. А топить  уже перестали. Только и остаётся, что лежать под пледом на диване в гордом одиночестве и смотреть опостылевший телевизор. Так и проходит день за днём, вечер за вечером. Когда остаёшься одна, то замужние подруги моментально перестают приглашать к себе на милые семейные торжества, которыми, чего грех таить, частенько тяготилась.

Телефон неделями молчит, бездушный кусок пластмассы. Холодно… На душе тоже холодно. Последний развод подкосил мою любовь к человечеству, вернее, к тем его представителям, которые носят брюки, любят пиво, бейсбол, мотоциклы и скабрезные анекдоты, а также красивых, весёлых и самостоятельных женщин. Женщины, к тому же, обязаны зарабатывать, и с улыбкой, без устали, делать всё, чтобы им, любимым, было комфортно и хорошо.

Мне тоже хочется, чтобы было хорошо и комфортно. Глупая душа спрятала на задворки сознания негативный опыт и выставляет вперёд слабенькое и трусливое – а вдруг? Верная Галка подсунула мой телефон «другу семьи», выдав ему сногсшибательную характеристику. С такими-то достоинствами – и два раза разведён?

Но так как сама от него не отстала по части количества разводов, в коих себя не виню, то не спешу делать никаких выводов. Мы уже встречались пару раз. Я, против обыкновения, не кокетничала и не пыталась понравиться. Инстинкт самосохранения нашёптывал:

– Не раскрывайся! Будь нейтральной, недоступной, непонятной. Ничего о себе не рассказывай. Не жалуйся, не проси, не идеализируй, не строй планов! К себе домой не спеши приглашать, к нему домой не заходи, – и ещё много-много разных «не».

 

Итак, он позвонил. Звучал грустно. Сказал, что в квартире холодно и ему надоело смотреть опостылевший телевизор. Он попробовал тактично набиться в гости, сказал, что привезёт вино и еду, и мне не стоит хлопотать. Но, строго придерживаясь собственных правил, я предложила встретиться на нейтральной территории.

Мы снимали квартиры на разных концах огромного города. Я жила в Бруклине, а он – на Вашингтон-Хайтс. Справедливости ради, мы решили встретиться ровно на середине этого расстояния. Проведя воображаемую прямую между крайними южной и северной точками города, мы решили, что место встречи приходится аккурат на пятидесятые улицы.

Тот мартовский день оказался на редкость противным – сырым, промозглым и ветреным. Улицы были практически пусты. Даже неугомонные туристы куда-то попрятались. Серые силуэты небоскрёбов уныло щерились стеклянными глазницами в оранжевое вечеряющее небо. Делать было нечего, понедельник, музеи закрыты. В субботу и воскресенье я работала.

Я предложила прогуляться в Центральном парке. В парке кое-где между голыми деревьями сновали одинокие фигуры таких же неугомонных придурков, как и мы. Кавалер меня недавно вкусно накормил в полупустом уютном ресторанчике на Ист-Сайде. Одуревшие от скуки официанты, в надежде выбить приличные чаевые, обрушили на нас немыслимо приторно-сахарный сервис. В результате, дабы оправдать возложенные на нас надежды, мы потрудились на славу, съев и выпив раза в три больше нормы.

Сейчас меня настигала заслуженная кара, и прелести весеннего парка не прельщали своими скромными красотами. Организм вопил во весь голос о необходимости справить естественные потребности. Нужно было немедленно, срочно найти туалет!

Было неудобно перед Олегом за прозу жизни, но он отнёсся к моим страданиям понимающе.

Как на зло, мы забрались в самую глубину парка, откуда тёплые роскошные туалеты окружающих парк отелей и пластиковые холодные помещения Макдональдсов были одинаково далеки и недосягаемы на данный момент. Мы сосредоточенно рыскали по лесу, страстно надеясь разыскать вожделенный домик.

Я молчала, было не до интеллектуальных бесед. Мой спутник, как флюгер, настроился на ситуацию. У него тут же нашлись подходящие случаю истории, коими он принялся усердно пичкать страдалицу.

Итак, однажды он с приятелем гулял в парке (дело происходило в С.-Петербурге), неразумно  напившись холодной газированной воды «Буратино». Олегу срочно нужно было справить нужду по-маленькому, а с Серёгой дело обстояло похуже – у него случились позывы более серьёзного свойства. В совковом парке культуры и отдыха нужное помещение было закрыто на ремонт, и друзьям пришлось устраиваться за деревьями.

Олег справился быстро, а у приятеля случилась незадача. Время было то ли весеннее, то ли осеннее, и друзья были облачены в длинные пальто. Короче, Серёга наложил кучу прямо посередине подола своего пальто, на атласную подкладку.

Я хохотала, не забывая сквозь слёзы зорким глазом простреливать пространство между деревьями. Олег невозмутимо закурил, стряхнул пепел на прелую листву и продолжил:

– Да с этим Серёгой вечно незадачи выходили, однажды он пристроился сходить по-большому  прямо над осиным гнездом!

Я опять засмеялась, что было чревато нежелательными последствиями. Предательское моё воображение тут же стало рисовать смешные картинки. Олег, между тем, подливал масла в огонь:

– Уж как он орал, как бежал со спущенными штанами…

Я представила солидного парня, бегущего по многолюдному парку с голой задницей, вокруг которой роятся осы.

Сама чуть не уписалась, так смеялась. Дистанция, которую я тщательно устанавливала между мной и спутником, резко сократилась. Мы оживились, исчезла напряжённость, которая бывает, когда малознакомые люди вынужденно проводят вместе время.

Олег продолжал меня веселить:

– А ещё мы как-то курили на чердаке…

Я насторожилась.

– Зачем на чердаке, вы ведь взрослые люди были, от кого вам прятаться?

Олег выдержал театральную паузу и обронил:

– Нам было по пять лет.

Наконец среди голых стволов деревьев мелькнуло приземистое незатейливое здание, куда я и вползла на последнем издыхании. Выйдя оттуда повеселевшей и полегчавшей, я потребовала продолжения истории о папиросах.

Так вот, однажды милые детки, набив карманы сигаретными бычками, подобранными на улице, уединились на чердаке, дабы вкусить от взрослых радостей. Там они долго мучились, задыхаясь от горького дыма, но гордость не позволила им расписаться в собственной слабости. Когда бычки оказались докурены, шкодливую головёнку Олега посетила замечательная мысль. С апломбом много повидавшего человека он заявил оторопевшему Серёге, что последний бычок нужно непременно съесть, иначе в жизни не повезёт. Серёга поверил старшему товарищу – разница была в полгода – и безропотно сжевал свой бычок.

 

Я возмутилась.

– Какой ты всё-таки гад!

Олег пожал плечами:

– Какая разница, это было на вкус не хуже, чем курить, а нам тогда очень хотелось, чтобы в жизни повезло.

Я ехидно поинтересовалась:

– Ну и как, повезло в жизни?

Олег выбросил сигарету, обнял меня за плечи и очень тихо и серьёзно ответил:

– Очень.