Когда на тебе хороший пиджак, все остальное приложится.
Джорджио Армани
В конце 50-х годов прошлого века мужская мода нас, школьников, интересовала мало. Вернее, совсем не интересовала. Ходили в том, в чём мама велела. Я, например, донашивал старый комплект шерстяной школьной формы. В ней я появлялся и на катке, и на лыжных прогулках, утепляясь, конечно, при этом. Школьные брюки на зимних вылазках заправлялись в полосатые гетры до колен и больше мне ничего было и не надо. Я одевался неприметно и совершенно не выделялся среди сверстников. Короче – я был, как все! Быть сереньким и незаметным полагалось каждому советскому человеку, и взрослому, и малолетке Однако, моя мама, несмотря на то, что она с отличием закончила без отрыва от производства курсы марксизма-ленинизма, так не считала.
– Сынок, ты одет настолько убого, что без слёз нельзя смотреть! У тебя же родители инженеры, а выглядишь, как лаццарони (оборванец, итальянский яз.) Мамочка! Я не хочу выделяться, не хочу быть стилягой!
Читать дальше 'Александр Широбоков. Ателье. Рассказ'»
В жаркий солнечный день на первом этаже старинного деревянного дома на улице Ворошилова в Куйбышеве царила суета. Была середина июля, и ожидался приезд моей мамы из Ленинграда. Я же был доставлен к бабушке с дедушкой из Северной столицы ещё в самом начале лета, получив перед этим табель с годовыми отметками за пятый класс и замечанием по поведению.
Первый этаж гудел, как встревоженный улей. Моя бабушка с дочкой – тётей Ирой, приехавшей с мужем в родовое гнездо из соседней Сызрани, пекли беляши и пироги с вишней. Жена младшего бабушкина сына, моего дяди Саши, была на подхвате. Сам же дядя Саша вместе с мужем тёти Иры мыл во дворе свой Москвич 401 для встречи моей мамы на вокзале. Дяди постоянно требовали новых тряпок, отвлекая стряпух. Несколько мелких детей, моих младших двоюродных братьев и сестёр, крутились под ногами у взрослых. Я тоже хаотично перемещался, но делал это более степенно. Дедушка Петя, большой шутник и балагур, мастер на все руки, сидел у окна и комментировал происходящее. Про моего деда можно долго рассказывать. Хотя бы про то, как он прогорел до революции со своей мельницей или про то, как он в купе поезда Санкт- Петербург – Москва выиграл в преферанс у купцов сумасшедшие по тем временам пятьдесят рублей. Купцы играли по пятачку за вист. А в картёжной компании у деда по пятачку называли ставку пять сотых копейки. Вот дед и сел играть. Потом, правда, ужаснулся. Корова стоила три рубля… А ещё, дед работал до революции мастеровым на Путиловском заводе и каким-то чудом попал в полицейские списки участников революции 905 года. При советской власти уже после Отечественной войны эти списки раскопали в архивах, и из Москвы прибыл художник рисовать портрет деда для музея Революции. Дед хохотал. Он был всю жизнь беспартийным и ненавидел любую власть. Особенно советскую. А портрет в музее повесили…
Читать дальше 'Александр ШИРОБОКОВ. Букет. Рассказ'»
Честное слово, всё это было на самом деле.
Наступало лето, и друзья из ЛЭТИ, где учился и мой друг детства Лёша, готовились во второй раз автостопом добираться до Крыма. Первую поездку с ними я пропустил, так как предпочёл побывать в Заполярье со студенческим стройотрядом из ВоенМеха. С учёбой в ВоенМехе дела складывались неважно. В моей группе было много взрослых заводских стипендиатов, которым для получения сторублёвой заводской стипендии необходимо было сдавать экзамены без двоек. Такой подход нас, молодых студентов, расхолаживал, учились мы соответственно тоже на тройки, но стипендии, конечно, не получали. Часто и подолгу играли в преферанс. Добил меня сопромат. К экзамену по сопромату в зимнюю сессию наша группа подготовилась хорошо. Были заготовлены 29 полных ответов по экзаменационным билетам, была организована доставка шпаргалок экзаменующимся. Знания по сопромату у всех были очень плохие, за редким исключением. К столу экзаменатора я подошёл спокойно и уверенно взял билет. Это оказался единственный билет, на который не было шпаргалки. Дальше можно не продолжать. Остальные получили свои тройки, кто-то даже четвёрку. Мне, как единственному пострадавшему, девчонки раздобыли конспект тридцати лекций, написанный каллиграфическим почерком. Ко второй попытке сдачи экзамена, по моему мнению, я был готов неплохо. К тому же, у меня были все шпаргалки.
Читать дальше 'Александр ШИРОБОКОВ. Суп харчо'»
Родился я благодаря счастливому случаю. За четыре года до моего рождения, в первый год ленинградской блокады мои родители жили на 1-й линии Васильевского острова между Средним проспектом и Малым, напротив дореволюционной церкви святой Екатерины. Голодной зимой, во время очередной воздушной тревоги, обессиленный отец отказался идти в бомбоубежище. Мама из солидарности тоже осталась дома. Вдруг от страшного удара зашатались стены. После отбоя воздушной тревоги приехавшие сапёры нашли во дворике напротив, что перед церковью, неразорвавшуюся пятисот килограммовую бомбу. Расстояние от дома родителей до дворика, что напротив, было метров пятьдесят!
Когда мне исполнилось три года, то есть в 1948 году, родители торжественно объявили, что я теперь буду ходить в детский садик, который они иногда называли мрачным, на мой взгляд, словом «очаг». Ходить в очаг я категорически отказался и согласился ходить только в детский садик. Садик располагался на 13-й линии Васильевского острова, в нескольких шагах от маминой работы, а жили мы на 9-й линии. Проводить время в садике мне нравилось. Отношение воспитательниц к детям той поры было бережное и очень заботливое. Так в детстве я не ел булку с маслом. Не любил я масло, несмотря на все мамины уговоры! А в садике, зная мою нелюбовь к маслу, жарили на этом масле кусок булки и подавали мне одному. Остальные дети ели бутерброд. Это в обычном детском саду! Отношения между детьми были самые непринуждённые: вплоть до окончания старшей группы мы любили болтать с девчонками, сидя в туалете на горшках рядом. Воспитательницы нам часто читали детские книжки, но хорошо помню, как однажды, собрав нас, вместо книжки была развёрнута газета.
Читать дальше 'АЛЕКСАНДР ШИРОБОКОВ ● ТЕ ГОДЫ ПЯТИДЕСЯТЫЕ'»
Это было давно в Ленинграде, когда ещё работала прекрасная шашлычная на углу Садовой улицы, рядом с Никольским Собором. Мы с другом детства Лёшей учились в разных институтах: он в ЛЭТИ, а я достаточно лениво получал знания в ВоенМехе, поэтому стипендии у меня не было. Встречались мы тогда не часто. Как-то раз позвонил мне Лёша и спросил – не хочу ли я поработать в свободное время в театре. И не просто в театре, а в Мариинке. Надо сказать, что в самодеятельности я выступал в школе только один раз и то крайне неудачно, поэтому первой мыслью было наотрез отказаться. Лёша меня успокоил:
– Петь и танцевать не надо, ходи, как скажут, или молча стой на сцене в том, что на тебя наденут; за первый выход платят рубль, за последующие выходы в спектакле – по полтиннику, – соблазнял друг детства.
Я уже три раза выступал, выплаты по четвергам, сходим в шашлычную! От такой блестящей перспективы ощутить себя в большом искусстве на всемирно известной сцене отказаться я не смог. Опытный Лёша рассказал мне, что в кино работников массовки называют статистами, а в театре бОльшую часть молчаливой толпы на сцене именуют нештатными работниками цеха миманса. Есть ещё и штатные, но их меньше.
Читать дальше 'АЛЕКСАНДР ШИРОБОКОВ ● СТУДЕНТ В МИМАНСЕ'»
RSS
Comments (0) 
