RSS RSS

Выпуск: На плоту времени

СВЕТЛАНА СОЛДАТОВА ● ШЁЛ, НАШЁЛ, ПОТЕРЯЛ

Иван Иванович Бабурин твердо решил уйти из жизни.

Ранним субботним утром он проснулся с этим чувством и почему-то совсем ему не удивился. За окном было светло и солнечно, во дворе орали ошалевшие воробьи, смеялись и перекрикивались между собой дети, оставшиеся на лето в пыльном душном городе. От подъезда доносилась ленивая перебранка домоуправа с особенно активной старушкой с первого этажа – чем-то она опять была недовольна… В общем, это было совершенно обычное утро обычного советского человека – из общей картины выбивалось только принятое Иваном Ивановичем решение. Он подумал о нем еще раз и даже ощутил некоторую торжественность момента. К такому вопросу несомненно нужно было подойти основательно. Он полежал еще немного, обдумывая предстоящие приготовления.

Вчера он зачем-то достал с антресолей небольшой потертый чемодан, с которым помотался по командировкам во все концы Союза, аккуратно стер с него пыль и поставил к стене спальни. Сейчас Иван Иванович думал, что он все сделал правильно – иначе пришлось бы сейчас шуметь в коридоре, доставая стремянку, пыхтя, залезать на нее, годы-то уже не те… потом скрипеть дверцами антресолей, с грохотом вытаскивать нужное из-под груды барахла, скопившегося там за многие годы, и всем этим мешать спать дочери. Это было нехорошо.

Читать дальше 'СВЕТЛАНА СОЛДАТОВА ● ШЁЛ, НАШЁЛ, ПОТЕРЯЛ'»

ИРИНА ВАЛЕРИНА ● ПИСЬМА ДРЕВОТОЧЦА

* * *

Мелкодождие грибное перепутало сезоны
и укрыло день неспешный монохромной пеленой,
но дожди давно привычны — как болота, автохтонны,
и сшивают воедино первый день и день седьмой.
Здесь не то, чтобы уныло, и не то, чтоб одиноко —
иногда бывают сути с той, забытой, стороны.
И живёшь, хоть в междумирье, но по-прежнему у бога,
то ли снишься тут кому-то, то ли просто видишь сны.
Я пишу тебе на листьях облетающего клёна
непутёвые заметки и бездарные стишки,
и кипит в котле идея первозданного бульона,
и летят по небу рыбы, по-стрижиному легки.
Здесь не то, чтоб всё возможно, но, пожалуй, допустимо,
если ты, не передумав, не придумаешь закон,
ну, а после не откроешь догмы, принципы, максимы,
если вновь не повторишься, как завзятый эпигон.
Я пишу тебе отсюда, из предельно малой точки,
до Начала и до Слова или там Большого Взрыва.
И со мной читают вечность неотправленные строчки
все, кто умерли когда-то, но уверены, что живы.

Читать дальше 'ИРИНА ВАЛЕРИНА ● ПИСЬМА ДРЕВОТОЧЦА'»

ВИТАЛИЙ ДМИТРИЕВ ● НЕЗНАНИЕ ПРИМЕТ

                                                               И. Бродскому

 

Здесь который год поминают Цоя,
в шоколад подмешивают сою,
малому предпочитая большое,
не любят евреев, хотя в лицо я
не знаю ни одного юдофоба.
Но если веками копится злоба,
нужен объект, разрядиться чтобы.
Впрочем, это вопрос особый,
и не будем пока об этом.
Здесь зимой морозно, дождливо летом,
здесь, охотясь, стреляют всегда дуплетом
и довольно просто прослыть поэтом.

Читать дальше 'ВИТАЛИЙ ДМИТРИЕВ ● НЕЗНАНИЕ ПРИМЕТ'»

ЖАННА ЖАРОВА ● СТОП-КАДР

* * *                                                                                                                                        

 

Размытой пеленой по небу облака,

И море плещет стихотворной строчкой,

И кажется, что рано ставить точку –

Ещё пишу, ещё тверда рука

И голос не дрожит, и не подводит память,

И так же манит горизонта круг,

И слава господу – есть рядом друг,

И голову кружит весны шальная замять,

И хочется любить и жить, пока

Стучат часы, отсчитывая сроки,

Пока стиха размеренные строки

Под плеск волны диктуют облака.

 

Читать дальше 'ЖАННА ЖАРОВА ● СТОП-КАДР'»

ФРЭДДИ ЗОРИН ● «НА СЦЕНЕ БЫТИЯ…»

* * *

Ни движенья, ни звука на дачах.

Солнце намертво вбито в зенит,

Лишь тропа собачонкой бродячей

От калитки к калитке спешит.

Весела, до смешного кудлата…

Поманил – забежала по двор,

И развесили уши ушата,

Шею вытянул старый багор.

Зачерпнул я воды из колодца,

Напоил ее – неба щедрей,

И у ног, благодарная, трется

С добротою ответной своей.

Я повел ее в сад, но прохладой

Наслаждалась лишь миг, а потом

Ускользнула она за ограду,

Да вильнула игриво хвостом,

И запрыгала, далью влекома,

Как клубок, распускаемый в нить…

И меня потянуло из дома

С ней по белому свету бродить.

Читать дальше 'ФРЭДДИ ЗОРИН ● «НА СЦЕНЕ БЫТИЯ…»'»

ВИКТОР КОРКИЯ ● БЕГУЩАЯ СТРОКА ● СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ

                     (Отрывок из поэмы)

 

Перебираю прошлое  в уме.

Читаю, но не вижу в этом смысла.

Один и тот же день меняет числа,

и лето приближается к зиме,

минуя осень…

 

                          Мимо, мимо, мимо!..

Как снег, мерцает битое стекло.

И прошлое  уже необозримо,

и кажется, от сердца отлегло…

Читать дальше 'ВИКТОР КОРКИЯ ● БЕГУЩАЯ СТРОКА ● СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ'»

АЛЕКСАНДР ШИРОБОКОВ ● СТУДЕНТ В МИМАНСЕ

Это было давно в Ленинграде, когда ещё работала прекрасная шашлычная на углу Садовой улицы, рядом с Никольским Собором. Мы с другом детства Лёшей учились в разных институтах: он в ЛЭТИ, а я достаточно лениво получал знания в ВоенМехе, поэтому стипендии у меня не было. Встречались мы тогда не часто. Как-то раз позвонил мне Лёша и спросил – не хочу ли я поработать в свободное время в театре. И не просто в театре, а в Мариинке. Надо сказать, что в самодеятельности я выступал в школе только один раз и то крайне неудачно, поэтому первой мыслью было наотрез отказаться. Лёша меня успокоил:

– Петь и танцевать не надо, ходи, как скажут, или молча стой на сцене в том, что на тебя наденут; за первый выход платят рубль, за последующие выходы в спектакле – по полтиннику, – соблазнял друг детства.

Я уже три раза выступал, выплаты по четвергам, сходим в шашлычную! От такой блестящей перспективы ощутить себя в большом искусстве на всемирно известной сцене отказаться я не смог. Опытный Лёша рассказал мне, что в кино работников массовки называют статистами, а в театре бОльшую часть молчаливой толпы на сцене именуют нештатными работниками цеха миманса. Есть ещё и штатные, но их меньше.

Читать дальше 'АЛЕКСАНДР ШИРОБОКОВ ● СТУДЕНТ В МИМАНСЕ'»

НАТАЛЬЯ КРОФТС ● ШАТКИЙ ПЛОТ

 * * *

Зажмурится ветер – шагнёт со скалы.

Спокоен и светел тяжёлый наплыв

предсмертного вала – он манит суда

на дно океана. Седая вода

врывается в трюмы, где сгрудились мы:

звереем – от запаха смерти и тьмы,

безумствуем, ищем причины…

 

Кричим: «Это риф – или мысль – или мыс –

бездушность богов – нет, предательство крыс…»

И крики глотает пучина.

 

Я ринусь на палубу, в свежесть грозы.

Пора мне.

Монетку кладу под язык –

бросаю ненужные ножны.

 

И плавно – сквозь ночь, как седая сова –

взлетаю с галеры – туда, где слова

понятны ещё –

но уже невозможны.

 

  Читать дальше 'НАТАЛЬЯ КРОФТС ● ШАТКИЙ ПЛОТ'»

ИРИНА МАУЛЕР ● "ХОЧЕТСЯ ПРАЗДНИКА…"

ЭТИ И ТЕ СЛОВА

 

Те слова – три слова

Пел соловей, да весь вышел

Улетел, уполз, превратился в корову

Стал серой мусорной мышью.

 

Эти слова – камень в душу

Душат, царапают, закрывают

Солнце, цветные сны, сушат

Горло, глаза  разъедают.

 

Так бывает – не знаешь боли

Заливаешь  любовью, солишь по вкусу –

Ставишь на стол – выходишь в июле,

Не возвращаться бы – лучше.

 

Так бывает – не знаешь боли

Вольно глотаешь  небо и сушу

Эти слова – сидят молью

 И разъедают твою душу.

 

Что остается – сшивать и штопать

Душу, хотя не чулок – живая

Те слова свои, три – помнишь?

Ты забыл. И я  забываю…

 

* * *

 

Хочется праздника, хочется разного:

В шляпе соломенной с лентою красною,

С синей полоскою моря свободного,

Праздника сладкого, спелого, сдобного.

Доброго – как на дрожжах подходящего,

Вкусного, радостного, настоящего,

Утром и вечером, в будни и праздники –

День наступающий – праздновать.

 

  * * *

 

Тебе, через настроиться или послать по известной матери,

Через стол, укрытый парадной скатертью,

или пустой холодильник,

Без сантиментов лишних,

К тебе-то слишком, то – неслышно.

Слишком робкий, заглядывающий в глаза,

Наглый – не помнящий, что сказал,

Чужой – до спазма в голосе, холодных рук –

Не близкий, не вместе, не супруг –

Спрут, сбивающий с ног взглядом –

близко идущий – не рядом,

А если ближе – не хватает света,

 хотя на дворе ближневосточное лето,

летняя кожа тонет в подушках,

но рядом с твоей кожей – душно.

Значит, время вложило закладку,

Значит, давай все по порядку:

1) взгляд, в котором скачут белки;

2) часы, забывшие про свои стрелки;

3) суп, уснувший в забытой ступе;

4) очки, уставшие от житейской смуты;

5) поворот тела в обратную сторону…

Вот мы с тобой и посторонние.

 

ДОРОГА

 

К себе дорога, к  самому: то льнет, то мается,

То непонятно почему – вдруг улыбается,

То песни звонкие поет, то дарит лилии,

А то по имени зовет, забыв фамилию.

 

Дорога вьется  наугад –  беспарашутная,

А ты идешь по  ней-то шах, то шутишь шутки с ней,

А ты идешь за годом год и улыбаешься,

Ты в Храм пройти не знаешь как,

Но так стараешься…

 

Кого ведет на Эверест, кого в Бастилию.

Кто выбирает дикий лес, а кто бессилен здесь,

Дорога вьется и плывет, поет и прячется,

А ты идешь  по ней вперед…  Не оборачивайся!

 

* * *

 

У жизни разные тропинки – степные, пляжные,

У жизни разные картинки – простые, важные.

Обманет первая надежда, вторая выживет,

Сегодня летняя одежда, а завтра – лыжная.

 

Сегодня  солнечные блики волшебным абрисом,

А завтра уплываешь в ливни под серым  парусом,

Сегодня  яркие желанья, а завтра блеклые,

Сегодня пылкие признанья, а завтра беглые.

 

В жару из холода, в любовь из  расставания –

Какие  равные и разные желания!

Одетый в множество одежд – как получается,

Кораблик жизни на волнах себе качается.

 

* * *

 

Буквы расставлены не по местам,

Солнце  закрыло  дверь облакам,

Время весеннее тает в меду,

Я до себя добежать не могу.

 

Белкою слово скачет в руке,

Кошка на русском кричит языке,

Смотрит из зеркала странный овал,

Время на новый идет перевал.

 

Справо налево – часы на стене,

Стрелки сидят на строптивом коне:

Масти гнедой, жаркий глаз у виска…

Б-же, покрепче держи седока.

 

* * *

 

От суеты и от обид, непониманий,

Душа застыла и молчит, и не внимает.

Не хочет праздника душа, не хочет буден,

А просто тихо, не спеша –

И будь, что будет.

 

Глаза опущены к земле, шаги размыты,

Мечты  задушены вполне, вполне забыты.

Все на местах, все решено: семья, заботы,

Ну а мечты – они давно

На старых фото.

 

Трель соловья, шум камыша и уток стая

Мелькнет… и вскинется душа,

Как молодая.

 

 

* * *

 

Он не любит меня, мама,

Он не пишет мне писем ладных

И не ждет  от меня улыбки,

И мои не важны дела

Для него. Что со мной будет –

То ли ветер меня задует,

То ли музыка, то ли будни –

Безучастны его слова.

 

Вот и падают  прямо в сердце

Льдинки альта и льдинки меццо,

И играет смычком унылым

По душе – его пустота.

Как же можно так ошибаться,

Мама, – ведь мне не двадцать,

Мне за счастьем своим гоняться

Не с руки – я уже не та.

 

То ли было… но знаю, слажу

Я и с этим – дела улажу,

Уложу в чемодан, проглажу

И пригожая выйду вновь

 

На дорожки-пригорки жизни.

Знаешь, мама, еще увидишь

На холсте моей новой жизни

Расцветающую любовь.

 

ЮЛИЯ ПЕТРУСЕВИЧЮТЕ ● ЖУРНАЛ СМОТРИТЕЛЯ МАЯКА ● ЦИКЛ СТИХОТВОРЕНИЙ

04. 01.14.

 

Если ночью поднимется ветер – начнётся прилив,

и зальёт деревянную лестницу до половины.

Каменистый обрыв загудит, и морские глубины

ровным гулом ответят на радостный первый порыв.

 

Я проснусь от удара под сердцем, от звона в груди,

в напряжённом молчании острова, в каменной дрожи,

я услышу, как пенным хвостом хлещет тёмная лошадь,

на дыбы поднимая солёные волны. Прочти

 

за чертой горизонта послание дальних штормов,

время зимних ветров и бессонных ночей на пороге.

мы ещё постоим у окна и помедлим немного,

и запустим огонь маяка в пелене облаков.

  Читать дальше 'ЮЛИЯ ПЕТРУСЕВИЧЮТЕ ● ЖУРНАЛ СМОТРИТЕЛЯ МАЯКА ● ЦИКЛ СТИХОТВОРЕНИЙ'»

АННА НАТАЛИЯ МАЛАХОВСКАЯ ● ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ ТЬМА ● ПРОДОЛЖЕНИЕ

 

замок с корнямиЧАСТЬ ТРЕТЬЯ (Начало см. выпуски 57, 58 и 59)

 

Глава первая. НОВЫЙ ГОД

 

Картина первая

 

За густой стеной тумана, за сырыми кирпичами старого петербургского дома. Коммунальная кухня. У стола с толстыми дубовыми ножками Аня чистит картошку. Старуха в грязной красной кофте помешивает что-то в котелке, кипящем на плите: резкие сухие черты лица, надо лбом – жёлтый локончик. Женщина в красном халате бежит с тазом в руках. Хозяйки суетятся. Мелькают руки, ноги. Саша в костюме бирюзового цвета наливает воду в вазу с цветами.

 

Старуха в красной кофте: Цветочки принесли! Хе-хе! Цветочки. Цветочки-то из трупиков растут.

Саша оглядывается.

Старуха: Из трупиков, на кладбище. На могилах земля-то жирная… (растопырив пальцы, улыбается).

Полная дама в кремпленовом платье (визжит): Мама, опять у тебя сало горит!

Выбегает маленькая старушка, тощая, как мальчишка. Растрёпанная, босиком. Начинает перекладывать сало. Женщина в красном халате бежит с горшком в руках. Появляется аккуратная старуха в белом платочке на голове, в заштопанном платьи до пят.

Маленькая старушка (почтительно): С наступающим, Александра Андреевна!

Александра Андреевна : С наступающим. (Идёт к своему столу, раскрывает банку с квашеной капустой).

Старуха в красной кофте: Александра Андреевна, как ваша капустка пахнет аппетитно! Не дадите попробовать?

Читать дальше 'АННА НАТАЛИЯ МАЛАХОВСКАЯ ● ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ ТЬМА ● ПРОДОЛЖЕНИЕ'»

ЛИЛЯ ХАЙЛИС ● ХРОНИКИ АНГЕЛОВ

А тут Илиэль заныл с другой стороны. Откуда только взялся. И вяжется, и стонет, всё жалуется: – Какой из меня производитель? Кого я могу произвести, когда не привлекают меня женщины.

– Остынь, – ответствовал я. – На моей памяти тебя и не вызывал никто уж сколько эпох. Нужны им твои однобокие хромосомы!

– Можно подумать, – Илиэль тут же огрызнулся, – что один ты за всех трудишься.

Я пожал плечами: – Люцифера забыл. Тот вообще пашет, как папа Карло. Сам произвёл целый генотип.

– Это ли не страшно.

Илиэлю всегда всё плохо. Вот его-то я точно изобразил.

– Может, они и стремятся вывести как раз отрицательный генотип?

– В смысле? – подозрительно спросил я.

Что-то не особо вдохновлял меня поворот разговора.

Илиэль кивнул куда-то в неопределенном направлении: – А ты до сих пор не заметил, что именно Люсика бабы больше всех любят?

Ещё бы это пропустить.

Илиэль тяжко вздохнул: – Вот можешь ты мне объяснить, чем матерей привлекает Люцифер? За ним же постоянно формируется очередь.

Я приосанился и скромно усмехнулся. Тоже, мол, не лыком…

– Напрасно ты иронизируешь.

Читать дальше 'ЛИЛЯ ХАЙЛИС ● ХРОНИКИ АНГЕЛОВ'»

ТАТЬЯНА ЯНКОВСКАЯ ● ПРЕДЛОЖЕНИЕ

– Разрешите?

Эльмира не удивилась. Едва заметив Роберта, входящего в ресторан, она уже не сомневалась, что он пригласит её на танго. Она сидела в кресле возле бара, поджидая знакомых. Кроме Роберта, никого из своих ещё не было, да она и не знала точно, кто придёт, поэтому после танца приняла его приглашение занять столик на двоих.

Эльмира жила в Нью-Йорке уже десять лет, и за это время стала завсегдатаем милонг[1], где собираются любители аргентинского танго. Подумать только, что в пятидесятые годы прошлого века молодой, агрессивный рок-н-ролл готов был в борьбе за рынок не только потеснить, а стереть саму память об этом танце иммигрантов, впитавшем их мечты и тоску по родным местам, ставшем пульсирующим сердцем Буэнос-Айреса и покорившем мир. Но танго выжило и в последние годы вновь с триумфом распространилось на все континенты, вербуя новых сторонников. Дитя портовых кабаков Буэнос-Айреса, оно нашло приют в северных широтах в недрах огромного города-спрута, раскинувшегося, как и его южный собрат, в дельте полноводной реки, и омываемого водами того же океана, известного своим неспокойным нравом. Летом милонги из тёмных нью-йоркских студий вырываются на воздух под кроны парков, тянутся к воде, обживая пирсы Гудзона и Ист-ривер, а с наступлением холодов снова прячутся от посторонних глаз.

Читать дальше 'ТАТЬЯНА ЯНКОВСКАЯ ● ПРЕДЛОЖЕНИЕ'»

EВСЕЙ ЦЕЙТЛИН ● ПОЭТ И ИМПЕРИЯ: ПРОПЕТЫЙ МОТИВ

                                        Из цикла Откуда и куда

 

Стихи Эвелины Ракитской я впервые читал жарким летом 2002- го. Во многих районах России полыхали тогда пожары. Странно ли то, что их тревожный отсвет я вдруг увидел в стихах Ракитской, которые все больше и больше завораживали меня своей мрачной гармонией?

 

Ничего удивительного здесь, однако, не было. Едва ли не каждое четверостишие сразу и внятно обнажало главную, сокровенную тему автора:

 

     Страна моя, пустынная, большая…

     Равнина под молочно-белым днем.

     Люблю тебя, как любит кошка дом,

     Дом, только что лишившийся хозяев.

 

     И странное со мной бывает чудо –

     Когда-то кем-то брошенная тут,

     Мне кажется, я не уйду отсюда,

     Когда и все хозяева уйдут…

Читать дальше 'EВСЕЙ ЦЕЙТЛИН ● ПОЭТ И ИМПЕРИЯ: ПРОПЕТЫЙ МОТИВ'»

ИРИНА ШУЛЬГИНА ● БЯША ● ХУДОЖНИЦА ЛИДИЯ ШУЛЬГИНА

Кэролл – Алиса с фламинго под мышкой Давным-давно, в далекой прекрасной стране по имени Детство на дачной терраске сидели две девочки: одна – лет двенадцати, другая – лет шести. Старшая читала младшей книжку, и чем дальше читала, тем сильнее ее клонило в сон. Книжка была, по ее мнению, невероятно скучной! Она уже успела прочитать множество захватывающих книжек, в которых действовали доблестные герои и коварные злодеи, и всегда было понятно, кто благороден, а кто – подлец! Но в книжке, которую бабушка попросила ее почитать младшей сестре, ни слова не говорилось ни про любовь, ни про коварство, ни про подвиги. А речь шла о странной девчонке-англичанке, которая непонятно как попадает в неведомую страну, болтает ни пойми о чем с суетливым кроликом, тонет в собственных слезах и совершает массу других необъяснимых, дурацких поступков.

Мало-помалу чтица, чувствуя, как от скуки у нее заплетается язык, спросила сестренку: «Тебе что, интересно? Может, лучше пойдем на великах покатаемся?». Младшая девочка подняла на нее темные живые глаза. Ее густые кудрявые волосы, из-за которых подружки прозвали ее «Бяшей», будто ласкового ягненка, шевелил теплый июльский ветерок. «Мне – интересно», – кивнула она сестре. Что было делать? Пришлось нудное чтение продолжить.

Читать дальше 'ИРИНА ШУЛЬГИНА ● БЯША ● ХУДОЖНИЦА ЛИДИЯ ШУЛЬГИНА'»

НАТАЛЬЯ КРОФТС ● ПЯТЫЙ КОНТИНЕНТ ● Интервью с Евгением ВИТКОВСКИМ.

Евгений ВитковскийО русской литературе Австралии беседуют литературовед Евгений Витковский и заведующая порталом «Русскоязычная литература Австралии» старейшей русскоязычной газеты Австралии «Единение» Наталья Крофтс.

НК: Евгений Владимирович, прежде всего, разрешите поздравить вас с выходом двухтомника «Вечный слушатель: семь столетий поэзии в переводах Евгения Витковского», собравшего основные ваши переводы более чем за 40 лет работы.

Но, отдав дань вам, как переводчику, вернёмся к вам, как к литературоведу, подавшему мне идею заняться исследованием русской литературы Австралии. Давайте начнём наш разговор с самых её истоков. Насколько мне удалось определить, первое стихотворение, написанное русским поэтом на австралийской земле, принадлежало Константину Бальмонту, приехавшему в Австралию в 1912 году. По крайней мере, первое стихотворение, до нас дошедшее.

ЕВ: И не только стихотворения, а ещё и письма – из города Хобата, штат Тасмания. Город этот Бальмонт обложил со всех сторон! Ругался не меньше, чем наш Гоголь, который попал на Мальту и первым из русских людей зафиксировал: «Язык невесть какой». Но я согласен: думаю, что раньше Бальмонта в Австралии Вы ничего и не найдёте. Другой вопрос, а можно ли считать Тасманию тех лет полноправной Австралией?

Читать дальше 'НАТАЛЬЯ КРОФТС ● ПЯТЫЙ КОНТИНЕНТ ● Интервью с Евгением ВИТКОВСКИМ.'»